Чтение онлайн

ЖАНРЫ

История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции
Шрифт:

Таким образом, результаты корреляционного анализа говорят о том, что в 1840 – 1850-х годах уровень естественного прироста крепостных крестьян в шести губерниях в основном определялся уровнем оброков и барщины. Отсюда следует, что остановка роста крепостного населения на Черноземье была вызвана главным образом увеличением барщинных норм, то есть перераспределением ресурсов в структуре «государство – элита – народ».

В обстановке тяжелой эксплуатации менялось и демографическое поведение крестьян: отцы, желая сохранить рабочие руки, не отдавали своих дочерей замуж и требовали большой выкуп. Когда крестьян одной из вотчин Шереметевых спросили, почему они не женаты, крестьяне ответили: «Хотя невесты есть, но они дороги и купить не на что, а отводу отцы невест берут по 20 рублей, по 30 рублей и более. И если они такие деньги заплатят, то должны лошадь или какой другой скот продать и через то прийти в разорение…» [929] В особенно тяжелом положении находились крестьяне мелких имений: они не могли жениться в своей деревне, так как обычно она была населена родственниками, и не могли купить невесту, так как соседние помещики запрещали вывод невест в чужие поместья. [930] Уменьшение числа детей в семьях проявилось в росте доли трудоспособного населения в общем населении деревень, причем этот рост был наиболее заметным в беднейшей прослойке крестьян. [931] По-видимому, это было результатом повышения детской смертности и сокращения рождаемости. Имеющиеся статистические

данные по Харьковской (1808–1817 гг.) и Полтавской (1835–1850 гг.) губерниям показывают, что рождаемость и естественный прирост у помещичьих крестьян были существенно меньше, чем у государственных. [932]

929

Цит. по: Прокофьева Л. С. Крестьянская община… С. 48–50; см. также: Сивков К. В. Очерки по истории крепостного хозяйства… С. 178.

930

Шепукова Н. М. Об изменении размеров душевладения помещиков Европейской России в первой четверти XVIII – первой четверти XIX века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1963 г. Вильнюс, 1964. С. 401.

931

Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство… С. 305–306.

932

Ковальченко И. Д. Крестьяне и крепостное хозяйство… С. 158; Миронов Б. Н. Социальная история… Т. I. С. 189.

Стагнация крепостного населения имела место и в масштабах всей страны. В 1833 году общая численность помещичьих крестьян в Европейской России составляла 22,4 млн., а в 1857 году – 22,1 млн. человек. [933] Механизм этой стагнации включал в себя такие факторы, как бегство крепостных, попытки перейти в другие сословия, ограничение рождаемости и рост смертности. Эти факторы были непосредственно связаны с уровнем жизни крепостных и находят объяснение в основном через корреляцию с барщиной. Однако существовал также один официальный канал выхода из крепостного сословия – рекрутские наборы. По подсчетам В. М. Кабузана, в 1835–1850 годах было взято в рекруты 546 тыс. крепостных крестьян; смертность в армии за этот период составила 44 %, следовательно, 306 тыс. крепостных за 16 лет получили свободу. [934] В 1835 году в России насчитывалось 11447 тыс. крепостных душ мужского пола, и можно подсчитать, что в среднем за год через армию переходило в сословие государственных крестьян 0,165 % крепостных. В 1833–1850 годах крепостное население уменьшалось в среднем на 0,0325 % в год, следовательно, если бы рекруты не выходили из крепостного состояния, то рост составил бы 0,132 % в год. Если сравнить этот процент с 0,76 % роста (даже с учетом ухода рекрутов) в 1815–1833 годах, то вывод о происходившей в этот период стагнации останется неизменным. [935]

933

Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство… С. 306.

934

Кабузан В. М. Крепостное крестьянство в XVIII – 50-х годах XIX века. Численность, состав и размещение / История СССР. 1982. № 3. С. 79, 82.

935

Подсчитано по: Кабузан В. М. Изменения в размещении… Приложение 2.

Когда произошло то масштабное перераспределение ресурсов, которое вызвало стагнацию крепостного населения? Имеющиеся массовые данные (таблица 4.3) разделены большим временным промежутком, и неясно, когда именно на протяжении этого промежутка имел место рост барщины, был ли он постепенным или происходил резкими скачками. Величина барщины и оброка имела чрезвычайно высокую корреляцию (0,95) [936] и это позволяет достаточно уверенно предполагать, что барщина и оброк росли одновременно, таким образом, данные об оброке могут восполнить пробел в данных о барщине.

936

Нефедов C. А. Об уровне жизни крестьян и движении населения… С. 172.

Динамика оброка в ряде крупных поместий Черноземного региона представлена на рисунке 4.4. Чтобы исключить инфляцию (в том числе и по отношению к серебру), мы пересчитали оброки на хлеб соответственно уровню цен. Поскольку крестьяне выращивали преимущественно рожь и овес, то было принято, что в пуде условного «хлеба» содержится 60 % ржи и 40 % овса, и, соответственно, при расчетах учитывались текущие цены на эти продукты.

В целом из приведенных данных складывается следующая картина. В начале XIX века финансирование войн с Наполеоном потребовало огромной эмиссии ассигнаций; это вызвало инфляцию и невиданный до того времени рост цен. Помещики увеличивали оброки, но не могли угнаться за ценами: их сдерживала опасность нового крестьянского восстания. В 1807 году Наполеон освободил крестьян в Польше, вследствие чего прусский король был вынужден объявить об освобождении крепостных в Пруссии. Над Россией постоянно висела угроза французского вторжения, которое могло привести к крестьянской войне. Один за другим производились чрезвычайные рекрутские наборы, от крестьян требовали все возрастающий «налог кровью». В 1810–1811 годах было взято в армию 211 тыс. рекрутов, в 1812 году – 420 тысяч рекрутов. [937] В такой обстановке помещики были вынуждены смириться со значительным падением реального оброка в пересчете на хлеб (см. рисунок 4.4).

937

Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке… С. 73.

Однако, вернувшись победителями из Парижа, русские дворяне пожелали жить по-парижски. Новая волна потребительства предопределила новую волну повышения оброков, которая превзошла все, что было до тех пор. В 1815–1828 годах денежные оброки возросли в 2–3 раза, затем началось падение цен, дополнительно усилившее тяжесть эксплуатации. На Черноземье за 10 послевоенных лет оброк в хлебном исчислении вырос втрое, с 4–6 до 17–20 пудов на душу, и достиг предела крестьянских возможностей.

рис. 4.4. Динамика оброков на Черноземье в 1780 – 1850-х годах (в пудах хлеба на душу населения). [938]

Вторая волна повышения ренты сопровождалась новым бурным оживлением дворянского предпринимательства. В 1818 году было основано Общество сельского хозяйства, имевшее экспериментальную ферму и земледельческую школу для подготовки приказчиков помещичьих хозяйств. В отличие от времен первого предпринимательского бума (в 1760 – 1770-х годах) основное внимание теперь уделялось не организации барщинного хозяйства, а интенсификации аграрного производства, новым сортам зерновых, травосеянию, распространению посевов картофеля и сахарной свеклы. [939]

938

Нефедов C. А. Демографически-структурный анализ… С. 204.

939

Сивков К. В. Очерки по истории крепостного хозяйства… С. 57; Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство… С. 296–297.

Вторая четверть XIX века стала временем расцвета барщинных латифундий Черноземья. Три четверти из 4,3 млн. помещичьих крестьян этого региона находились на барщине; в 1850-е

годы Черноземье поставляло – в основном в Центральные области – около 50 млн. пудов хлеба, еще 10 млн. пудов расходовалось на производство водки. В целом на вывоз и винокурение шло около 30 % чистого сбора хлеба. В это время Москва потребляла 23 млн. пудов в год, Петербург – около 30 млн. пудов. Каждый год тысячи барж с зерном спускались по рекам на Север, к Оке и Москве; часть из них бурлаки тащили вверх по Волге и по каналам – к Петербургу. Назад баржи не возвращались, это была односторонняя торговля: по Рязанской губернии, к примеру, вывоз превышал ввоз в 10 раз. [940]

940

Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство… С. 96; Ковальченко И. Д. Крестьяне и крепостное хозяйство… С. 55.

По сравнению с концом XVIII века средняя норма барщинной запашки увеличилась в 2 раза. В целом по Черноземью площадь барщинных полей лишь немного уступала общей площади наделов помещичьих крестьян. [941] Механизм, через который увеличение барщины приводило к падению уровня жизни и к уменьшению естественного прироста, хорошо известен: это был механизм доведенной до предела интенсификации труда. Для интенсификации труда использовалась урочная система, и время, полагавшееся на выполнение «уроков», было урезано вдвое по сравнению с нормами конца XVIII века. [942] Темп работы на барщине поддерживался суровыми наказаниями «за леность»; в имении Гагариных, например, в 1819–1858 годах в среднем в год подвергался телесному наказанию каждый четвертый крестьянин. [943] Летняя барщина отнимала у крестьянина в среднем 4 дня в неделю; работать должны были все, женщины с грудными детьми работали на току, старики сторожили урожай, 10-летние мальчики работали на возке навоза и бороновании, а малые дети подбирали за жнецами упавшие колоски. [944] В зимнее время крестьяне выполняли тяжелую барщину по доставке помещичьего зерна в большие города или к речным пристаням. По некоторым оценкам, за полвека извозная повинность в Московской, Тульской и Рязанской губерниях увеличилась в 2–3 раза. В зимнее время эту повинность отбывали до 3 млн. крестьян, в Москву ежегодно доставлялось минимум 450 тыс. саней с хлебом. Наезженные годами тракты превращались зимой в живую реку обозов и грузов; подводная повинность отнимала у крестьян почти столько же сил и времени, сколько барщинная работа летом. В одном из сел князя Волконского в Саратовской губернии каждая крестьянская семья («тягло») должна была в течение зимы доставить за 200 верст на пристань в Моршанске 6 подвод с хлебом. По суммарному расстоянию это было то же самое, что заставить крестьянина отвезти одну подводу с хлебом в Петербург. [945]

941

Подсчитано по: Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство… С. 389.

942

Там же. С. 278; Милов Л. В. Из истории производительности труда в земледелии России // Тезисы докладов и сообщений шестой сессии симпозиума по аграрной истории России. Вильнюс, 1963. С. 130–134.

943

Миронов Б. Н. Социальная история России… Т. I. С. 409.

944

Александрова В. И. Крепостные крупной помещичьей вотчины Центральной России в XVIII–XIX вв. Дисс… канд. ист. н. Л., 1953. С. 207; Инструкция П. И. Рычкова… С. 68, 70; Милов Л. Природно-климатический фактор и менталитет русского крестьянства // Общественные науки и современность. 1995. № 1. С. 79.

945

Лященко П. И. Очерки аграрной эволюции России. Т. I. Л., 1924. С. 127–128; Игнатович И. И. Указ. соч. С. 145.

Многочисленные свидетельства говорят о том, что постоянно занятые на барщине крестьяне не успевали производить работы на своем участке – хотя работали от восхода до заката, и в воскресные, и в праздничные дни, а иногда и ночью. Сплошь и рядом крестьянам приходилось употреблять в пищу невызревшее или проросшее зерно; из-за нехватки времени муку не очищали от спорыньи, и такой хлеб был вреден для здоровья. [946] Тяжелый, выматывающий труд сказывался на психическом состоянии крестьян. «От недостатка скота и хлеба происходит и чрезмерная бедность барщинных крестьян, доведшая их до отчаяния… – писал приказчик одного из крупных имений, – следствие чего есть необыкновенное равнодушие к своему положению». [947] «Самое существенное, на наш взгляд, – пишет о положении крестьян Л. В. Милов, – состоит в том, что в этой среде становилось заметным явлением пассивное отношение к своему собственному хозяйству, безразличие к удручающей перспективе своей собственной жизни и жизни членов своей семьи… В итоге такие крестьяне… „смерть свою за покои считают“». [948]

946

Милов Л. В. Великорусский пахарь… С. 358, 366, 400.

947

Федоров В. А. Крепостная вотчина России во второй четверти XIX века // Кризис феодально-крепостнических отношений в сельском хозяйстве России (вторая четверть XIX в.). Владимир, 1984. С. 49.

948

Милов Л. Природно-климатический фактор… С. 80.

Таким образом, есть все основания полагать, что главной причиной демографической стагнации крепостного населения в 1830 – 1840-х годах было повышение уровня ренты, сопровождавшееся усилением внеэкономического принуждения.

Перераспределение ресурсов не сводилось к повышению ренты; оно означало также и сокращение крестьянских наделов. Крестьянское малоземелье является основным признаком Сжатия, но на Черноземье малоземелье было результатом экспроприации крестьян, и следовательно, Сжатие в этом регионе носило искусственный характер – оно было ускорено демографически-структурным процессом, перераспределением ресурсов (в данном случае земли) в пользу элиты.

Помещики оставляли барщинным крестьянам мизерные наделы, едва обеспечивавшие прожиточный минимум при обычном урожае. Такая практика лишала крестьян возможности создавать запасы на случай голода. В конечном счете, так же как в 1780-х годах, наступление элиты на крестьянство должно было привести к демографическому кризису.

В 1840 – 1850-х годах широко распространилась практика сгона крестьян с земельных наделов; экспроприированные крестьяне должны были работать на барщине за «месячину» – месячные продуктовые пайки. Эта практика было аналогична той, которая применялась на польских и остзейских барщинных фольварках (Bauernlegen). [949] В Центрально-Черноземном районе эта практика была распространена меньше, чем в Западных областях; здесь помещики обычно ограничивались урезанием крестьянского надела. Средний надел крестьян Черноземного района в конце XVIII века составлял 1,3–1,7 десятин на душу, к середине XIX века он уменьшился до 1,0–1,3 десятин на душу. Это была грандиозная экспроприация крестьянства, которая определила все будущее развитие деревни: именно эта экспроприация была причиной крестьянского малоземелья, проблемы, впоследствии ставшей роковой для России.

949

Янель З. К. О некоторых вопросах «второго издания крепостничества» // Исторические записки. 1965. Т. 78. С. 168; Рябков Г. Т. Сокращение пашни в наделах помещичьих крестьян Смоленской губернии в конце XVIII – первой половине XIX в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1963 г. Вильнюс, 1964. С. 449, 456.

Поделиться с друзьями: