История Рай-авеню

— О, Боже. Любого. Какого хочешь.

Меган поставила «Все или ничего» и стала наблюдать за Сюзи, лицо которой расслабилось. Она видела, как с него исчезает выражение грусти и тоски, мечтательно открываются и закрываются глаза. Ее подруга тонко чувствовала музыку. Меган думала о том, помнит ли тело Сюзи танцевальные движения. Она удивлялась, что та переносит пребывание в этой чертовой тюрьме, в то время как вся ее натура стремится к танцу.

Меган была в замешательстве. Сюзи говорила такие шокирующие вещи о сексе, о жизни вообще, о своем теле. Но все это отличалось от того, что говорила о сексе Пэтси Вагнер.

Слушая Сюзи, Меган испытывала чувство вины. Но Сюзи говорила так, будто многие считающиеся запретными вещи на самом деле совершенно нормальны и даже забавны.

Когда Меган покидала Варм-Спрингс, ей было тяжело расставаться с Сюзи, но та пообещала, что очень скоро вернется в Нью-Йорк. И тогда пригласит ее в гости. Она обещала Меган веселую жизнь. «Ну, улыбнись же, поцелуй меня, а потом отправляйся домой и, смотри, хорошенько учись в Хантере», — говорила ей Сюзи на прощанье.

Меган склонилась над ней и поцеловала в кончик носа, а потом в лоб, точно так же, как отец целовал ее, когда она была маленькая.

Сюзи понизила голос и сказала:

— Я вернусь, Меган. Обещаю тебе, что мы встретимся в Нью-Йорке. И, клянусь, никому не удастся тебя испортить. Я никому не позволю.

Они были ровесницы, но, разговаривая с Сюзи, Меган чувствовала себя ребенком.

Часть вторая

Глава 1

Война изменила жизни большинства ребят, которые закончили школу св. Симеона, но решительно ничего нового не происходило с Уилли Пейсеком. После событий в Перл-Харборе он пошел на призывной участок, находившийся на углу Фордхэм-роуд и Гранд-Конкорса. Затаив дыхание, он показал сержанту свою карточку призывника. Ситуация тогда изменилась. Шла настоящая война, и армия нуждалась в людях.

Сержант посмотрел на Уилли и покачал головой. Мальчик представлял собой жалкое зрелище. У него были повреждены барабанные перепонки, не хватало половины указательного пальца на левой руке. У него была язва. Когда Уилли сказал, что практически здоров и готов служить в армии, если ему помогут материально, взгляд сержанта из сочувственного стал презрительным, и он громко рассмеялся, так что молодые люди, присутствующие в комнате, посмотрели в его сторону, и как раз в этот момент Уилли нанес сержанту удар в челюсть. Сержант сделал шаг назад, потом поднял Уилли за шкирку и понес к двери.

— Слушай, пацан, — сказал он тихо прямо в ухо Уилли, — не обижайся. Найдется и для тебя работа. Не могут же все быть солдатами.

Сержант оказался прав. Уилли не мог подыскать себе работу в военном ведомстве, вроде той, которая была у его матери, устроившейся на авиазавод на Лонг-Айленде — там нельзя было работать без указательного пальца на руке. Но он уволился из третьесортного кинотеатра «Авалон», где работал швейцаром, принял ванну, подстригся, надел чистую одежду, почистил ботинки и в таком виде предстал перед директором кинотеатра «Парадиз».

Его мать зарабатывала хорошие деньги и жила в общежитии на Лонг-Айленде вместе с другими работницами. Уилли снял для себя и Миши трехкомнатную квартиру на пятом этаже в доме, который находился на углу авеню Крестон и 184-й улицы, рядом с «Парадизом».

Миша так и остался на уровне маленького ребенка. Он постоянно улыбался. Ему нравились фильмы, где пели и танцевали. Он топал по всей квартире, уверяя Уилли, что танцует чечетку. Мать согласилась платить старой леди, миссис Келлер, которая жила на первом этаже, чтобы она присматривала за Мишей. Той приятно было с ним общаться. Ее собственные дети и внуки жили в Чикаго, и она страдала от одиночества. Сначала мальчик ее немного шокировал, но вскоре она привыкла к нему, полюбила его, к тому же несколько лишних долларов в неделю ей вовсе не мешали. Уилли, однако, не отдавал ей всех денег, которые присылала мать. Какую-то часть он откладывал на оплату квартиры.

Мистер Фелник, директор «Парадиза», скептически осмотрел Уилли Пейсека, одетого в свою лучшую одежду. Он разительно отличался от высоких, стройных, красивых на ирландский манер молодых людей, которые обычно работали в этом шикарном кинотеатре. Для такого коротышки, как Уилли, у них даже униформы не было, но тот сказал, что это не проблема. У него, мол, есть сосед — отличный портной. Мистер Вагнер действительно умел обращаться с иглой и ножницами, и вскоре Уилли появился в кабинете директора в отлично сшитой униформе.

Мистер Фелник надеялся, что война скоро кончится, и тогда к нему вновь вернутся его замечательные высокие молодые люди. «Парадиз» стал для Уилли университетом, волшебным местом, его подлинным миром. Он смотрел одни и те же фильмы по несколько раз, замечая то, что пропустил при первом просмотре, обращая внимание на то, как сделана картина. Он завидовал людям, которые делали фильмы и так много знали. Запоминал все кадры. В уме переделывал их, рассматривая те или иные эпизоды под разными углами зрения. Записывал свои мысли и потом, вновь просматривая фильм на экране, проверял их.

Он постоянно оживлял свои воспоминания, пока реальность и фантазия не слились в его воображении в единое целое.

То, что произошло когда-то на Змей-горе, трансформировалось в его сознании в жестокую битву. Затем он рассмотрел эти события под другим ракурсом, и они представились ему преднамеренным и хорошо организованным убийством, целью которого была не столько смерть Сташева, сколько гибель его отца.

В сцене, которая разыгрывалась в камере, Уилли видел себя в роли смелого героя-обвинителя. Мальчик умывал руки и снимал с себя вину за смерть своего мучителя. Он мстил, а тот, кто раньше издевался над ним, превращался в жалкого труса и просил простить его. Он совершал великий акт возмездия — разом устранял двух порочных мужчин, претендующих на роль его отца.

Однажды в субботу Уилли нужно было подменить старого мистера Рубена, который продавал билеты. У старика был кашель и поднялась температура. Уилли не смотрел на людей, входящих в кинотеатр. Он рвал билет на две части, одну бросал в большой стеклянный ящик, а вторую отдавал владельцу. Он видел только руки, ноги, мужские ботинки, женские туфли.

— Уилли!

Он узнал этот низкий голос. Перевел взгляд с сияющих ботинок на красивое лицо и увидел Данте Данжело. Тот стал на пару дюймов выше ростом, или, может быть, так казалось из-за его морской формы. Он был в звании младшего лейтенанта или что-то в этом роде. Должно быть, приехал в отпуск.

— Дэнни, привет. Как дела?

Уилли по инерции продолжал отрывать билеты, которые ему протягивали люди. Он хотел, чтобы Данте не задерживался возле него и шел бы в кинотеатр. Чтобы тот исчез вместе со своей высокой, стройной, шикарной девушкой, стоявшей возле него. Но Данте не двигался с места. Он улыбался и приветствовал знакомых, которые пришли провести субботний вечер в кино, а потом полакомиться мороженым в кафе «Крам».

Толпа редела, основная масса зрителей уже прошла в зал. Уилли внимательно осмотрел Данте. Ему вдруг стало неловко в своей униформе — сшитой на заказ куртке красного цвета, черных модных штанах с красной полосой, накрахмаленном тугом белом галстуке. Он почувствовал себя клоуном, стоя рядом с Данте Данжело, который выглядел как настоящий мужчина. И с ним была такая красивая девушка. Они подходили друг другу — высокие, похожие на киногероев. Уилли чувствовал себя уродливым ничтожеством.