История Рима от основания Города

(6) На это мне возражают: ну а если бы неприятель, получив отсрочку на ночь, ушел? Какую чашу трудов пришлось бы испить нам, пустившись за ним снова в глубь Македонии? (7) Но я-то знаю наверное: когда б он задумал уйти, то не оставался бы здесь и построения к бою не делал. Ведь намного легче он мог уйти, покуда мы были далеко, теперь же мы сидим у него на шее, и ему не увернуться от нас ни днем, ни ночью. (8) Не это ли предел наших желаний – ударить в тыл врагу в открытом поле, когда уходит он нестройною толпою, бросив свой лагерь, стоящий на неприступном высоком берегу, окруженный валом и столькими башнями? А мы-то как бились, пытаясь подступиться к этим его укрепленьям!

Вот почему и отложена была битва со вчерашнего дня на нынешний. (9) А сражаться и сам я желаю, и, так как Элпей закрывал нам подступ к врагу, я открыл новый путь, другою дорогой, выбив неприятельские караулы из горных проходов, и теперь, покуда врага не одолею, не отступлюсь».

40. (1) Ответом консулу было молчанье: одни переменили мнение и согласились с ним, другие боялись понапрасну его раздражать – все равно ведь упущенного не вернуть. (2) Однако и в этот день ни царь, ни консул не хотели сражаться: царь – оттого, что враг перед ним теперь не был уже утомлен с дороги, не был суетлив и поспешен при построении, как накануне; консул же – оттого что в новый лагерь еще не привезли ни дров, ни корма и он отправил немалую часть солдат добывать это по окрестностям. (3) Однако судьба, всегда способная взять верх над людским замыслом, завязала сраженье сама против воли обоих. (4) Дело было так. Речка, откуда и римляне и македоняне брали воду, охраняя к ней подступ каждый со своей стороны, была чуть ближе к вражескому лагерю. У римлян там стояли две когорты – (5) марруцинская и пелигнская – и две турмы самнитских конников под водительством легата Марка Сергия Сила, (6) а другой отряд охраны под началом легата Гая Клувия поставлен был перед лагерем: там было три когорты – из Фирма, вестинская и кремонская – и две турмы всадников – плацентийская и эзернийская118. (7) У реки сначала все было тихо, противники друг друга не задевали, но часу в девятом мул выскользнул из рук служителей и бросился к другому берегу119. (8) Трое погнались за ним по колено в воде, а двое фракийцев уже тянули животное от середины реки к своему берегу; римляне их догнали, одного убили, отняли мула и воротились к своим. (9) На вражеском берегу стоял отряд охраны из восьмисот фракийцев. Сперва лишь несколько из них, не стерпев, что на глазах у них убили соплеменника, погнались через реку за убийцами, (10) за ними еще, и наконец пустились все <...>120.

41. (1) <...> вел битву. Дух воинов возбуждало и величье власти, коей наделен был Эмилий Павел, и слава его, а всего более – годы; шел ему уж седьмой десяток, но бремя трудов и опасностей он брал на себя большое, под стать молодому. Легион консула вклинился между пелтастами121 и фалангами и разорвал строй врага. (2) Пелтасты оказались у него с тыла, а перед ним – отряд так называемых «медных щитов». Второй легион под водительством бывшего консула Луция Альбина получил приказание идти на фалангу «белых щитов»122 – в самую середину вражеского строя. (3) На его правое крыло, туда, где завязалась битва у реки, Эмилий Павел пустил слонов и конные отряды союзников; отсюда и началось бегство македонян. (4) Ибо, поскольку вообще людские выдумки бывают чаще хороши лишь на словах, а если попробовать их на деле, там, где надобно их применить, а не рассуждать об их применении, то они не оправдывают ожиданий; так и в тот раз вышло со «слоноборцами» – оказалось, что это только пустое слово123. (5) Вслед за слонами натиск произвели союзники-латины, которые смяли левое крыло македонян. (6) А посредине фаланга рассыпалась под ударом второго легиона. Главная причина победы была очевидна – битва рассредоточилась: сражались повсюду, но порознь, и фаланга заколебалась, а потом рассыпалась, ведь неодолимая сила ее – плотный и ощетиненный копьями строй124, (7) а если нападать тут и там, вынуждая воинов поворачивать свои копья – длинные и тяжелые, а потому и малоподвижные, – то в ней начинается замешательство, и если фалангу сильно тревожить с боков или с тыла, то все разваливается, (8) как было и на этот раз, когда фаланге, уже разорванной, пришлось идти против врага, нападавшего и тут и там. Римляне не упускали случая вклиниться всюду, где только возникали промежутки во вражеском строю. (9) А если б единым строем пошли они в лоб на сомкнутую фалангу, как это вышло у пелигнов в начале сражения, когда они неосторожно столкнулись с пелтастами, то напоролись бы на копья и против силы фаланги не устояли бы.

42. (1) Всюду шло избиение пеших (кроме тех, что, бросив оружие, бежали), но конница вышла из битвы почти невредимой. (2) Возглавил бегство сам царь125. Прямо от Пидны он со священными отрядами конников126 устремился в Пеллу. За ними без промедления последовал Котис и конница одрисов. (3) Другие конные отряды македонян уходили тоже без потерь, ведь победитель был занят расправой с пехотою и забыл преследовать конницу. (4) С фалангой расправлялись долго – с переднего края, с боков и с тыла. Под конец ускользнувшие от рук врага бежали, безоружные, к морю, иные даже входили в воду и тянули руки к людям на судах, умоляя их о спасении. (5) Увидев, что отовсюду с кораблей спустили лодки, несчастные решили, что это идут их подобрать (едва ли для того, чтобы убить, – скорее взять в плен, надеялись они), и в воду вошли поглубже, а кое-кто пустился вплавь навстречу лодкам. (6) Когда же с лодок их стали злобно бить, те, кто могли, поплыли назад, и там, на берегу, нашли погибель куда страшней: слоны, которых привели к берегу вожаки, топтали и давили насмерть выходивших из воды.

(7) Бесспорно, истребить столько македонян в одном сраженье не приходилось римлянам еще ни разу; убитых было тысяч двадцать; тысяч шесть из тех, кто с поля брани бежал в Пидну, сдались живыми, пять тысяч захватили из рассыпавшихся в бегстве. (8) А победитель потерял не больше сотни, и почти всё пелигнов; раненых было немногим больше. (9) А начнись сраженье пораньше – и неприятель был бы уничтожен вовсе, ведь тогда у римлян хватило бы времени преследовать врага при свете дня; теперь же надвигалась ночь, укрывшая бежавшего врага, а у римлян отбившая охоту пускаться в погоню неведомыми тропами.

43. (1) Персей бежал военной дорогою к Пиэрийскому лесу в полном окружении всадников и царской свиты. (2) Как только добрались до леса, где разбегались тропы, и стало темнеть, Персей с весьма немногими, самыми верными, свернул с дороги. (3) Всадники, оставшись без предводителя, разошлись по домам кто куда, а некоторые добрались до Пеллы даже раньше Персея, выбрав путь прямой и надежный, (4) между тем как царь мучился почти до полуночи, плутая нелегкими тропами. (5) Во дворце его встречали Эвкт и Эвлей127, начальствовавшие над Пеллой, и царские отроки. Царь звал к себе друзей – тех, что добрались до Пеллы, спасшись из сражения, кто как мог, – звал не раз, но никто к нему не пришел. (6) Лишь трое спутников осталось у царя – критянин Эвандр, беотиец Неон и этолиец Архидам. (7) С ними он и бежал в четвертую стражу, уже боясь, что те, кто отказались прийти к нему, решатся и на большее. (8) Персея сопровождало сотен пять критян. Он направлялся в Амфиполь, но Пеллу покинул ночью, торопясь до света перебраться через Аксий в надежде, что река остановит преследовавших его римлян, ибо переправа через нее трудна.

44. (1) А консул, хоть и воротился в лагерь с победою, но радости предаться не мог, снедаемый тревогою за младшего сына. (2) Это был Публий Сципион, родной сын консула Павла и приемный внук Сципиона Африканского, впоследствии, после падения Карфагена128, также получивший прозвище Африканского. (3) Без удержу преследуя врага, он оказался отнесенным в сторону от лагеря, а было ему в ту пору семнадцать лет, и это усугубляло тревогу отца. Он воротился много позже, и консул, увидев сына целым и невредимым, почувствовал наконец, что рад своей победе.

(4) Слух о сражении уже дошел до Амфиполя, и матери семейств стекались в храм Дианы, которая зовется Таврополой129, умолять богиню о помощи, и тут Диодор, начальствовавший над городом, опасаясь, как бы фракийцы, которых две тысячи было в гарнизоне, не разграбили среди сумятицы город, пустился на хитрость: он нанял человека, который под видом письмоносца вручил ему послание прямо посреди рыночной площади. (5) Там говорилось, что римляне пристали у Эмафии130 и разоряют поля вокруг; тамошние начальники просят защиты от этих грабителей. (6) Прочтя письмо, Диодор обратился к фракийцам: идите, сказал он, к Эмафии и защитите берег; покуда римляне разбрелись по полям и там рыщут, их можно перебить и поживиться изрядно. (7) Одновременно Диодор старался рассеять слух о поражении: когда бы, дескать, был он верен, беглецы из битвы уже возвращались бы один за другим. (8) Удалив под таким предлогом фракийцев и убедившись, что они переправились через Стримон, Диодор тотчас запер ворота города.

45. (1) На второй день после битвы Персей явился в Амфиполь. (2) Отсюда он отправил к Павлу послов с вестническим жезлом131. Меж тем Гиппий, Мидон и Пантавх, первые друзья царя, добровольно явились из Береи, куда бежали с поля брани, в лагерь консула и сдались римлянам. Их примеру готовы были последовать со страху еще и другие. (3) Консул, отправив с известием о победе в Рим своего сына, Квинта Фабия, и Луция Лентула и Квинта Метелла, дал пехотинцам поживиться добычею с убитых врагов, (4) а конникам – с окрестных земель с единственным условием – не отлучаться больше чем на две ночи. Сам консул двинулся с лагерем поближе к морю в направлении Пидны. (5) Первой сдалась Берея, за нею – Фессалоника с Пеллой, и наконец почти вся Македония покорилась в какие-нибудь два дня. (6) Только Пидна, хоть была ближе всех, не присылала послов – прийти к согласию гражданам мешала разноплеменная толпа, сбившаяся здесь после бегства с поля брани. Ворота города были не просто заперты, но даже заложены, (7) Мидона и Пантавха послали под стены города вести переговоры с начальником гарнизона Солоном132, при его посредстве толпу воинов отпустили. Город был сдан и отдан римским солдатам на разграбление.

(8) Персей послал было за подмогой к бисалтам133, но тщетно – так рухнула последняя надежда; тогда он вышел к собранию, ведя с собой своего сына Филиппа: (9) словами ободрения он хотел укрепить дух самих амфиполитанцев, а с ними – конников и пехотинцев, что последовали за ним или были занесены бегством с поля брани в Амфиполь. (10) Персей пытался начать речь и раз, и другой, но слезы не позволяли – он не мог выдавить из себя ни звука, а потому препоручил свой разговор с народом критянину Эвандру и покинул ораторское место134. (11) Но народ, который сам плакал и сокрушался при виде царя и жалостных его слез, Эвандра слушать не стал, а иные, набравшись духу, кричали из самой гущи: «Убирайтесь, нас и так уже мало – не хотим из-за вас погибнуть!» Несдержанность этих крикунов заставила Эвандра умолкнуть. (12) А царь направился домой, велел снести на корабли, что стояли на Стримоне, монеты, золото и серебро, а потом сам спустился к реке. (13) Фракийцы вверить себя кораблям135 не решились и разошлись, как и весь воинский сброд, по домам; критяне же в надежде на мзду последовали за ним, и так как при раздачах бывало больше обид, чем благодарности, им выложили тут же на берегу пятьдесят талантов, чтобы они брали сами. (14) Когда же, расхватав деньги, они в спешке и суете грузились на корабли, то одно легкое судно, переполненное людьми, затонуло в устье реки. В тот же день беглецы достигли Галепса, на следующий – Самофракии, куда и держали путь; (15) при них, как передают, было две тысячи талантов.

46. (1) А Павел разослал по всем сдавшимся городам своих людей, чтобы они там распоряжались и чтобы побежденные в эти первые дни мира не потерпели бы никаких обид; посланцев царских он задержал у себя и, не подозревая о бегстве царя, послал в Амфиполь Публия Назику с небольшим отрядом пехотинцев и конников – (2) и Синтику136 разорить, и не позволить царю что-нибудь предпринять. (3) Меж тем Октавий взял Мелибею и разграбил ее; а у Эгиния, брать который послан был легат Гней Аниций, при вылазке защитников города римляне потеряли двести человек – здесь не знали еще, что война окончена.