История русского романа. Том 1
Шрифт:
Почти одновременно с романом «Накануне» Тургенев опубликовал свою речь «Гамлет и Дон — Кихот», которую можно рассматривать как своеобразное теоретическое обоснование некоторых характерных особенностей художественных образов Инсарова и Базарова. Связь речи «Гамлет и Дон — Кихот» с актуальной для русских условий проблемой о новых и «лишних людях», а через эту проблему — с романом «Накануне», не раз отмечалась в литературе о Тургеневе. Разумеется, это верно. Следует, однако, добавить, что, в связи с той же проблемой, эта речь в гораздо большей степени тяготеет к «Отцам и детям», нежели к «Накануне». Дон — Кихот в представлении Тургенева это прежде всего человек, живущий «для истребления зла, для противодействия враждебным человечеству силам — волшебникам, великанам — т. е. притеснителям» (XI, 171). Свое отношение к деятелям дон — кихотского типа, т. е. к людям, исполненным веры в свое дело, не останавливающимся на полпути к цели, Тургенев выразил с достаточной определенностью.
Основные идеи речи «Гамлет и Дон — Кихот» еще резче сказались на разработке характера Базарова. Анализируя в своей речи характеры Дон- Кихота и Гамлета, Тургенев подчеркивает принципиальное различие этих двух человечских типов. Умный скептик Гамлет «не будет сражаться с ветряными мельницами, он не верит в великанов… но он бы и не напал на них, если бы они точно существовали» (174). Тем не менее, преклоняясь перед Дон — Кихотом, Тургенев не осуждает и Гамлета, так как видит в нем лицо, выражающее трагическую сторону жизни: «… для дела нужна мысль; но мысль и воля разъединились и с каждым днем разъединяются более… Невольно рождаются вопросы: неужели же надо быть сумасшедшим, — пишет Тургенев, — чтобы верить в истину? и неужели же ум, овладевший собою, по тому самому лишается всей своей силы?» (179). Типы Гамлета и Дон — Кихота, в понимании Тургенева, не только противостоят друг другу, но и представляют собою две крайности единой человеческой природы. «Жизнь, — говорит Тургенев по этому поводу, — есть не что иное, как вечное примирение и вечная борьба двух непрестанно разъединенных и непрестанно сливающихся начал» (180).
Именно об этом диалектическом противоречии и заходит речь в «Отцах и детях» во многих случаях, когда Тургенев заставляет Базарова обращаться к решению сложных вопросов жизни. В художественной трактовке Тургенева Базаров — Дон — Кихот, но обладающий способностью к трагической рефлексии, развившийся интеллектуально до такой степени, что становится подобен Гамлету, не теряя при этом главного донкихотского свойства — служения людям. Базаров представляется себе- жалким атомом, беспомощной песчинкой в огромном океане «вечности», которой до него нет дела, и всё же он стремится к служению людям, хочет «хоть ругать их, да возиться с ними» (III, 292). Синтетическое сочетание в характере Базарова двух «противоположных» начал: эгоизма, причем эгоизма временами в очень широком, философском смысле этого- слова (бунт личности против «законов вечности»), и стремления к общественному служению, — такова одна из характерных черт психологии этого тургеневского героя, в образе которого размышления романиста над- новым общественным типом, созданным русской жизнью 60–х годов, соединились с философско — историческими раздумьями и анализом наиболее глубоких и обобщающих, «вечных» образов предшествующей мировой литературы.
«Отцы и дети» вызвали споры среди представителей передового лагеря 60–х годов. Реакционная критика и публицистика во главе с издателем «Русского вестника» М. Н. Катковым стремилась воспользоваться романом в борьбе с революционно — демократическим движением. Ухватившись за брошенное тургеневским героем слово «нигилизм» реакция иревратила его в политический лозунг дня, доказывая, что в этом определении выражена тургеневская оценка молодого поколения и всей идеологии разночинно — демократической интеллигенции 60–х годов.
В подобных условиях редакция «Современника» отнеслась к роману враждебно, что получило отражение в тогдашних отзывах о романе Н. Г. Чернышевского, М. Е. Салтыкова и в особенности в статье М. А. Антоновича «Асмодей нашего времени» (1862), где «Отцы и дети» рассматривались как клевета на молодое поколение. Отрицательную оценку романа, данную Антоновичем, подхватила «Искра». Иначе отнесся к роману Д. И. Писарев, который в статьях «Базаров» (1862) и «Реалисты» (1864), напечатанных в «Русском слове», дал положительную трактовку романа, высоко оценив правдивое изображение многих черт мыслящего «реалиста» — демократа 60–х годов в образе Базарова
Отрицательное отношение редакции «Современника» к роману объясняется расхождением между нею и Тургеневым в понимании основных черт психологии молодого поколения. Вульгарно — материалистическая. окраска взглядов Базарова, его пессимистические раздумья, трагическое положение тургеневского героя в романе — всё это делало образ Базарова неприемлемым для руководителей «Современника», стремившихся в обстановке революционной ситуации начала 60–х годов поднять крестьянство на борьбу с самодержавием, готовивших революционную молодежь к роли руководителей этой борьбы.
И всё же роман Тургенева оказал большое положительное влияние на формирование новой традиции в русской литературе второй половины XIX
века, связанной с изображением разночинной демократии, пришедшей на историческую смену дворянским революционерам и передовым деятелям 40–х годов, смело вступившей на борьбу с отживающим свое время самодержавно — крепостническом строем. Почти одновременное «Накануне» написана повесть Помяловского «Молотов» (1861), проникнутая симпатией к «плебеям» и враждой к «барству». Несколькими годами позднее вышли в свет такие замечательные произведения, как роман Чернышевского «Что делать?» (1863) и повесть Слепцова «Трудное время» (1865). Отталкиваясь от романа «Отцы и дети», полемизируя с Тургеневым в понимании идей и психологии «новых людей», Чернышевский, Слепцов и последующие писатели демократического лагеря, создавшие десятки повестей и романов на тему о «новых людях», так или иначе творчески учитывали в них опыт Тургенева, создавшего роман, где представители основных борющихся сил эпохи 60–х годов впервые были изображены в качестве непримиримых антагонистов, борьба между которыми исторически неизбежна.Отношение Тургенева к разночинно — демократической идеологии было временами остро критическим. И всё же своими произведениями о «новых людях», среди которых почетное место занимают романы «Накануне» и «Отцы и дети», Тургенев внес большой вклад в борьбу с крепостным правом и самодержавием и оказал значительное влияние на формирование революционных идей в России.
Известно, каким образом Тургенев охарактеризовал впоследствии единомышленников Каткова, подхвативших слово «нигилизм». В 1876 году, в письме к М. Е. Салтыкову — Щедрину, принимая на себя вину за этот злополучный термин, Тургенев назвал людей, воспользовавшихся этим термином как оружием в бесчестной борьбе с революционной демократией, «реакционной сволочью» (XII, 485). Употребляя это собирательное наименование, Тургенев имел в виду не только Каткова, главного дирижера антинигилистической кампании, но и более рядовых ее участников, авторов антинигилистических романов 60–70–х годов.
В антинигилистическом романе критика разночинно — демократического движения приобрела сознательно и открыто реакционный характер, а тургеневская «апофеоза» Базарова исчезла. Салтыков — Щедрин писал о Тургеневе и его романе: «Последнее, что он написал, — „Отцы и дети“— было плодом общения с „Современником“. Там были озорники неприятные, но которые заставляли мыслить, негодовать, возвращаться и перерабатывать себя самого». [752] А революционная молодежь в день похорон Тургенева имела основание во всеуслышание заявить о том, что при всех расхождениях с ней он служил ее делу «сердечным смыслом своих произведений». [753]
752
Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полное собрание сочинений, т. XVIII, 1937, стр. 343.
753
И. С. Тургенев в воспоминаниях революционеров — семидесятников. Изд. «Асаdemia», М. — Л, 1930, стр. 8.
ГЛАВА II. РОМАНЫ ГОНЧАРОВА
«ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ» (Н. И. Пруцков)
«В роман всё уходит — это не то, что драма или комедия — это, как океан: берегов нет, или не видать; не тесно, всё уместится там». «Только- роман может охватывать жизнь и отражать человека». [754] Так говорит Райский, герой последнего романа Гончарова «Обрыв».
Ту же оценку романа, как наиболее емкого, широкого и свободного литературного жанра, Гончаров — уже от своего имени — повторил в послесловии к «Обрыву» (напечатанном посмертно).
754
И. А. Гончаров, Собрание сочинений, т. V, Гослитиздат, М., 1953. Все последующие ссылки на это издание (тт. I-VIII. 1952–1955) даются в тексте.
«Европейские литературы вышли из детства — и теперь ни на кого- не подействует не только какая-нибудь идиллия, сонет, гимн, картинка или лирическое излияние чувства в стихах, но даже и басни мало, чтобы дать урок читателю. Это всё уходит в роман, в рамки которого укладываются большие эпизоды жизни, иногда целая жизнь, в котором, как в большой картине, всякий читатель найдет что-нибудь близкое и знакомое ему.
«Поэтому роман и стал почти единственной формой беллетристики, куда не только укладываются произведения творческого искусства, как, например, Вальтера Скотта, Диккенса, Теккерея, Пушкина и Гоголя, но и не художники избирают эту форму, доступную массе публики, чтоб провести удобнее в большинство читателей разные вопросы дня или свои любимые задачи: политические, социальные, экономические…» (VIII, 211).