История с благополучным концом

Аскеров покачал головой. .

– Всякое может быть. Но не будем зря спорить. Водителя вы могли бы узнать?

– Так вот он сидит, по-моему, - сказал офицер, кивнув на Рауфа. По-моему, мы, как вошли, поздоровались.

– Вы видели в ту ночь - с 18-го на 19-е сентября, работников ГАИ старшего лейтенанта Алмазова сержантов Багирова и Гадырля?
– спросил Аскеров.

– Видел и поздоровался, - повторил Рауф.

Аскеров тяжело вздохнул, как человек, которому предстоит тяжелая и неприятная работа, и, пристально глядя на Рауфа, сделал паузу, а затем снова обратился к Алмазову.

– А теперь, свидетель, мы приступаем к самой важной части ваших показаний. Помните, что за дачу ложных или заведомо неправильных показаний вы по закону несете ответственность. Расскажите все, что вам известно о ценном животном, похищенном подследственным в ночь с 18-го на 19-е сентября в зоопарке?

– Я за свои показания в любое время могу ответить, - высокомерно произнес Алмазов.
– Мне в этом деле никакого интереса или корысти нет. А насчет ценности животного, я его не покупал и не продавал, не знаю. И вообще в ту ночь никакого животного я не заметил. Могу рассказать, что видел. Водитель стоял у открытого багажника машины, номерной знак 50-37 АГУ, и держал обеими руками птицу.

– Какую птицу?

– Что значит какую?

– У каждой птицы есть свое название, - терпеливо объяснил Аскеров.
– Что было в ту ночь в багажнике машины 50-37 - гусь, индюшка, курица, утка?

– Не знаю, - сказал Алмазов, - я успел только заметить, что это была крупная птица,

С той самой минуты, как Аскеров впервые упомянул о птице, Рауф начал горестно покачивать головой, но некоторое время всеми присутствующими это осталось незамеченным.

– Теперь я наконец все понял, - сказал он.
– Об этой проклятой птице я могу рассказать все,

– Долго же вы вспоминали!
– деланно восхитился Аскеров.
– Ну, а теперь, что вы скажете, когда свидетельские показания неопровержимо доказали, что птица похищена вами?

– Не похищал я никакой птицы, - упавшим голосом сказал Рауф.
– Товарищ Аскеров, разве я похож на вора?

– А я, - свирепо рявкнул Аскеров, - а я разве похож на следователя?
– Он встал и вытянулся во весь свой чрезвычайно невысокий рост. Тщедушное тело, соединенное худой шеей с головой, с трудом, казалось, вместившей мозг, бегающие хитрые глазки, длинный тонкий нос и все остальное еле втиснулось в узкий треугольник между массивными ушами и торчащими к верху редкими, но жесткими, как стальная проволока, волосами.
– Похож?

И Рауф был вынужден сказать "нет", потому что если среди всех находящихся в кабинете одушевленных в неодушевленных предметов и находился какой-то меньше всего напоминавший следователя прокуратуры, то им бесспорно был сам хозяин кабинета юрист 1-го класса Дамир Аскеров.

– Если у вас есть возражения против показания свидетелей, заявите, и я немедленно внесу ваше заявление в протокол, - заботливым тоном предложил Аскеров.

– Они говорят правду, но я эту птицу не похищал. Она сама влезла в багажник, и мне пришлось ее выталкивать. Аскеров взглядом показал Рауфу на свидетелей.

– Посмотрите, они улыбаются, честно говоря, мне тоже смешно, хотя при исполнении служебных обязанностей смеяться не положено. Значит, эта птица, обратите внимание, не какая-нибудь домашняя птица, а дикая, вольная птица стала ночью врываться к вам в машину?

– Да, - Рауф в упор поглядел на Аскерова.
– Она влезла в багажник, и мне пришлось ее оттуда вышвырнуть.

– Свидетель Алмазов, - сказал следователь, - вы видели, как подследственный выдворяет птицу?

– Нет, - покачал головой Алмазов, - мы все видели, как он держит ее в руках.

– То есть, борьбы между ним и птицей вы не заметили? Может быть, вам издали не было видно?

– Не заметили - ответил Алмазов, - мы проехали совсем близко. Он улыбнулся и поздоровался с нами.

– Как только вы отъехали, я ее вышвырнул из багажника- сказал Рауф. И она осталась на там же месте, когда я отъехал.

– Этого мы не видели, - не дожидаясь вопроса Аскерова, с глубоким сочувствием в голосе признался Алмазов.
– Если бы видели, то сказали.

– У меня здесь показания дворников, - как бы вскользь сообщил Аскеров, вытягивая из папки несколько исписанных листов.
– Они вышли на работу в пять утра, то есть спустя десять-пятнадцать минут после вас. Никаких птиц им не попадалось.

– А я при чем?
– уныло спросил Рауф.
– Разве я могу знать, куда она ушла. Это ужасная птица, товарищ Аскеров. Просто непонятно, почему вы из-за нее так беспокоитесь?

– Птица действительно необычная, - согласился Аскеров.
– Среди ночи, будучи дневной птицей, а не совой или, скажем, летучей мышью, она встает и заперев за собой на задвижку дверь птичника, находит дорогу на улицу и решает ворваться в багажник, который по чистой случайности именно в это время оказался открытым. Правильно я говорю?

– Можете не верить, но я сам удивился, когда увидел ее у машины. Если поискать на холме, наверное, можно найти ее следы.

– Молодец - одобрительно сказал Аскеров. Помнит, что в ту ночь был сильный ливень? Значит, подавай ему следы. Есть следы, вот снимки, только не птичьи, а ваши, сорок третьего размера, - он посмотрел на часы.
– Вопросы к свидетелям есть?.. Подумайте, так и запишем. Вопросов к свидетелям нет. Можете идти. Спасибо.

С трудом разогнув отекшие от неподвижного сидения ноги, Рауф поднялся с места, но Аскеров остановил его:

– Вы останьтесь. Это я свидетелей отпустил, - и потянулся к телефону.

– Мне необходимо уйти, - успел сообщить Рауф, прежде чем Аскеров начал набирать номер.
– На два у нас назначено совещание, и я обязательно должен присутствовать.

Аскеров с виноватой улыбкой развел руками.

– Ничем не могу помочь. Надо сегодня же закончить ваше дело. Сами видите, я из-за вас даже на обед не ушел. Хорошо, что напомнили, попрошу, чтобы нам принесли чай и бутерброды.

Несмотря на уговоры Аскерова, Рауф до еды не дотронулся. Он пил чай и с тоской слушал своего собеседника, с аппетитом поглощающего один за другим бутерброды с колбасой, сыром и шпротами.

– Вы же губите себя, - в коротком антракте перед заключительным бутербродом предупредил Аскеров.

Если бы не сложившаяся ситуация, Рауф с интересом понаблюдал бы, как внушительная бутербродная пирамида за считанные минуты перекочевала в аскеровское нутро. Говорил следователь при этом внятно и почти беспрерывно, замолкая лишь на несколько мгновений, когда выпирающий из-под тонкой кожи кадык, подобно грузовому лифту, медленно опускался вместе с разжеванным бутербродом до впадинки между выглядывающими из ворота рубашки тоненькими ключицами, а затем легко я плавно взмывал вверх на свое постоянное место.