История русского шансона
Шрифт:
Эхо НЭПа
Песни хорошо иллюстрировали не только «криминальный талант», но и всяких разных старорежимных персонажей: нэпманов, буржуев, шантанных див… Неоднократно образ «бывших» обыгрывался через «ариэтки» Вертинского. Достаточно было дать маленькую цитату, музыкальную фразу из репертуара «Печального Пьеро», как зритель, словно по волшебству, оказывался «в бананово-лимонном Сингапуре…»
Даже в кукольном мультфильме А. Птушко «Новый Гулливер» (1935 г.) песенка лилипута являлась пародией на «салонные романсы» Вертинского:
Моя лилипуточка, приди ко мне, Побудем минуточку наедине…Даже Глеб Жеглов
Куплеты Бубы Касторского (Э. Радова и Я. Френкеля) из «Неуловимых мстителей» (1968 г.) Э. Кеосаяна — это вообще что-то поразительное!
Но я не плачу, никогда не плачу, Есть у меня другие интересы, Ведь я смеюсь, я не могу иначе, Все потому, что я — Буба из Одессы!Продолжение «Неуловимых», вышедшее в прокат как «Корона Российской империи», украсила «Шансонетка» (на стихи Р. Рождественского!), «сыгранная» Людмилой Марковной Гурченко:
Увозил меня полковник за кордон, Был он бледный, как покойник, миль пардон, Говорил он всю дорогу о Руси: Живы мы — и слава Богу, гран мерси.А как забыть «Клятву» (1945 г.) с «Кирпичиками» в исполнении Сергея Филлипова или «Не может быть» (1975 г.), где Вячеслав Невинный радостно сообщает, что «Губит людей не пиво, губит людей — вода!», а все тот же Филлипов в бархатной блузе с огромным бантом, по заказу пришедших на свадьбу нэпмачей, исполняет «Черные копыта» (тонко и смешно стилизованную пародию на цыганский романс).
Ночью вдруг из рук выпала гитара. Ветер дунул вдруг, и любви не стало…Детектив «На графских развалинах» (1957 г.) сопровождают фрагменты нэпманских шлягеров, «наговоренных» под гитарку Борисом Новиковым:
Всюду деньги-деньги-деньги, Всюду деньги, господа, А без денег жизнь плохая — Не годится никуда…А также:
Из-за пары ободранных кос С оборванцем подрался матрос…А во время сцены в чайной «Золотое дно» певец с эстрады поет «Мальчики-налетчики»:
Эх, мальчики, да вы налетчики, Кошелечки, кошельки, кошелечики…В «Оптимистической трагедии» (1963 г.) хор анархистов с куражом выводит:
Была бы шляпа, пальто из драпа А к ним живот и голова. Была бы водка, а к водке глотка. Все остальное трын-трава…А помните музыкантов из комедии «Мы из джаза» (1982 г.), искрометно лабающих на улице «Чемоданчик»?
В «Трилогии о Максиме» (1934–1939 гг.) Григория Козинцева актер Борис Чирков, лежа на берегу речки, тренькает на гитаре и задорно признается: «Люблю я летом с удочкой над речкою сидеть, бутылку водки с рюмочкой в запас с собой иметь…»
А главной песней, прославившей киноэпопею, стал, конечно, докатившийся до дней сегодняшних «Шар голубой», или
Подарок пьяного гармониста
Годы спустя Б. П. Чирков в автобиографии «Азорские острова» писал о съемках первого «сериала»:
«Пришел день, когда мы поняли, что обделили Максима — не дали ему песню. Были у него личность, жизнелюбие, а песни не хватало… У Максима должна была быть песня не для слушателей, а для самого себя, в которой отражалось бы его отношение к жизни…
И тут же начались поиски подходящей песни. Где мы ее искали? И в своей памяти, и в памяти родных и друзей. В сборниках русских песен и романсов. В библиотеке Академии наук пересмотрели мы целый шкаф песенников. Яркие литографированные обложки лубочных изданий заманчиво предлагали нам сообщить тексты „самых популярных и любимых“, старинных и современных образцов поэтического творчества. Но увы! Ни один из них не был по душе Максиму…
Вдруг как-то на репетиции появились среди нас незнакомые товарищи с большими черными футлярами в руках.
— Кто это?
— Баянисты из пивных и ресторанов, — ответил ассистент режиссера.
— А зачем?
— Пусть поиграют свой репертуар, может быть, у них найдем песню для Максима…
Но у знатоков городского фольклора прошлого песню найти не удалось…
Я сам вспомнил романс, который певал когда-то отец…
Крутится-вертится шар голубой, Крутится-вертится над головой, Крутится-вертится, хочет упасть, Кавалер барышню хочет украсть…— Вот, вот, — закричали режиссеры. — Это как раз то, что нужно!»
Однако сам режиссер Г. М. Козинцев в мемуарах утверждал, что:
«…песню подслушали у подвыпившего гармониста с сиплым голосом… Это была она, любовь мгновенная, с первого взгляда (вернее, слуха). В песне открылся с удивительной полнотой и в словах, и в напеве тот самый истинный и искренний лиризм „копеечного“, что определял фильм. Теперь пригород имел свою песню. Впрочем, это была не песня, скорее голос Максима, совсем юный, милый, простецкий, немного лукавый, задушевный…»
Специалисты по истории поэзии считают, что прародителем «голубого шара» был того же цвета, но… «шарф» из старинного романса Н. Титова на стихи М. Маркова:
Шарф голубой! Шарф голубой! Как часто, бывало, Вслед за тобой Сердце летело, И страсти боролись с бессильной душой…Так это или нет, трудно утверждать наверняка, но тот факт, что композиция из трилогии про Максима стала основой для солдатских песен во время Второй мировой — неоспорим.
Борис Чирков (в образе Максима) — пел в киножурналах из серии «Победа за нами» на стихи В. Лебедева-Кумача и популярный мотив:
Десять винтовок на весь батальон, В каждой винтовке — последний патрон. В рваных шинелях, в дырявых лаптях Били мы немца на разных путях…Белогвардейский романс
Третьим главным антигероем советского кино, о ком с удовольствием сочиняли партийные композиторы и поэты, был, конечно, «недобитый белогвардеец».