История Полоцка и Северо-Западной Руси

С полным утверждением немцев в Ливонии латыши окончательно выступили из-под власти полоцких князей; но немцы, их покровители, употребляя их как орудие для своих целей, вовсе не заботились о их развитии и сообщении им цивилизации; так что латыши, под властью полоцких князей выучившиеся строить города и, может быть, от полоцких колоний заимствовавшие земледелие, освободившись от полоцкого влияния, ни на шаг не двинулись вперед, погрязли в грубости и жестокости, а потом, с продолжением времени, были обращены немцами в полное рабство и лишились земли, которую немцы всю забрали себе. Кажется, с полным вероятием можно сказать, что главными орудиями в подчинении летголы немцам были сами старшины летголы, скоро подружившиеся с немцами и усвоившие себе немецкие обычаи. Этим старшинам, состоящим преимущественно из богатых и сильных землевладельцев, было выгодно встать на стороне немцев и усердно служить им, чтобы под их покровительством окончательно поработить бедный народ, в чем при помощи немцев они и успели, и поработили народ свой окончательно; но в свою очередь и сами за это должны были поплатиться или порабощением, или изменением своей национальности, т. е. обращением в немцев. Таким образом, Латышская земля, первая изменившая полочанам, первая и поплатилась полным порабощением немцами.

Земгалы, или, как пишут немецкие летописцы, по-латыни семигаллы, жили на левом берегу Западной Двины, начиная от поморья, а на восток их поселения простирались до группы озер, лежащих на север от Бреславля; южную границу Земгалии составляли литовские леса и пущи, а западную – жилища одноплеменных с земгалою курши, или куроны, западные соседи земгалы, на юг граничили с жемайтиею, а на запад и на север прямо примыкали своими поселениями к морю. Оба сих племени были литовского происхождения; язык и религия у них были литовские, и, вероятно, в доисторической древности составляли с литовцами один народ, признававший власть Криве-Кривейто; но как племена литовские искони мало имели связи между собою и каждое жило самостоятельною жизнью; а посему естественным образом в течение времени курши и земгалы мало-помалу сделались совершенно чуждыми и враждебными литве; но как это сделалось, мы не имеем никаких известий ни в наших, ни в чужеземных летописях. По свидетельству Нестора, курши и земгалы уже при самом начале платили дань Руси, т. е. ближайшему русскому владению – Полоцку. Были ли какие полоцкие колонии в землях земгалы и курши, мы не имеем об этом никаких известий; но, по свидетельству ливонских летописей, и курши, и особенно земгалы жили в согласии с полоцкими колониями на Двине; следовательно, есть вероятие, что полоцкие колонии были и в землях земгалы и курши; только следы сих колоний так затянуты немецким наслоением, что их теперь мудрено и даже невозможно отыскать.

По свидетельству ливонского летописца Генриха Латыша, земгалы при первом появлении немцев в устьях Двины стали к ним во враждебные отношения и, узнавши, что немцы начали строить каменные города, явились подо стенами Икесколы, опутала город большими канатами и думали сдвинуть его в Двину. Это первое известие ливонского летописца о земгале говорит, что немцы смотрели на его племя как на дикарей. Разумеется, земгалам не удалось сдвинуть Икесколы в Двину, и, прогнанные защитниками города, они должны были уйти в свои леса, очевидно находившиеся очень близко от первых немецких поселений на Двине. Но неудача под Икесколой не прекратила враждебных отношений между немцами и земгалою; так что в 1200 году ливонские немцы сделали запрет своим купцам, приезжающим из Германии, торговать с земгалою и посещать их страну. Земгалы, не прекращая своих набегов на ливонцев, признавших немецкую власть, в 1202 году сожгли немецкую церковь в Гольме и все тамошнее поселение, но тамошнего замка взять не могли и через своих послов заключили в Риге мир и с немцами, и с ливонцами. Исполняя добросовестно мирные условии, земгалы под предводительством своего главного старшины Вешгарда в 1206 году предуведомили немцев о замыслах Литвы, и пришли к ним на помощь, и вместе с немцами разбили Литву, возвращавшуюся с добычею и пленниками из эстонского похода. Но недаром земгалы помогали немцам против Литвы; в 1207 году тот же Вешгард опять явился в Ригу просить помощи на Литву; и немцы по его просьбе отпустили свой отряд воинов на помощь земгале. Хотя этот немецкий отряд был разбит литовцами и не много принес пользы; тем не менее земгалы, разбивши в свою очередь литовцев, часть литовской добычи прислали в Ригу. Но, очевидно, земгалы хотя и помогали иногда немцам, но еще не думали признавать немецкой власти над собою и не пускали к себе немецких поселений. Ибо когда в 1219 году небольшое поколение земгалы, жившее в Мезотине, согласилось креститься и пригласило в Мезотин немецкий гарнизон, то тот же Венигарь, главный старейшина земгалы, собрал большую рать из всех краев Земгальской земли, принудил немцев очистить Мезотин; и все племена земгалы, крещенные и некрещенные, заключили союз с литовцами против немцев, снова укрепили и распространили Мезотинскую крепость и учинили опустошительный набег на крещеных ливонцев, живших в Гольме; в ответ на это немцы с ливонцами и летголою собрали большое войско и с стенобитными орудиями отправились к Мезотину.

Мезотинцы долго и отчаянно защищались, Вешгард с литовцами приходил на выручку; но немцы своей многочисленностью наконец одолели, отогнали Вешгарда, взяли приступом Мезотин, разграбили его и сожгли, дозволивши жителям удалиться, куда кто знает. Но взятием и сожжением Мезотина дело не кончилось. немцы старались проникнуть в земли земгалы и обратить народ в латинство; а земгалы со своим старейшиною Вешгардом продолжали отстаивать свою независимость и не пропускать к себе немецких миссионеров. Наконец в 1225 году, во время приезда папского легата, Вешгард пришел по его приглашению в Ригу и, по настоянию легата, дозволил немецкому миссионеру проповедывать латинство земгале. А в 1231 году рижский епископ Николай третью часть земель земгалы крещеной и некрещеной отдал уже рижским гражданам – немцам за поднятые ими труды и издержки по распространенно латинства между соседними идолопоклонническими племенами. Конечно, немцы по благословенно папы имели обычай делить между собою еще непокоренные земли; но тем не менее из указанного дележа 1231 года видно, что немцы уже наложили свою тяжелую руку на свободную земгалу, хотя еще и не успели покорить ее не только оружием, но и крещением.

Относительно внутреннего устройства земгалы мы можем сказать, что земгалы имели уже города, следовательно, были уже в близких отношениях к полоцким колониям. Потом это племя делилось на несколько мелких племен, которые более или менее были независимы друг от друга и имели своих старейшин; но, кажется, по крайней мере в первой половине XIII столетия главою и начальником всех племен земгалы или по крайней мере многих был богатый и сильный старейшина племени тернетена Вешгард. Впрочем, по всему вероятно, главенство Вешгарда было только личное, т. е. прочие старшины слушали его только по уважению к уму и могуществу, общего же между племенами, кроме языка и религии, ничего не было, не было постоянного союза между племенами. Это ясно свидетельствует о покорении немцами племени зелонов, принадлежавшего к земгальским племенам и занимавшего левый берег Двины. Племя зелонов жило на перепутье из Литвы в Ливонию, и их довольно укрепленный город, лежавший прямо на левом берегу Двины, был убежищем и местом отдохновения для литовцев, делавших набеги на ливов и летголу. В 1207 году епископ Альберт, имея в виду преградить свободную дорогу через Двину, собрал немцев, ливов и летголу, осадил город зелонов и после непродолжительной осады принудил его к сдаче, а зелонов всех обратил в латинство и над замком города водрузил знамя Богоматери в знак того, что все племя зелонов признает над собою власть немцев. И пока все это делалось, из соседних племен земгалы ни одно не пришло на помощь к зелонам, своим соплеменникам. И конечно, этого не могло бы быть, ежели бы между племенами земгалы была какая-нибудь связь, ежели бы они понимали целость земгальской земли; ибо покорение зелонов отворяло немцам ворота в земли земгалы, расчищало путь к последующим завоеваниям.

Курши, или, у немцев, куроны, соплеменники земгалы, при первоначальном утверждении немцев в Ливонии в 1200 году заключили с немцами мир и, по своему обычаю, утвердили его кровью, для чего и присылали своих послов в только что построенную немцами Ригу. Куроны, как приморские жители, преимущественно занимались морским грабежом у своих и соседних берегов, и, кажется, они затем и поспешили заключить мир с немцами, чтобы беспрепятственно заниматься своим отважным ремеслом. Мир же этот нисколько не обеспечивал даже немецких торговцев, приходивших из Германии в Ригу. Куроны обыкновенно поджидали таких гостей при входе в Рижский залив в узком проливе около острова Эзель. В первый раз куроны явились у берегов Ливонии в 1210 году на восьми кораблях, ограбили два немецких корабля, везшие немецких воинов в Ригу, и всех бывших на кораблях перебили. Затем в том же году куроны соединились с восставшими на немцев ливонцами, земгалою, литвою и русскими, чтобы уничтожить Ригу и перебить всех немцев. Куроны напали первые и осадили Ригу; осада продолжалась несколько дней; та и другая сторона бились мужественно, наконец на последнем приступе явились на помощь рижанам немцы из Гольма, и куроны принуждены были отступить и переправиться на противоположный берег Двины. Куроны здесь стояли несколько дней, вероятно поджидая союзников, но союзники не являлись; а между тем немцы из разных ливонских городов сошлись в Ригу и, составивши значительное войско, стали тревожить куронов в их лагере и тем заставили их сесть на корабли и удалиться домой. С сего времени куроны, или курши, более уже не принимают участия в делах соседних племен с немцами; но зато немцы, год от года получая более силы и могущества от постоянного наплыва искателей приключений из разных краев Германии, мало-помалу стали напирать на куронов, делать набеги на их землю под предлогом распространения христианства, а на деле – для порабощения того или другого племени. Так что в 1230 году некоторые племена курши согласились принять христианство и платить определенную дань немцам, даже помогать им в войне, только бы избавиться от жадных пришельцев, отнимавших у них землю и производивших большие грабежи и убийства. До нас дошли две договорные грамоты куронов с монахом Балдуином, нунцием папского легата. Из них в первой одна часть куршей, бывшая во власти царя Ляммехина, именно земли Дурпис и Саггара и следующие четырнадцать килигунд – Тдарголара, Осуа, Лянгис, Венелис, Нормис, Киемола, Пугивас, Сартинус, Рива, Сацеза, Эдуплиа, Алисваигес, Аюстенахос и еще несколько килигунд и селений по обеим сторонам Винды (Виндавы), согласились креститься, принять священников и подчинить папе свои земли и себя, и назначенному от него епископу, и сверх того делать набеги на язычников как для защиты христианской земли, так и для распространения веры. В другом же договоре на тех же условиях приняли крещение двенадцать селений в Бандове и Виннении по сю сторону Винды. В том же году местности Ренда, Галевалла, Пидевале, Матекуле, Вана, Пуре, Угессе, Кандове и Ансес вступили в договор с рижанами и Ливонским орденом, по которому дали слово креститься и платить в Ригу определенную ежегодную дань почем с сохи, содержать священников, присылаемых из Риги, и вместе с рижанами воевать против врагов Христа. За это рижане обещали им неприкосновенность полей и других владений и защиту от всякой другой власти, пока куроны будут держаться христианства. Разумеется, исчисленные в договорах земли, килигунды и селения не составляли всех владений куршей, да и означенные области, вступившие в договор с немцами, нередко восставали на своих притеснителей; а посему война с куронами, или куршами, то прекращалась, то возобновлялась почти до XIV столетия, пока немцы успели застроить Курляндию своими замками и совершенно поработить туземцев.

О внутреннем устройстве и образе жизни куронов, или куршей, на основании данных, рассыпанных в летописях и договорах, мы можем сказать, что земли куршей рекою Виндавою разделялись на две неравные половины, на западную и восточную, часть западной половины, именно земли Дурпис и Саггара, имели своего царя или князя, владения этого государя разделялись на области, называвшиеся килигундами. Были ли князья в других краях Куронской земли – мы не знаем, но то известно, что в большей части племен куршей управление было в руках старшин или даже принадлежало народным собраниям; так, например, при заключении договора с рижанами от девяти куронских местностей не упоминается ни о князьях, ни о старшинах; договор прямо писан от девяти местностей, значит, в этих местностях не было ни князей, ни старшин. Приморские или береговые племена куршей занимались рыболовством и морскими разбоями и отличались храбростью и предприимчивостью; жители же внутренних областей были земледельцы и сеяли озимую пшеницу; ибо немцы в договоре 1230 года обложили их ежегодною данью по половине морского таланта озимой пшеницы с сохи и с бороны; следовательно, земледелие для жителей внутренних областей было общей промышленностью. Все это показывает, что курши в отношении к образу жизни находились на высшей степени развития сравнительно с многими из своих соседей и, по всему вероятию, до прибытия немцев были под влиянием Полоцка, которому, как известно, уже платили дань еще в первые времена русской истории.

Ливы

Племя ливов принадлежало к древнейшим обитателям Прибалтийского края и, вероятно, владело всей тамошней страной, оно было одного происхождения с чудью, или эстами, и наровою, имевшими свои поселения по соседству с новгородскими владениями. Все сии племена принадлежали к финской расе, которая, по свидетельству древних греческих и римских писателей, владела всем Прибалтийским поморьем. Но в то время, как явились сюда полочане со своими колониями, ливам принадлежала уже самая незначительная часть здешней страны, именно устья Двины и правый берег этой реки до Бокенгаузена и по восточному берегу Рижского залива до устьев реки Перновы; на юго-востоке граница владений ливов сходилась с летголою, и на северо-востоке с соплеменниками ливов, чудью, или эстами, весь же левый берег Двины и на запад от Двины до Виндавы и за Виндавою, как мы уже видели, при появления в здешнем краю полочан, принадлежал разным литовским племенам, а именно: куршей, земгал и летголов, которые со всех сторон напирали на ливов и вообще на финнов и теснили их к северу. Появление в здешнем краю полочан, как должно полагать, несколько приостановило или подзадержало напор литовских племен и, таким образом, дало возможность ливам удержаться при устьях Двины. Двина, как большая торговая дорога к морю, естественно, должна была обратить на себя внимание предприимчивых и преданных торговле полочан. Продвинувши свои колонии к устьям Двины, полочане необходимо должны были натолкнуться на племя ливов, занимавшее устье Двины. И как ливы сравнительно с напиравшими на нее литовскими или латышскими племенами были племенем слабейшим, то полочане и должны были принять его под свое покровительство, чтобы тем безопаснее самим владеть устьем дорогой для них Двины. И действительно, полочане приняли все меры, чтобы остановить напор летголов, или латышей, они стали во враждебные отношения к летголе и, с одной стороны, выстроили в земле латышей на самой почти границе с ливами свой город Берзику, где постоянно держали своего посадника и потом князя, чтобы сдерживать латышей, а с другой стороны, в самой Ливонской земле на правом берегу Двины поставили свой пригород Кукейнос, где впоследствии посадили своего князя, вероятно из племени Изяславова. В конце XII века земли ливов, по крайней мере ближайшие к Двине, составляли уже полное владение полоцких князей, как ясно свидетельствует ливонский летописец Генрих Латыш, который, рассказывая о прибытии латинского миссионера Мейнарда в Ливонию, говорит, что Мейнард просил у полоцкого князя Владимира дозволения проповедовать христианство языческим ливам, потому что племя это состояло под властью полоцкого князя. Но, очевидно, вследствие междоусобий в самом Полоцке и стеснения полоцких князей другими русскими князьями покровительство Полоцка в конце XII века плохо защищало ливов от набегов соседних литовских племен земгалов и летголов; ибо немецкому миссионеру Мейнарду на другой же год по прибытии сюда пришлось строить замки Икесколу, Гольм для защиты ливов от набегов литвы и земгалов.

Ливы, или ливонцы, обрадованные помощью, которую им сделал Мейнард построением замков, охотно стали принимать латинское крещение; но скоро увидали, куда клонится проповедь Мейнарда, грозившая порабощением; а посему торжественно отреклись от принятого крещения, смыли его купанием в Двине и сказали: «Пусть с рекою идет к немцам». Все это поставило Мейнарда в такое положение, что он думал уже оставить Ливонию; но немецкие купцы, с которыми он приехал, удержали его, обещаясь привести войско из Германии. Преемник Мейнарда епископ Бертольд действительно пришел с немецким войском и вместо мира и христианской проповеди начал войну с ливонцами и погиб в одной битве. После чего ливонцы приговорили в своем народном собрании, чтобы латинские священники и немцы к Пасхе оставили их земли, а кто из них не уйдет, тех убить. Но этот приговор не был исполнен; ибо немецкие купцы уже успели завести здесь выгодные связи и сумели задарить старшин; наконец приехал в Ливонию третий епископ Альберт; он привел с собою войско на 23 кораблях, и силою занял первые по дороге городки Икесколу и Гольм, и построил и сильно укрепил новый город Ригу. Построивши и укрепивши Ригу, Альберт стал действовать смелее; он в третий же год своего епископства отдал два ливонских городка по течению Двины, Икесколу и Леневарде, на феодальных правах, от имени Рижской Богоматери двум тевтонским рыцарям и, таким образом, стал распоряжаться Ливонскою землею по немецким порядкам; а на четвертом году своего епископства учредил немецкий орден меченосцев, чтобы иметь постоянно готовое войско для поддержания своих видов на здешний край. Таковые самовластные распоряжения немцев, естественно, должны были отозваться сопротивлением ливонцев; и весь седьмой год Альбертова епископства прошел в войнах с ливами.

В 13-м году Альбертова епископства ливонцы, потерпевши множество поражений, видя свою землю опустошенною как немцами, так и немецкими союзниками – латышами и не ожидая ниоткуда помощи, решились на последнее средство – окончательно поддаться немцам, платить им определенную дань и взять себе правителей и судей от немцев. Епископ Альберт принял таковое решение, назначил определенный платеж дани и обещал защищать ливонцев от всех обид, но с условием: пока они будут держаться латинских обрядов веры; а на следующий год сумел вынудить у полоцкого князя согласие, чтобы ливонцам не платить дани в Полоцк; и таким образом окончательно утвердил Ливонию за собою и немцами и отстранил все сношения и связи ливонцев с полоцкими князьями.

Ливония, по свидетельству ливонских летописцев, разделялась на Ливонию по Двине, т. е. от Двины до реки Голвы (ныне Аа) на Торейду по реке Голве, и на Идумею и Межиполе по восточному берегу Рижского залива. Каждый из сих отделов составлял самостоятельное независимое племя; в каждом из сих племен были свое народное собрание, или вече, и, сверх того, старшины или лучшие люди, которых иногда подкупали немцы и через них уничтожали вредные для себя приговоры народных собраний. Кроме старейшин у ливов бывали еще старейшины старейшин, как бы князья. Так, во время Альберта старейшиной старейшин в Торейде был некто по имени Кавпон; но, по всему вероятию, таковое первенствующее старейшинство не было постоянным необходимым институтом в общественном устройстве ливов; а приобретал как бы княжескую власть тот или другой старейшина по своему богатству и могуществу; когда же такового налицо не было, то не было и этой как бы княжеской власти; на это указывает и самое выражение летописи – как бы княжеская власть. Тем не менее у ливов старейшины, как богатейшие и сильные люди, пользовались значительною властью. Они нередко вели общественные дела мимо народных собраний; так, мы уже видели, что в 1198 году старейшины, получивши богатые подарки от немецких купцов, успели отменить приговор народного собрания об изгнании немцев; или в 1205 году те же старейшины через своих посланных поднимали на немцев полоцкого князя Владимира; или в 1206 году старейшины города Гольма зазвали немцев в Укесколу; или в том же 1206 году старейшиною старейшин в Гольме был некто Ако, который руководил всем восстанием против немцев.