История Рай-авеню

— Когда это случилось? — спросил Данте.

— В тот период времени, когда Мариана, по ее словам, «блюла чистоту».

Голос Бена дрожал. Они все повернулись в его сторону.

— Я тогда посещал курсы в Колумбийском университете и готовился отбыть на Нюрнбергский процесс. Мариана Радзински… — он покачал головой. — Держу пари, я был единственным среди вас, кто заплатил ей. Она была, кстати, профессиональной шлюхой. С меня она взяла деньги.

— С меня тоже, — сказал Чарли. — Я был с ней пару раз.

Данте переводил взгляд с одного из своих друзей на другого:

— Ничего этого нет в рукописи Уилли.

— Он или не знал об этом, или хотел подставить тебя, Данте. Скажи мне… — Бен колебался некоторое время. — Как он выглядит, этот Дэнни Уильямс?

— Ну, сами увидите. Он скоро будет здесь.

— Но почему, Данте? Почему он хочет встретиться с нами?

— Не знаю, Бенни. Он сказал, что ему важно увидеть нас всех вместе.

— Хорошо, — сказала Меган. — Давайте вернемся к убийству Сташева. Уилли называет нас всех убийцами этого человека. Но я, например, никому в жизни не рассказывала про тот вечер.

— Молодец, Меган. Сдержала обещание, — сказал Данте.

— Давайте поговорим об этом, хорошо? — Меган окинула всех взглядом. — Я хочу знать кое-что. Что бы все думаете о том, что произошло тогда. Бенни, ты считаешь, что убивал Сташева?

Не думая ни минуты, он сказал:

— Еще бы, черт возьми. Когда мы уходили, он был мертв.

Юджин покачал головой:

— Нет. Он был жив. Пришел отец Уилли и убил его. Бен, ты что, на самом деле думаешь, что я мог бы закончить семинарию, если бы верил в то…

Лицо Бена потемнело, голос стал тихим и угрожающим:

— Да, я действительно верю в это, Юджин. Черт, я видел, как в концлагере католический священник прощал грехи эсэсовцам. Он отпускал грехи целой роте.

Они и раньше, в детстве, видели, как Юджин впадает в ярость, но таким еще не видели никогда. Он стоял, одетый в черную сутану с белым воротничком, бледный от гнева.

— Ты сравниваешь меня с убийцами из Аушвица?

Бен встал и подошел к Юджину:

— Да, епископ О’Брайн. То, что мы совершили тем вечером, нельзя сравнивать с убийствами в концлагерях, но вы, священники, все решаете очень просто — покайся, и Бог простит тебя. И ты опять хороший парень.

Юджин замахнулся, чтобы нанести удар, но Чарли схватил брата за руку.

— Прекратите — этого нам только не хватало, — он обнял Джина. — Мы говорим о том, убивали мы Сташева или нет. Меган, как насчет тебя?

— Откровенно говоря, я думаю, что мы убили его. Я считаю, что старик Уилли бил уже мертвеца, когда подъехали полицейские и увидели его. Он был пьян. Он сказал то, что сказал, и настаивал на своих словах. Что и привело его на электрический стул.

— Так, значит, ты считаешь, что мы несем ответственность за две смерти? — спросил Джин.

— Я не знаю, Джин. На самом деле, не знаю. Чарли спросил меня, и я ответила. Да, я думаю, что мы убили его. А может быть, и нет. Я не знаю.

Чтобы немного разрядить атмосферу, Данте сказал:

— Меган, как ты можешь знать о том, что произошло в тот вечер, если ты даже не была там?

— Правильно, Данте. И я уверена в том, что я не отец Дэнни Уильямса.

— Совсем не смешно, Меган.

— Ты же знаешь меня, Данте. Я всегда захожу слишком далеко.

Они сели. Все думали о том, каких высот они достигли в жизни, какого почета. Думали о своих карьерах, о родственниках. О том, что все может рухнуть.

Наконец Бен выразил словами то, о чем они все думали:

— Мы не можем этого допустить, не так ли? Чего он хочет, этот Дэнни Уильямс? Шантажировать нас, что ли?

— Я не знаю, но скоро это станет ясно.

— Данте, послушай, — лицо Бена ожесточилось и стало безобразным. — Всю жизнь я имел дело с насилием. Не знаю, сколько человек я убил во время службы в США и Израиле. Но я знаю, как надо решить этот вопрос. Иногда люди просто исчезают, и о них больше никогда никто не слышит. Не мне вам об этом говорить…

Меган сказала:

— Ты говоришь об убийстве этого молодого человека?

— Я говорю о спасении наших жизней, вот о чем.

Меган окинула взглядом комнату. Никто ничего не сказал. Все, казалось, согласились со словами Бена Херскеля.

— Бен, ты не хотел такое сказать, не так ли?

— Слушай, Меган, не лезь в это дело, ладно?

— Не лезь в это дело, девочка. Ты это хочешь сказать? Но там, в этой рукописи, есть и обо мне; и о моих родных. Я — в этом деле, как и вы все.

— Бенни, ведь мы говорим о молодом человеке, который может быть моим сыном или сыном Джина, Чарли, твоим сыном.

Бен ответил глухим, мертвым голосом:

— Два моих сына погибли, а еще два — защищают родину. Других сыновей у меня нет.

В дверь позвонили.

— Ну вот и он, — сказал Данте.

Глава 4

Он подошел прямо к Меган и, улыбаясь, сказал:

— Вы, конечно, Меган.

Он не испытывал никакой неловкости, называя ее по имени. В конце концов, он знает о всех ее тайнах из этой рукописи. Он заглянул ей в глаза. Меган подумала, что дамы, должно быть, сходят от него с ума. Но заметила и другое — он волнуется.

Меган наблюдала за всеми, кто находился в этой комнате. Они все искали в Дэнни черты сходства с собой.

Ни его улыбка, ни развязность, ни дружеские рукопожатия не ослабили напряжения, дарившего в комнате. Они смотрели на него как на человека, который готов их погубить. Но он также был сыном одного из них.

Меган предложила ему выпить что-нибудь. Он кивнул.

Выражение лица Джина было непроницаемо. Чарли даже не мог смотреть на незнакомца. Незнакомца ли? Данте? В его семье таки родился сын. О чем он думал в эту минуту?

Выпив немного виски, Дэнни Уильямс развел руками, как будто он был здесь хозяином и принимал гостей. Он обратился к ним:

— Прошу вас всех расслабиться. Я пришел сюда, чтобы поговорить с вами всеми сразу, потому что мы все повязаны одним делом.

Улыбнувшись, он добавил:

— Посредством автобиографии Уилли.

Бенни Херскель, борец с террористами и генерал, обратился к журналисту и заговорил с ним голосом, в котором звучали жесткие нотки:

— Хорошо, парень. Мы все собрались здесь. Чего ты хочешь от нас?