История русской революции. Том II, часть 2

Несколько дней спустя Ленин докладывал на съезде советов: «Всемирный империализм и рядом с ним победное шествие социальной революции ужиться вместе не могут». 23 апреля он говорил на заседании Московского Совета: «Наша отсталость двинула нас вперед, и мы погибнем, если не сумеем удержаться до тех пор, пока мы не встретим мощную поддержку со стороны восставших рабочих других стран»."…Надо отступать (перед империализмом) хотя бы до Урала, – пишет он в мае 1918 года, – ибо это единственный шанс выигрыша для периода назревания революции на Западе".

Ленин отдавал себе ясный отчет в том, что затягивание переговоров в Бресте ухудшает условия мира. Но революционные международные задачи он ставил выше «национальных». 28 июня 1918 года Ленин, несмотря на эпизодические разногласия с Троцким по поводу подписания мира, говорит на московской конференции профессиональных союзов: «Когда дело дошло до брестских переговоров, тогда перед всем миром выступили разоблачения т. Троцкого, и разве не эта политика привела к тому, что во враждебной стране… во время войны возникает громадное революционное движение…» Через неделю, в докладе Совета народных комиссаров на V съезде советов, он снова возвращается к тому же вопросу: «мы исполнили свой долг перед всеми народами… через нашу брестскую делегацию, с тов. Троцким во главе…» Год спустя Ленин напоминал: «В эпоху брестского мира… советская власть поставила всемирную диктатуру пролетариата и всемирную революцию выше всяких национальных жертв, как бы тяжелы они ни были».

«Какое значение, – вопрошал Сталин, когда время стерло в его памяти не слишком отчетливые и без того разграничения идей, – может иметь заявление Троцкого о том, что революционная Россия не могла бы устоять перед лицом консервативной Европы? Оно может иметь лишь одно значение: Троцкий не чувствует внутренней мощи нашей революции».

На самом деле вся партия была единодушна в том убеждении, что «перед лицом консервативной Европы» Советская республика устоять не могла бы. Но это была лишь обратная сторона убеждения в том, что консервативная Европа не сможет устоять перед лицом революционной России. В негативной форме выражалась несокрушимая вера в международную силу русской революции. И в основном партия не ошиблась. Полностью консервативная Европа во всяком случае не устояла. Даже преданная социал-демократией германская революция оказалась все же достаточно сильной, чтобы обрезать Людендорфу и Гофману когти: без этой операции Советская республика вряд ли избежала бы гибели.

Но и после крушения германского милитаризма общая оценка международного положения не подверглась изменению. «Наши усилия неизбежно ведут к всемирной революции… – говорил Ленин на заседании ЦИК в конце июля 1918 года. – Дело обстоит таким образом, что, выйдя… из войны с одной коалицией, (мы) сейчас же испытали натиск империализма с другой стороны». В августе, когда разгоралась на Волге гражданская война, с участием чехословаков, Ленин говорил на митинге в Москве: «Наша революция выступила как революция всеобщая… Пролетарские массы обеспечат Советской республике победу над чехословаками и возможность удержаться до тех пор, пока не вспыхнет всемирная социалистическая революция». Продержаться, пока не вспыхнет революция на Западе, – такова по-прежнему формула партии.

В те же дни Ленин писал американским рабочим: «Мы находимся в осажденной крепости, пока другие армии международной социалистической революции не пришли нам на помощь». Еще категоричнее он выражается в ноябре: «…факты мировой истории показали, что превращение нашей, русской революции в социалистическую было не авантюрой, а необходимостью, ибо иного выбора не оказалось: англо-французский и американский империализм неизбежно задушит независимость и свободу России, если не победит всемирная социалистическая революция, всемирный большевизм». Говоря словами Сталина, Ленин явно не чувствует «внутренней мощи нашей революции».

Первая годовщина переворота осталась позади. Партия имела достаточно времени, чтобы осмотреться. И тем не менее в докладе на VIII съезде партии, в марте 1919 года, Ленин снова заявляет: «Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, и существование Советской республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов, либо одно, либо другое победит».

В третью годовщину, совпавшую с разгромом белых, Ленин вспоминал и обобщал: «Если бы в ту ночь (ночь октябрьского переворота) нам сказали, что через три года… будет вот эта наша победа, – никто, даже самый заядлый оптимист, этому не поверил бы. Мы тогда знали, что наша победа будет победой только тогда, когда наше дело победит весь мир, потому что мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию». Более непререкаемого свидетельства требовать нельзя: в момент октябрьского переворота «самый заядлый оптимист» не только не мечтал о построении национального социализма, но не верил в возможность обороны революции без прямой помощи извне! «Мы начинали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию». Чтобы в трехлетних боях обеспечить победу над сонмом врагов, ни партия, ни Красная Армия не нуждались в мифе социализма в отдельной стране.

Мировая обстановка сложилась благоприятнее, чем можно было ждать. Массы обнаружили исключительную способность к жертвам во имя новых целей. Руководство умело использовало противоречия империализма в первый, наиболее трудный период. В результате революция проявила большую устойчивость, чем рассчитывали наиболее «заядлые оптимисты». Но при этом партия целиком сохраняла прежнюю интернациональную установку.

«Не будь войны, – разъяснял Ленин в январе 1918 года, – мы наблюдали бы соединение капиталистов всего мира: сплочение на почве борьбы с нами». «Почему в течение недель и месяцев… после Октября мы получили возможность столь легкого перехода от триумфа к триумфу?.. – спрашивал он на VII съезде партии. – Только потому, что специально сложившаяся международная конъюнктура временно прикрыла нас от империализма». В апреле Ленин говорил на заседании ЦИК: «Мы получили передышку только потому, что на Западе империалистская бойня все еще продолжается, а на Дальнем Востоке империалистское соревнование расширяется все шире; только этим и объясняется существование Советской республики».

Исключительное сочетание обстоятельств не могло длиться вечно. «Мы сейчас перешли от войны к миру, – говорил Ленин в ноябре 1920 года, – но мы не забыли, что вернется опять война. Пока остались капитализм и социализм, мы мирно жить не можем: либо тот, либо другой в конце концов победят; либо по Советской республике будут петь панихиды, либо – по мировому капитализму. Это – отсрочка в войне».

Превращение первоначальной «передышки» в длительный период неустойчивого равновесия обеспечено было не только борьбой капиталистических группировок, но и международным революционным движением. Под влиянием ноябрьского переворота в Германии немецким войскам пришлось покинуть Украину, Прибалтику, Финляндию. Проникновение мятежного духа в армии Антанты вынудило французское, английское и американское правительства убрать свои войска с южного и северного побережий России. Пролетарская революция на Западе не победила, но на пути к победе прикрыла на ряд лет советское государство. В июле 1921 года Ленин подводит итоги: «Получилось, хотя и крайне непрочное, крайне неустойчивое, но все же такое равновесие, что социалистическая республика может существовать – конечно, недолгое время – в капиталистическом окружении». Так, переходя от недель к месяцам, от месяцев к годам, партия лишь постепенно осваивалась с той мыслью, что рабочее государство может некоторое – «конечно, недолгое» – время мирно просуществовать в капиталистическом окружении.

Один немаловажный вывод вытекает из приведенных данных с полной неоспоримостью: раз, по общему убеждению большевиков, советское государство не могло долго продержаться без победы пролетариата на Западе, то практически уже этим одним исключалась программа построения социализма в отдельной стране; самый вопрос как бы снимался в предварительном порядке.

Было бы, однако, совершенно ошибочным полагать, как это пыталась внушить за последние годы эпигонская школа, будто единственное препятствие на пути к национальному социалистическому обществу партия видела в капиталистических армиях. Угроза вооруженной интервенции практически действительно выдвигалась на передний план. Но сама военная опасность представляла лишь наиболее острое выражение техническо-промышленного перевеса капиталистических стран. В последнем счете проблема сводилась к изолированности Советской республики и к ее отсталости.

Социализм есть организация планомерного и гармонического общественного производства для удовлетворения человеческих потребностей. Коллективная собственность на средства производства не есть еще социализм, а лишь его правовая предпосылка. Проблему социалистического общества нельзя отвлекать от проблемы производительных сил, которая на нынешней стадии человеческого развития является мировой по самому своему существу. Отдельное государство, ставшее тесным для капитализма, тем менее способно стать ареной законченного социалистического общества. Отсталость революционной страны увеличивает для нее, сверх того, опасность быть отброшенной назад, к капитализму. Отвергая перспективу изолированного социалистического развития, большевики имели в виду не механически выделенную проблему интервенции, а всю совокупность вопросов, связанных с международной экономической базой социализма.

На VII съезде партии Ленин говорил: «Если Россия идет теперь, – а она бесспорно идет, – от „тильзитского“ мира к национальному подъему… то выходом для этого подъема является не выход к буржуазному государству, а выход к международной социалистической революции». Такова альтернатива: или международная революция, или откат назад – к капитализму. Национальному социализму места нет. «Сколько еще будет переходных этапов к социализму, мы не знаем и знать не можем. Это зависит от того, когда начнется в настоящем масштабе европейская социалистическая революция».