История регионов Франции

Во время Французской революции на празднике Федерации (14 июля 1790 года) появляется теоретическое свидетельство того, что эльзасцы добровольно встают на сторону того, что вначале было всего лишь фактической аннексией, предписанной Ришелье, затем Людовиком XIV и Лувуа, не посоветовавшись с местными жителями. Однако в ходе революции с 4 августа 1789 года были разрушены партикуляристские структуры страны. Гораздо в большей степени, чем того хотели короли, революция иногда хотела дискредитировать (в пользу единства французского языка) то, что в ее представлении было «патуа» [16] , местные германские диалекты, остававшиеся, однако, в массовом употреблении. На местах она поднимает якобинцев против протестантской и говорящей на диалектах элиты: они же сначала попали под власть либеральной идеологии 1789 года, затем они позволили вовлечь себя, увлечь и утопить в движении монтаньяров, шедшем дальше их возможностей, и в конце этого пути их ожидала гильотина. Упомянем также такой неутешительный факт, что революционеры боролись с духовенством, таким могущественным к востоку от Вогезов. Таким образом, революция создавала предпосылки, в то время пока лишь умозрительные, к тому, чтобы Эльзас опять обратил свои помыслы в сторону Германии в политическом плане, эти условия оставались лишь теоретическими, но уже прослеживались в местных контрреволюционно настроенных источниках. Правда в том, что Наполеон внес в эту ситуацию порядок: благодаря своим завоеваниям, император создал на большой территории, находившейся в непосредственном соседстве с землями Священной Римской империи немцев, возможности карьеры и перспективного роста для эльзасцев, достигших высокого социального и культурного уровня — стихийное знание немецкого языка стоило им на обоих берегах Рейна множества должностей префектов, генералов, судей. В то время местные католики переживали не самый славный период своей истории, им было далеко до знаменитых епископских семей Страсбургского диоцеза, которые были либо сторонниками французов (как Фюрстенберги в XVII веке), либо сами были французами (Роаны в XVIII веке). Сторонникам Римской Церкви приходилось отныне довольствоваться, конечно, менее широкими возможностями, но все же они сохраняли видные позиции по конкордату 1801 года в государственных и местных управленческих органах провинции. Протестанты, получившие полную свободу в последние десятилетия XVIII века, и евреи, частично освобожденные, благодаря этому добровольно встали в ряды ревностных сторонников послереволюционного режима.

16

Местное наречие.

Начиная со времени царствования Луи-Филиппа более быстрыми темпами идет офранцуживание (еще неполное) Эльзаса благодаря более углубленному изучению французского языка в школах, в которых, однако, еще много лет немецкий язык занимает очень важное место. Естественно, со стороны некоторых поборников немецкого языка высказывается недовольство по поводу такого расцвета «иностранного влияния», которое они считают чрезмерным и империалистическим. Когда в 1859 году ректор Страсбургской академии на некоторых уровнях обучения позволял вводить только тридцать пять минут обучения немецкому языку в день, он тем самым спровоцировал горячие жалобы, в частности со стороны духовенства, которому, как и во Фландрии, Бретани и Стране басков, местный язык помогал противостоять бурному распространению во франкоговорящей среде антиклерикальных «Светочей» [17] . Такое недовольство, однако, по поводу некоторого «офранцуживания» Эльзаса высказывалось в основном не в данном регионе, а в самой Германии, на другом берегу Рейна, вплоть до Пруссии. Немецкие языковые притязания законно возникли во время «подъема национального самосознания» XIX века и пробудили ностальгию: они заставили немцев после 1850 года пожалеть о том, что они потеряли эту провинцию, которую Людовик XIII и Людовик XIV вырвали из единой германской общности в то время, когда Германия не сознавала своего фундаментального единства и была не в состоянии отреагировать с достаточной силой. Но вернемся к эльзасскому вопросу, от которого мы отвлеклись. Пусть это не понравится тем, кто охотно переносит на прошлые эпохи типичные конфликты современности (особенно когда речь идет о «колониальном» централизме и ответных «антиколониальных» выступлениях со стороны тех, кого они считают угнетенными), так вот, пусть это не понравится сторонникам систематического анахронизма, но основная драма в Эльзасе завязалась после 1870 года, а получила свое разрешение лишь в 1945.

17

Hug M. La situation en Alsace // Langue Francaise. 1975. № 25. P. 112–120, в частности, стр. 115. то же примечание для Бретани, Фландрии, Страны басков.

Сначала была аннексия: в 1870–1871 годах Бисмарк «посеял зубы дракона», другими словами, захватил Эльзас и часть Лотарингии, что стало роковым поступком, которого избежали более мудрые союзники в 1815 году. Они удовлетворились тем, что отняли у Франции только Саар, где говорили по-немецки, после абсурдной вылазки Ста Дней, из-за которой их терпение иссякло. Аннексия Эльзаса после франко-прусской войны 1870 года отозвалась, как эхом, желаниями, уже сформулированными по другую сторону Рейна начиная с 1850 года. Она как молния упала на провинцию, где меньшинство говорило по-французски, но в большинстве было германоговорящим… и настроенным за Францию: как показали несколько свободных выборов 1870-х годов, протестующие кандидаты, поддерживавшие бывшую власть французов, получили три четверти голосов. Это горький знак глубокого «успеха»…задним числом: он характеризовал два значительных столетия французской политической власти на левом берегу Рейна [18] .

18

Стоит ли говорить, против принятого, о коротком XIX веке (выражение принадлежит господину Франсуа Лафону)? Возможно, война 1870 года, в которой уже были заложены истоки Первой мировой войны (1914–1918) и, таким образом, Второй мировой войны (1939–1945), была значительным разрывом, который подготовил начало долгого XX столетия (1870–1989), который, в свою очередь, включил в себя вооруженное перемирие (1870–1914), тридцатилетнюю войну (1914–1945) и холодную войну (1945–1989). Таким образом, прослеживается путь от депеши Эмса до разрушения Берлинской стены, я повторяю, с 1871 до 1989 года. Около двенадцати десятилетий подряд.

У новых хозяев Германии, однако, не было недостатка в аргументах и козырях, чтобы после 1870 года проводить в Эльзасе ту же политику завлекания…или переваривания (но в противоположном направлении), которую раньше практиковали французские правители — от Ришелье до Наполеона III. Немцы постепенно привозили в своих обозах экономическое процветание, социальные законы, многочисленных эмигрантов, родившихся между Эльбой и Рейном, наконец, общность языка, развитие всех уровней образования…и поддержку Конкордата. Призраки французского прошлого удалялись тем дальше из-за того еще, что католическое население Эльзаса, представлявшее собой вначале основную часть сочувствующих французам, было глубоко шокировано антиклерикальными настроениями, нетерпимыми, даже неумеренными, которые насаждала III Республика.

Несмотря ни на что Германская империя держала эту провинцию долгое время в исключительном положении. В 1911 году в Эльзасе, наконец, немцы позволили избрать две региональных ассамблеи: недовольные охотно подчеркнут, даже в наше время, что французские власти не шли и никогда не пойдут так далеко в вопросе децентрализации, как вовремя Второй империи, так и после 1919 года, к концу III Республики [19] . Накануне войны 1914 года местные жители в своих желаниях отошли от «невозможного» возврата к французской родине-матери, они в большей степени стремились к автономии в рамках немецкой имперской системы Гогенцоллернов. И снова Эльзас шел по пути экзистенциального присоединения к германскому сообществу, даже притом, что значительная часть буржуазии в Страсбурге или Мюлхаузе продолжала говорить по-французски и обучать своих детей языку Расина; многие французы к западу от Вогезов приняли существующее положение, поскольку ситуация, справедливо это было или нет, казалась необратимой — первые антигерманские выступления талантливого рисовальщика Анси, несмотря на успех его изданий, не нашли широкого отклика.

19

V Республика, напротив, как до, так и после 1981 года, умела вести децентрализаторскую политику.

В результате Первой мировой войны немецкая власть в Эльзасе стала жестче, вплоть до того, что некоторые высокопоставленные лица берлинской администрации мечтали напрямую присоединить этот регион к Пруссии. Однако, когда немцы потерпели поражение в войне, в 1918–1919 годах Эльзас вернулся под власть Франции, немецкое влияние в этом регионе в то время омолодилось после полувека ассимиляции, уже даже завершенной, и хотя германское население не представляло собой в те годы большинства a priori, тем более не было монополией, оно выступало нерушимой общностью.

Из-за этого Франция не могла с 1919 года найти в Эльзасе ту спокойную психологическую среду, которую можно было бы сравнить с тем гармоничным правлением, которое Франция проводила вплоть до конца Второй империи. (Еще раз повторим, что, чтобы доказать существование этого «потерянного рая», исполненного согласия, достаточно обратиться a posteriori к неопровержимым результатам выборов 1870-х годов и обратить внимание на количество протестующих и настроенных за французов голосов в то время, когда прусская оккупация уже полностью жестко утвердилась в регионе). В середине XIX века тот факт, что в регионе народные массы преимущественно говорили по-немецки, а французский язык уже в достаточной степени распространился среди элитарных слоев общества, в конечном итоге представляет собой лишь второстепенные мотивы национального самоопределения или попросту верного служения французским властям. Но сразу после Первой мировой войны законное преобладание германоговорящего населения, усиленное в течение сорока восьми лет отторжения от французского сообщества в период с 1870 по 1919 годы, становится post factum крайне важным политическим мотивом на весь период между двумя мировыми войнами. Другим осложняющим элементом выступил тот факт, что начиная со времен Людовика XIV и до долгого периода власти Конкордата, утвержденного в 1801 году, французы всегда появлялись в Эльзасе в качестве мощной поддержки католической церкви, но эта поддержка помимо прочего не исключала проявления по прошествии некоторого времени знаков дружественного расположения по отношению к местным протестантам и сторонникам иудаизма. Но такая позиция официальной Франции по отношению к Римской Церкви прошла и сменилась в отношении Эльзаса, «антиклерикальной аллергией» в период 1920-1930-х годов, в частности во время Картеля левых сил (1924) и Народного фронта (1936). В этих двух случаях некоторые радикально настроенные политики социалистического толка во «внутренней Франции» говорили о том, чтобы ввести светское законодательство в Эльзасе, в котором большинство населения хотело сохранить прокатолический режим Конкордата. Одновременно с этим между 1924 и 1939 годами начинает обозначаться стремление к автономии, в одних аспектах изначально региональное, но в скрытой форме прогерманское в других моментах; крайне левые автономистские движения даже находят поддержку у эльзасских коммунистов, они же в свою очередь выступают в данном регионе наследниками левого движения Социал-демократической партии Германии, а также примитивными толкователями ленинской теории о праве на самоопределение «угнетенных» народов. На самом деле, несмотря на приукрашенную роль «большевистских» движений, живое сердце автономистских движений стоит скорее искать со стороны областей католических и германоговорящих этнических общностей. В некоторые годы в период заката III Республики этим сложным, но направленным в одну сторону тенденциям удавалось переключать муниципалитеты Страсбурга и Кольмара в сторону воинствующего регионализма [20] .

20

Reimeringer Е. Un communisme regional? Le communisme alsacien. Actes du colloque de Chtistian Gras et Georges Livet. Regions et Regionalismes en France du XVIII siecle a nos jours». P.: PUF, 1977. P. 361–392; Livet G. Histoire de Colmar. Toulouse: Privat, 1983. P. 230.

Начиная с 1933 года нацисты «ловят рыбу в мутной воде», несмотря на то, что никто не может разобрать их истинных целей, абсурдно и с неоправданным обобщением путая их со стремлением к независимости региона в чистом виде. Автономизм же часто украшается привлекательными моментами стремления к независимости региона, но часто также в нем присутствуют отталкивающие краски антисемитизма, конечно, маргинального.

И вот Франция потерпела поражение в 1940 году, и в отличие от германизации 1871–1918 годов, которая осуществлялась по различным каналам (язык, религия, законы Бисмарка, направленные на защиту интересов рабочих, социализм), нацистская власть над Эльзасом между 1940 и 1944 годами не только уничтожает то, что могло еще сохраниться от французского прошлого этого региона. Она направляет свои силы против самой идеи единства провинции. Молодых людей отправляют на русский фронт, и из них 35 000 не вернулись оттуда. Иудаизм по возможности обрекался на гибель, и Ян Кершау в своей знаменитой биографии Гитлера рассказывает о поспешности немецкой антисемитской политики в Эльзасе. «С июля 1940 года, — пишет он, — Роберт Вагнер, гаулейтер Баденской области, в то время помимо этого управлявший Эльзасом, а затем Жозеф Бюркель, гаулейтер Саар-Палатинта и глава гражданской администрации в Лотарингии, оба они оказывали давление на Гитлера, чтобы он разрешил высылать на запад, во Францию, где тогда господствовал режим Виши, евреев из вверенных им областей». Фюрер дал свое согласие, и в том же месяце 3 000 евреев из Эльзаса и Лотарингии были депортированы в западном направлении. Остальные, увы, не стали терять время в ожидании [21] . Помимо этого Третий рейх притеснял эльзасских католиков и подрывал экономику региона; провинция управлялась как зависимая территория за пределами Германии нацистскими чиновниками, многие из которых, в особенности те, кто принимали важные решения, не были «из местных». Особо непокорных местных жителей депортировали или убивали. Осенью 1940 года была создана организация «Опферринг», или кружок жертв, ad hoc [22] полностью находившаяся под контролем нацистов. В кругах сторонников Сопротивления ее назовут «кружком жертв нацистской пропаганды». У «Опферринга» были свои лидеры на хуторах, руководители на несколько домов, главы по кварталам, деревням, коммунам и округам. Эта организация представляла собой вырожденное отражение Национал-социалистической партии, старательно опекаемое нацистами. В нее войдут 100 000 человек в 1941–1942 годах, из которых подавляющее большинство, даже почти все были фиктивными членам, вынужденно вступившими в организацию или оппортунистами. Таким образом, это вымышленное число растает, как снег на солнце, в первые месяцы 1944 года [23] .

21

Kershaw I. Hitler. P.: Flammarion, 2001. Vol. 2. P. 488.

22

Для определенной цели (лат.).

23

Lambert P., Le Maree G. Partis et mouvements de la collaboration. P.: Grancher, 1993 (тенденциозно, но насыщено фактическим материалом).

Эльзасская элита в таких условиях переживала свои тяжелые времена, если, по меньшей мере, говорить о тех ее представителях, которые в эти четыре или пять «свинцовых лет» остались в регионе, будь то по собственному законному выбору или в силу необходимости [24] . Некий Жозеф Россе, сын булочника, выходец из семьи, где было тринадцать детей, школьный учитель и синдикалист, стал в период между двумя мировыми войнами борцом за автономию Эльзаса и горячим приверженцем сближения с Германией. В июле 1940 года он ставит свою подпись (вынужденно?) под манифестом, требующим вхождения Эльзаса в Третий рейх. После аннексии Эльзаса он занимал несколько ответственных постов и в то время высказался за создание государства-буфера из Эльзаса и Лотарингии: эта идея при посредничестве посольства Соединенных Штатов в Виши выдвигалась несколько раз, в неосознанно комической форме, самим президентом Рузвельтом! Впоследствии Россе поддерживал контакты с немецким Сопротивлением. Он был арестован французскими властями в 1945 году, и ему был вынесен тяжелый приговор — пятнадцать лет принудительных работ; он умер в тюрьме в 1951 году. Пастор Карл Морер пытался, со своей стороны, поддерживать некоторую автономию Эльзаса с помощью лютеранской церкви во время почти пятилетнего господства нацистов. Однако по той причине, что немецкие власти назначили его на пост президента региональной церковной администрации Аугсбургской конфессии, ему впоследствии из-за этого приписали, и возможно неправомерно, поведение, которое, по красивой формулировке Бернара Воглера, «не всегда воспринималось в годы Освобождения». Морер был осужден в это время, но впоследствии получил помилование. Некий Жан Кеппи, борец христианского демократического «Центра» Эльзаса (до 1914 года), затем в 1930-е годы основал агентство католической прессы, а после 1940 года балансировал между своими обязанностями, которыми его наделили германские власти, и немецким Сопротивлением лета 1944 года. Опасное балансирование, и долгое, как можно себе представить! Впоследствии это превратилось в двойную опасность, поскольку Кеппи осенью 1944 года стало разыскивать гестапо, а французы вынесли ему приговор в 1947 году, но затем сразу реабилитировали за очевидные услуги, которые он оказал Сопротивлению. Менее удачливым оказался аббат Жозеф Браунер, который был осужден за «сотрудничество» с новыми хозяевами региона, хотя это сотрудничество и было, оно было прогерманским, но не пронацистским, что, однако, не помешало бросить этого проповедника в конце 1944 года в лагерь Стратхоф, где плохие условия оказались причиной его скорой смерти, наступившей в июне 1945 года. И наконец, известный политик Марсель Штюрмель, сторонник автономии с 1929 по 1939 годы, также подписал (вынужденно…) манифест «Трех Колосьев», имеющий целью вхождение Эльзаса в состав Великой Германии, затем он стал помощником мэра Мюлхауза, «под каблуком». Несмотря на свои связи с немецким Сопротивлением в лице Кольмарской группы, которые могли бы искупить его прошлые поступки, Штюрмель был арестован в апреле 1945 года, а в 1947 году приговорен к восьми годам принудительных работ, освободили его в 1951 году. Стоит заметить, что из этих четверых трое были католиками, а четвертый был связан с протестантской Реформацией, и таким образом можно подчеркнуть, насколько в данном случае были важны «христианские вопросы», обостренные в 1920-е годы иногда неуклюжей антиклерикальной политикой III Республики. В этом был мотив, конечно, совершенно неправильный, для некоторых людей (среди христиан), по доброй воле очень рано занявших различные позиции среди крайних сторонников автономии. Нацистская администрация, как можно было увидеть, начиная с 1940 года пыталась привлечь этих борцов за автономию на свою сторону, что ей удавалось с умеренным успехом… и впоследствии оборачивалось проблемами для заинтересованных лиц, и особенно чувствительными и болезненными эти проблемы обострились после 1945 года. Стоит сказать о невероятной наивности некоторых сторонников автономии Эльзаса, которую все-таки по отношению к ним нельзя охарактеризовать как легковерие. Одно дело наивность, и совсем другое — чистое и простое сотрудничество с немцами: в этом случае стоит вспомнить о Германе Биклере (1904–1984), родившемся в Мозеле; он был немецкого происхождения, чем и объясняются некоторые эпизоды из его последующей жизни. Он был страсбургским юристом и до войны поддерживал движение за автономию, а после поражения Франции стал «крайслайтером» (главой кружка) Национал-социалистической партии в столице Эльзаса и членом СС. Но очень скоро судьба увела его из района за Вогезами, и он принял на себя чин высокопоставленного фашистского полицейского чиновника по особым поручениям в Париже. Ему удалось бежать в Германию в 1944 году, в 1947 году он был заочно приговорен к смертной казни, но мирно прожил остаток своей жизни в Северной Италии в должности руководителя предприятия [25] , «спасаясь от розыска», как Марсель Деа. Он умер в своей постели в 1984 году. Вот удивительная судьба борца-экстремиста, конечно, мало достойного уважения, кидавшегося от одной карьеры к другой без особого личного ущерба…

24

Vogler В. (dir.). L'Alsace, Beauchesne. P., 1987.

25

О Германне Биклере см. Dictionnaire Dominioque Venner в ее Histiore de la collaboration. P.: Pygmalion, 2000. P. 549.

Если отойти от этих конечных преобразований, то ситуация в Эльзасе была даже еще более сложной, чем это могло показаться, поскольку еще в начале 1942 года один из храбрых лидеров подпольной антигитлеровской оппозиции Горделер не представлял себе то, что должно было случиться само собой после уничтожения нацизма, а именно возврат Эльзаса и Лотарингии к Франции. Горделер желал переговоров по поводу этой двойной провинции между Францией и Германией. Это было достаточно смешной иллюзией для человека, который помимо всего был великим противником диктатуры [26] . В конце этого несчастливого периода, Страсбург был освобожден в последние недели ноября 1944 года, но на севере Эльзаса первые дни 1945 года были еще отмечены немецкой операцией «Северный ветер», последовавшей за наступлением в Арденнах. Операция «Северный ветер» началась в январе 1945 года. «Это было последнее и наименее успешное наступление Гитлера. Немецкие войска не смогли продвинуться дальше, чем примерно на тридцать километров». В один момент возникли опасения за Страсбург, что послужило причиной конфликта между Эйзенхауэром и де Голлем, который хотел любой ценой защитить столицу Эльзаса, недавно освобожденную союзниками. Но немецкое наступление увязло. «Северный ветер едва ли оказался сильным бризом» [27] .

26

Kershaw I. Op. cit. P. 951.

27

Ibid. P. 1067.

* * *

В то время, когда пала немецкая оккупация благодаря антигитлеровскому освобождению, плохие воспоминания, укоренившиеся за последние четыре года, были настолько сильны, что можно было говорить о том, что произошло самое настоящее «самоубийство», или культурный «автогеноцид» немецких влияний в Эльзасе a posteriori. В любом случае, пошел значительный процесс, когда немецкие веяния стали терять свою законную силу (но при этом местный диалект находил упорную поддержку). Обратимся всего лишь к одному примеру: симпатии Коммунистической партии Эльзаса и Лотарингии к автономии, выявившиеся до 1940 года, в 1945 году уже не имели места в этой партии. Таким образом рухнул один из спорных вопросов в отношениях с французскими властями, каким он обозначился в период между двумя войнами.