История русской торговли и промышленности

Это постановление, вызванное, по-видимому, тем, что розничные торговцы вследствие такого образа действия промышленников оказались в «оброчных сборах не без многой доимки», т.е. вызванное казенными интересами, привело, однако, к тому, что торговцы составили между собою стачку с целью понижения цен промышленных изделий, зная, что промышленники не могут продавать своих товаров никому другому помимо них ^{788} . Вследствие этого через несколько месяцев после первого указа последовал второй, согласно которому промышленникам вновь дозволено держать свои лавки в рядах, однако под условием, что они могут продавать в них лишь те товары, которые у них остались после продажи своих изделий купцам ^{789} .

Но такое неясное и неопределенное правило, конечно, не могло удовлетворить купцов, и последние в 1727 г. вновь жалуются на то, что фабриканты держат свои лавки в рядах и продают в розницу свои произведения, как-то: полотно, чулки, шелковые изделия, писчую бумагу, карты, а также пряденое и крученое золото и серебро. Жалобы эти со стороны купцов повторяются и в заявлениях 1764 г., и в городских наказах 1767 г., так что, очевидно, промышленники продолжали розничную торговлю своими изделиями ^{790} . Впрочем, из этой борьбы между ними и торговцами еще отнюдь не следует, что мы имеем дело действительно с фабрикантами, т.е. владельцами централизованных мануфактур. Это могли быть и скупщики кустарных изделий, за которыми также, если они не входили в состав купеческих организаций, не признавалось право на розничную торговлю. Ее повсюду купеческий класс считал своей привилегией — так это было и в Западной Европе, где право производить оптовую торговлю нередко резко отделялось от права торговать в розницу.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Запад и Россия. Положение русской промышленности к концу XVIII ст.

Профессор Е. В. Тарле указывает на то, что иностранцы, посещавшие Россию или жившие в России в конце XVIII и в начале XIX ст., держатся очень высокого мнения о ее промышленном развитии и что этот взгляд вполне подтверждается фактами относительно размеров нашего привоза и вывоза в эту эпоху, как и количества промышленных предприятий и числа занятых на них рабочих. Поэтому мнение об отсталости России в хозяйственном отношении для этой эпохи совершенно не соответствует действительному положению вещей. «Иностранцы-современники, по-видимому, ясно видели то, о чем забыло потомство: что Россию нет никаких оснований считать страною в промышленном отношении отсталой от большинства других стран европейского континента в XVIII столетии… По мнению иностранных наблюдателей, фабрики и заводы к концу екатерининского царствования отнюдь не были тепличными растениями и обрабатывающая промышленность достигла такого развития, что если и не составляла сколько-нибудь существенной статьи русского вывоза, то во всяком случае делала Россию, по смыслу неоднократных утверждений самих иностранцев, страною, в общем экономически не зависимою от соседей» ^{791} .

Этот конечный результат вполне соответствует и самому ходу всего процесса развития промышленности в течение XVIII ст. Как мы видели выше, мы находим в последнем полный параллелизм между Западом и Россией, точнее, между Австрией, Пруссией и прочими германскими государствами, с одной стороны, и Россией — с другой. И тут и там одни и те же цели, преследуемые государством при создании новой крупной промышленности, и тут и там те же меры, применяемые им для осуществления этих целей. В обоих случаях можно установить однородные условия в отношении труда и капитала и поэтому однородные средства поощрения новых предприятий и снабжения их денежными суммами, прочими материальными средствами и рабочей силой. И это однообразие в области системы создания промышленности, применение тех же принципов, свойственных меркантилизму, при однородных условиях должно было привести и к однородным результатам.

Весь вопрос заключается в том, насколько эти условия были действительно однородны. В пользу последнего мы приводили выше ряд аргументов. Остановимся здесь лишь на двух основных вопросах, касающихся всего периода XVIII ст., — на составе класса предпринимателей и класса рабочих и на тех потребностях, которые удовлетворяла или должна была удовлетворять вновь созданная промышленность.

Предприниматели этой эпохи, если не считать отдельных прожектеров в финансовой области, которые и у нас имелись и о которых упоминает Посошков, состояли, по Зомбарту, из государей, дворян, представителей торгового капитала и иностранцев. Первые — короли, герцоги и князья, которые учреждали казенные предприятия, в особенности горные заводы (в Пруссии, например, в области Рура, в Верхней Силезии), как и верфи, стеклянные и фарфоровые заводы. Эти же виды предприятий, как мы видели, находятся и у нас в руках казны и либо эксплуатируются ею за собственный счет, либо сдаются «содержателям» на известный срок, после чего вновь возвращаются в казну. И предприятия в других отраслях промышленности иногда по нескольку раз переходили от казны к частным лицам и обратно. Так, например, устроенный в 1704 г. в Москве казенный бумажный завод был отдан в 1713 г. «на откуп бумажному мастеру Барфусу из оброку по 300 руб. на год, у которого за неплатеж откупных денег в 1720 г. его пришлось взять по-прежнему на государя». Заведенная в 1719 г. в Путивле Дубровским казенная фабрика была отнята у него в 1726 г. «за неразмножением им оной фабрики» и со всеми принадлежащими к ней деревнями отдана Неелову, а в 1732 г. перешла к Полуярославцеву. В 1741 г. она вернулась обратно в казну, а в 1752 г. ее получил Козьма Матвеев вместе с деланными на ней сукнами, материалами и припасами. Подобным же образом и при Фридрихе Великом частные предприятия, остановившие свою деятельность, нередко брались в казну во избежание полного прекращения их.

Дворяне как во Франции, так и в Австрии и Пруссии учреждают разнообразные предприятия; владея обширными лесами и водами, они эксплуатируют рудники в связи с (работающими при помощи воды) железными заводами, устраивают стеклянные заводы, мукомольные и бумажные (водяные мельницы); имея стада овец, нередко пользуясь крепостным трудом, занимаются выделкой шерстяных материй и т.д. Наряду с ними появляются торговцы, в особенности в области текстильной промышленности, где они прежде торговали сырьем или готовыми изделиями, а теперь становятся скупщиками производимого кустарями товара, продолжая снабжать кустарей необходимым материалом; но они проникают и в железоделательную и прочие отрасли производственности.

И у нас мы находим как дворян, так и купцов в качестве предпринимателей. Туган-Барановский склонен различать две эпохи — петровскую, когда преобладал торговый капитал, и екатерининскую, в которую промышленность преимущественно находилась в руках дворян в связи с запрещением купечеству приобретать крестьян к заводам. Однако едва ли можно произвести такое разграничение по периодам. И при Петре мы встречаем в роли предпринимателей Меньшикова, Шарифова, графа Апраксина, графа Толстого, Веневитиновых и др. Мы видели, что еще в XVII ст. бояре в своих вотчинах занимались разработкой руды, производством поташа. При Елизавете Петровне горные предприятия, как и многие другие, сосредоточивались в руках графа Шувалова. С другой стороны, во второй половине XVII ст. большую роль играл в промышленности купеческий класс. Так, например, в Костромском крае, отличавшемся своим промышленным развитием, мы находим, начиная с 60-х годов, ряд возникающих крупных предприятий в области полотняного производства. Но среди владельцев их «дворяне так же редки, как белые вороны». «Из костромских промышленников времен Екатерины один только Воронцов был дворянином; все остальные, все эти Углечаниновы, Стригалевы, Волковы, Дурыгины, весь цвет костромских предпринимателей и все рядовые промышленники вышли из рядов городского купечества». «Не деревня и не дворяне, а город и городское купечество создали в XVIII ст. крупную полотняную промышленность» ^{792} .

Наконец, четвертую группу предпринимателей составляли повсюду иностранцы. Зомбарт для Западной Европы еще специально выделяет «еретиков» и евреев. Но первые в виде представителей гонимых протестантских сект имели значение лишь для некоторых стран (гугеноты во Франции, квакеры в Англии), евреи-предприниматели сыграли большую роль в Пруссии, в Польше, но в России в то время их не было. Что же касается иностранцев, то их мы находим у нас не только в XVII ст., когда почти все новые предприятия создавались ими, но и при Петре (наиболее известны Тамес и Тиммерман), при ближайших его преемниках (пресловутый генералберг-директор бар. Шемберг), при Екатерине II, когда в 60-х годах их появилось большое количество.

Даже если ограничиться одним только Петербургом, то мы встретим целый ряд иностранных промышленников. Здесь и сахарный завод англичан Мея и Стефенса (с 1751 г.), в конце XVIII ст. он и еще другой сахарный завод принадлежали наследникам англичанина Каванахта; здесь и канатный завод англичанина Гарднера (в 1755 г.), и фабрика крахмала, пудры и синего камня Грезена и Порланда (с 1790 г.). Упоминаются иностранцы, выделывающие табачные изделия, Кейзер, Буте, Плейо, немцы, заводящие ситцевое производство, суконный фабрикант Фростинберг, иностранец Рисар, выделывающий сургуч. Набойка производится у иностранца Кисселя и у другого иноземца Андреаса Тома. Одним из первых кожевенных предприятий в Петербурге является завод иностранца Христофора Рихтера в 30-х или 40-х годах XVIII ст. В конце XVIII ст. имелась ситцевая и выбойчатая фабрика голландца Браувера, устроенная в 1770 г. Шейдеманом, и другая ситцевая фабрика Миллера, заведенная в 1771 г. Кроме того, находим восемь немецких карточных фабрик и шесть немецких «табашных прядильщиков». Производством шоколада занимается турок Цакория, инициаторами шелковой промышленности были армяне Мануйлов и Хахвердов. Первую фабрику золотого, серебряного и шелкового дела устроили в Петербурге иностранцы Меллер и Рихтер, получившие в 1736 г. ссуду в 10 тыс., под поручительством барона Шарифова ^{793} .

Но вызывались ли все многочисленные возникающие в эту эпоху промышленные предприятия действительной потребностью в них, как это было на Западе, или они были «искусственно» заведены и не имели никакой реальной почвы под собой, не соответствовали никакому спросу в данного рода изделиях?

На этот вопрос мы, в сущности, уже дали ответ выше. Но коснемся его в заключение еще в немногих словах. В Западной Европе новые производства создавались, с одной стороны, в силу потребностей армии и войны, с другой — под влиянием роскоши, которая охватила высшие классы населения. К этому присоединялся еще спрос со стороны колоний, в особенности требования разбогатевших там плантаторов, которым нужно было все самое изысканное, кричащее, дорогое. Спрос последнего рода у нас отсутствует, так же как и в Пруссии и Австрии. В первых же двух направлениях Россия едва ли отличается от Запада.

Войны Петра, как и его ближайших преемников и Екатерины II, Северная война, война с Турцией при Анне Иоанновне, войны со Швецией и с Пруссией при Елизавете, войны с турками и поляками при Екатерине вызывали сильнейшую потребность в пушках и ружьях, порохе и снарядах, сукне, полотне, коже и т.д., и далеко не всегда возможно было добывать эти изделия в необходимом количестве из-за границы. Все эти отрасли промышленности нужны были России не менее, чем Австрии или Пруссии. И точно так же петербургский двор предъявлял не меньший спрос на предметы роскоши, чем дворы немецкие или австрийские, — все ведь они старались подражать Королю-солнцу Людовику XIV, везде копировали с большим или меньшим успехом Версаль со всем его убранством и благолепием. Стоит только вспомнить строительную горячку Екатерины или гардероб Елизаветы, в котором имелось 15 000 платьев и два сундука шелковых чулок, чтобы понять, что спрос на шелк и бархат, позументы, кружева, стекло и фарфор и многое другое мог и у нас создать новую крупную промышленность. В «Горе от ума» дядюшка Иван Петрович, который «при государыне служил Екатерине», «не то на серебре, на золоте едал, сто человек к услугам, езжал-то вечно цугом». Правда, Петр Великий отличался простотой образа жизни, но в этом отношении мог с ним поспорить Фридрих Великий, питавший лишь страсть к собиранию табакерок; а при преемниках Петра «нескончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные поездки, куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным блеском и роскошью до тошноты» (Ключевский).