История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

В отделе рукописей РГБ хранятся черновые главы романа, дописанные и переписанные в 1934–1936 годах, в начале которых стоит дата: 30.Х.34 и фраза «Дописать раньше, чем умереть, а в завершение глав: «Конец».

Виктор Иванович Лосев (1939–2006), много лет занимавшийся текстологией романа, утверждал в своих работах, что редакций «Мастера и Маргариты» – семь, опубликовал и прокомментировал их.

26 мая 1938 года Е. Булгакова уехала на все лето в Лебедянь, а Михаил Афанасьевич остался в Москве, главным образом для того, чтобы продиктовать Ольге Сергеевне Бокшанской, сестре Елены Сергеевны, законченный роман. Сохранились письма Михаила Афанасьевича, которые он чуть ли не ежедневно отправлял в Лебедянь, давая полный отчёт о ходе перепечатки. Здесь, в письмах, много подробностей его тогдашней жизни, описание встреч, разговоров, размышлений о себе и о других. «…Мы пишем по многу часов подряд, и в голове тихий стон утомления, но это утомление правильное, не мучительное… Остановка переписки – гроб! Я потеряю связи, нить правки, всю слаженность. Переписку нужно закончить во что бы то ни стало… Роман нужно окончить! Теперь! Теперь!» 15 июня Булгаков, утомлённый изнурительной работой днём и ночью, сообщает Елене Сергеевне: «Передо мною 327 машинных страниц (около 22 глав). Если буду здоров, скоро переписка закончится. Останется самое важное – корректура авторская, большая, сложная, внимательная, возможно, с перепиской некоторых страниц.

«Что будет?» – ты спрашиваешь. Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в бюро или в шкаф… и иногда будешь вспоминать о нём. Впрочем, мы не знаем нашего будущего» (Булгаков М. Письма / Сост. В. Лосев и В. Петелин. Вступ. ст. и предисл. В. Петелина. М.: Современник, 1989. С. 434)

О романе «Мастер и Маргарита» написано много статей и монографий, высказано множество различных толкований и заключений. В восьмитомнике (Центрполиграф, 2004. Сост. и предисл. В. Петелин) есть два тома, 6-й и 7-й, в которых подробно изложена творческая и текстологическая история романа, анализ образов и полемика с некоторыми критиками и учёными.

«Мастер и Маргарита» – одно из сложнейших художественных произведений и по сюжету и композиции, и по литературным образам.

Большое значение Булгаков придаёт образам Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри. Много высказано по поводу этих образов в критике и исследованиях. Булгаков столкнул в образах Пилата и Иешуа добро и зло: Понтий Пилат посылает на казнь Иешуа. Но это только внешняя сторона конфликта. Булгаков создал живых людей, со своими характерами и строем мышления. В Понтии Пилате мы видим грозного властителя, перед которым всё трепещет. Перед всесильным прокуратором предстал разбойник, смутьян, в разорванном голубом хитоне. Одного взгляда на этого человека достаточно, чтобы сделать вывод: «бродяга». Марк Крысобой внушил жалкому бродяге почтение и страх. Власть восстановила свои права. Но каково же было удивление Понтия Пилата, когда в дальнейшем перед ним предстал человек высокого духа: робкого, да, но умного и глубокого. И постепенно в глазах Понтия Пилата бродяга превращается в философа и врача, оказывается, «бродяга» знает греческий, латынь, не лезет за словом в карман, на всё у него готовые ответы, своя сложившаяся философия. Понтий Пилат готов отменить смертный приговор, вынесенный Малым Синедрионом, готов был проявить снисходительность к «безумным утопическим речам» Иешуа, но дочитал до конца пергамент, и что-то в нём надломилось: Иешуа оскорбил римского императора. Возник «Закон об оскорблении величества», а это уже другое дело. Вплоть до этого момента Понтий Пилат человечен, но в связи с новым преступлением Иешуа Пилат снова превращается в неумолимого и жестокого властителя.

Булгаков создал свой, особый, неповторимый мир, нанося художническим воображением свои реки, свои моря и океаны, он населил материки созданными им людьми, наделил их неповторимым складом души, столкнул их с непредвиденными случайностями и парадоксами жизненных обстоятельств.

Читая булгаковские произведения, такие как «Мастер и Маргарита», «Театральный роман», «Белая гвардия», лучше понимаешь традиционное сравнение художника с Богом: художник всё может, он может нарисовать такой причудливый мир, что люди долго будут дивиться, вглядываясь в его неповторимые создания, он может распоряжаться судьбами своих созданий, как ему заблагорассудится, может убить, может пощадить, может женить, а может разлучить. Художник всё может, была бы на то его воля. Он не может лишь менять судьбу исторического героя, взятого в своё сочинение. Но художник должен обладать многими данными, которых нет у простого смертного: тонкостью чувств, непосредственностью впечатлений, остротой зрения, богатством души, неподдельностью ощущений, всеми богатствами родного языка. Большим художником может быть только большой человек, человек благородной души и отзывчивого сердца. Таким художником был и Михаил Булгаков. Честная русская интеллигенция пронесла святую память о Михаиле Булгакове до нынешних дней, всегда помня его недюжинный талант, гуманизм, правдолюбие.

Булгаков М. Письма / Сост.: В. Лосев, В. Петелин. М., 1989.

Булгаков М. Собр. соч.: В 8 т. М., 2004.

Булгаков М. Пьесы 20-х годов. СПб., 1989.

Булгаков М. Пьесы 30-х годов. СПб., 1999.

Петелин В. Жизнь Булгакова. М., 2000.

Исаак Эммануилович Бабель (13 июля (1 июля) 1894 – 27 января 1940)

Родился в обеспеченной еврейской семье, отец занимался торговлей и был страстным приверженцем своей религии. Исаак с детских лет был погружён в изучение древнееврейского языка, следовал всем сложившимся традициям еврейского народа, изучал латынь, русский и французский языки, вникал в Талмуд и Библию, учился в коммерческом училище, потом в Киевском финансово-торговом институте, продолжая очень много читать. Он покорён был художественным талантом французских писателей Рабле, Мольера, Лафонтена, Флобера, их свободомыслием, умением ставить острейшие общественные и социальные вопросы; особенно покорил его талант Мопассана, его блестящие рассказы и романы.

Рано почувствовал тягу к литературе и не знал, на каком языке ему писать: на русском или французском, были юношеские рассказы и на французском. И. Бабель, воспитанный в духе еврейских традиций, задумал написать цикл еврейских рассказов, в которых бы поведал русским читателям о безвольной еврейской жизни, полной трагизма и высоких нравственных ценностей. Рассказ «Старый Шлойме» был опубликован в Киеве в 1913 году, но мало кто обратил на него внимание. В 1915 году Бабель уехал в Петербург и писал рассказы, безнадёжно отправляя их по различным журналам.

Счастливая случайность привела его в только что открывшийся журнал М. Горького «Летопись». М. Горький вернулся в Россию после длительного изгнания и полицейского надзора, был по-прежнему демократически настроен, с широкой литературной позицией, по-доброму принял начинающего писателя, прочитал его рассказы и опубликовал два рассказа Бабеля: «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла» (Летопись. 1916. № 2). М. Горькому рассказы понравились остротой поставленных проблем, склонностью автора к криминальным ситуациям, эротизму и порнографии. На рассказы Бабеля обратили внимание, хотели даже отдать его под суд, но пришла пора революций, Февральской и Октябрьской, наступили такие сложнейшие и противоречивейшие времена, что было не до рассказов Бабеля. В это бурное время жизнь захватила Бабеля, он полностью поддержал Октябрьскую революцию, пошёл работать в ЧК, где нужны были умные и образованные люди. Здесь он увидел истинное «нутро» революции, с её бесшабашным произволом и мстительностью. В одном из ранних рассказов его герой просит содержательницу непристойного дома разрешить ему «в щелочку» посмотреть обыденную жизнь проституток, он, как и автор рассказа, хочет знать подлинную жизнь, с её противоречиями и изнанкой. Так и здесь, в самом сердце революции, в ЧК, он узнаёт подлинную жизнь и подлинный смысл революции.

В марте 1918 года, по совету М. Горького, Бабель стал корреспондентом газеты «Новая жизнь», его привлекла публикация откровенных и смелых «Несвоевременных мыслей» М. Горького. Но журналистская деятельность Бабеля продолжалась недолго: 6 июля 1918 года газета была закрыта как оппозиционная. С марта по июль 1918 года Бабель опубликовал семнадцать острейших очерков о том, как складывалась новая послереволюционная жизнь в Петрограде. Издавна существует скорая помощь в городе, раньше существовала, было семь автомобилей, на любой крик о помощи они выезжали, а сейчас – нет бензина: «Из многочисленных вызовов – в день удовлетворяются два или три. Больше не успеть, концы большие, лошади тощие… У нас ничего нет – ни скорой, ни помощи. Есть только – трехмиллионный город, недоедающий, бурно сотрясающийся в основах своего бытия. Есть много крови, льющейся на улицах и в домах» («Первая помощь»). Побывал Бабель и на Петроградской скотобойне – тот же беспорядок и неразбериха, десятки лошадей, тощих и понурых, ждут своей горькой участи, «едят свой кал и деревянные столбы изгородей» («О лошадях»). Не менее страшные картины предстают перед читателями в очерке «Недоноски»: у женщины нет молока, чтобы кормить своего ребёнка и четверых уродцев-недоносков, они – не рабочие, а дали бы им продуктов, как извозчикам, было бы молоко и детей бы выкормили. Короткие очерки, но они полны информации о том, что происходит в городе. К примеру, катастрофа с трупами. В «городе замирания и скудости» некоторых хоронят, но это редкость, по три недели лежат в мертвецкой тридцать трупов, каждый день привозят тела расстрелянных и убитых» («Битые»). И «Дворец материнства», и «Эвакуированные», и «Заведеньице», все очерки, опубликованные в газете «Новая жизнь», – это яркие и страстные обличения в период «социальной революции», обличения разрухи и беспорядка, чудовищных расстрелов и полной беспомощности городских властей.

Несовместимы были эти адреса: ЧК и «Новая жизнь», но эта несовместимость и привлекала писателя, стремившегося понять реальные процессы революции. Новые впечатления и новые противоречия вошли в его жизнь, и его снова потянуло к рассказам, в которых бы он откликнулся на социальный разлом обыденной жизни. В очерке «Святейший патриарх» Бабель описывает, как присутствовал на приёме патриарха Тихона, когда делегация приходских священников высказывалась о ревоюционных переменах в России, а Бабель записывал их высказывания: «Социализм есть религия свиньи, приверженной земле»; «Тёмные люди рыщут по городам и сёлам, дымятся пожарища, льётся кровь убиенных за веру. Нам сказывают – социализм. Мы ответим: грабёж, разорение земли русской, вызов святой непреходящей церкви»; «Тёмные люди возвысили лозунги братства и равенства. Они украли эти лозунги у христианства и злобно извратили до последнего постыдного предела» (Бабель И. Конармия. Рассказы. Дневники. Публицистика. М., 1990. С. 208–245).

Но пассивная жизнь, вдали от реальных противоречий, не устраивала молодого Бабеля, и в июне 1920 года он записался добровольцем в Первую конную армию, в которой он увидел много сложного, естественного и противоестественного, смелого и трусливого, благородного и лживого, противоречивого, трагического и смешного. По ходу военных событий он вёл дневник, в котором были подробности и записи мимоходом, в 1920 году принимал участие в работе газеты «Красный кавалерист», печатал короткие информации. В предисловии к «Конармейскому дневнику 1920 года» С.Н. Поварцов рассказал о том, что записи Бабеля во время Польской кампании сохранили киевские друзья М.Я. Овруцкая и Б.Е. и Т.О. Стах. «Человек в нечеловеческих условиях – вот центральная тема бабелевского военного дневника. Можно иронизировать над гуманизмом автора, по привычке называя его «абстрактным», можно даже обвинять Бабеля в пацифизме, но эти стрелы летят мимо цели, потому что высшей ценностью для художника, как точно заметил критик А. Воронский, остается Человек «с большой буквы». Антимилитаристский пафос дневника делает его вечно современным… Бабель разделял с красноармейцами все тяготы боевого похода в знаменитом Житомирском прорыве, в Ровенско-Дубенской операции, в боях за Броды и Львов», – писал С.Н. Поварцов.