История с продолжением

– Не завидую я Юре и компании, – пробормотал Лин.

– Ты скоро и за нас радоваться перестанешь, – сказал Пятый. – Я больше чем уверен, что эта яма наполняется во время дождя водой.

– Но мы же крышу сделали, – возразил Лин.

– Ты иногда скажешь, – скептически заметил Пятый, – крыша у нас ещё та…

– Да ладно тебе, – отмахнулся Лин, – дождь скоро кончится. – Он облокотился о стенку ямы. – Вот только куда мы с тобой дальше пойдём?…

– На север, – ответил Пятый, подумав, – там шоссе, километров через семь. А оттуда до города – рукой подать. Доберёмся.

– Слушай, а не поспать ли нам до вечера? – предложил Лин.

– И идти ночью?… Хотя… почему бы и нет?… Только вот дойдём мы в темноте?…

– Дойдём, – успокоил его Лин, – куда мы денемся.

В яме постепенно становилось холодно, на землю наползали вечерние тени, дождь прекратился, сырая земля остывала. С неподвижных ветвей иногда падали тяжёлые редкие капли.

К вечеру они проснулись. Лин зябко поёжился и выглянул из ямы.

– Холодно тут, – заметил он. – Ты уверен, что нам надо идти?

– Ты есть хочешь? Если нет, мы можем тут просидеть хоть неделю.

– Тогда пошли. Авось утром у нас будет, что пожевать…

Лин выбрался из ямы и помог вылезти Пятому. Часа через два они вышли на шоссе. До города было ещё порядочно, они шли молча, экономили силы. Дорога, едва освещённая августовскими звёздами, смутно чернела под ногами.

Неожиданно Лин обернулся к Пятому…

* * *

…и всё изменилось. Они находились в комнате, в той самой комнате, где он умирал здесь и сейчас. Пятый лежал на своей собственной кровати, на которой он провёл последние пять с половиной месяцев, Лин же стоял у окна и неподвижно смотрел в ночь. Что-то здесь было неестественно, неправильно…

– Лин! – позвал Пятый.

– Да? – откликнулся тот, оборачиваясь и тут только Пятый понял, что произошло. Лин был мёртв. Как Пятый сумел это определить, он не смог бы объяснить и себе самому, но уверенность, страшная уверенность, не оставляла, она, напротив, только крепла с каждой секундой. Лицо, голос…

– Почему ты здесь? – спросил Пятый. – Ты же умер…

– Да, – отозвался Лин. – И ты тоже скоро умрёшь. Не бойся, это не страшно…

После его слов по комнате разлился холод. Раздался резкий неприятный звук, хлопнуло окно. Ветер. И тишина.

Лин опустил глаза. Пятый последовал взглядом за ним и увидел на груди того множество ран от пуль из которых сочилась свежая алая кровь.

– Не переживай за меня и приходи, – Лин присел к Пятому на кровать и взял того за руку. Пятый поразился – до чего же руки Лина были холодны. “Это не Лин, – вдруг подумалось ему, – он не может быть таким. Не верю…” Он закрыл глаза, а открыв, увидел нечто, поразившее его. Его кровать стояла теперь на скале, пусто и серой, а вокруг было небо, чёрное, холодное, усыпанное звёздами. Незнакомыми, чужими, огромными звёздами.

Пятый оглянулся и вдруг увидел по правую руку от себя Арта.

– Арти, это был Лин? – спросил он.

– Как ты сам думаешь, мог бы он испугать тебя?…

– Нет…

– Значит, это был кто-то еще. Держись. Осталось не так уж долго. Жди.

Небо начало вращаться, оно двигалось всё быстрее и быстрее. Всё закружилось и вскоре стало неразличимым, затем сознание его заволокло серой дымкой и всё исчезло…

* * *

Пробуждение было нереальным. Словно он поднимался наверх сквозь мутную грязную воду, медленно, неимоверно медленно… Открыть глаза оказалось делом непосильным, поэтому он лежал и пытался слушать, что происходит вокруг. Внимание его привлекли голоса, доносившиеся с кухни – там спросили. Он прислушался.

– …и это не так! Вы всё видите сами, просто принимать не желаете. Пять с половиной месяцев прошло, почти полгода, а…

– Да, ничего не зажило, но только потому, что кое-кто здесь поддаётся на его провокации! – Валентина почти кричала. – Этот негодяй решил, что ему пора отчаливать, а вы ему в этом помогаете. Не выжить помогаете, а умереть. И это очень плохо, Лена…

– А что вы мне прикажете делать? Смотреть, как он сходит с ума от боли? Вот просто так стоять и смотреть, как это делаете вы? Он в праве решать за себя, сами говорили…

– Это не есть принятие решения, это культивация самых слабых и тёмных сторон человеческой натуры! Никто, Лена, пойми, никто не в праве принимать подобные решения. Ни мы определяем, жить нам или умереть. А он взял на себя слишком много, милая моя. И вместо того, чтобы пристыдить его за это и постараться вытащить, ты его убиваешь своей бабской жалостью. Больно! Подумаешь!… Он же мужик, мог бы и потереть…

– Вы забыли, что врач говорил, тогда, ещё в больнице?…

– Мало ли кто что говорил, – отмахнулась Валентина. Пятый услышал, что в голосе её зазвучали нотки отчаяния. Она, видимо, встала, скрипнул стул. – И что вы хотите? Вы же не просто так затеяли этот разговор…

– Во-первых, поднять дозу.

– Сколько?

– Двенадцать уколов в сутки.

– Что ещё?

– Не вести с ним этих ваших разговоров, вы знаете, про что. После них он спать перестаёт… и так мучается, а вам всё мало.

– Что ещё? – голос Валентины звучал теперь глухо и безжизненно.

– Всё, – сказала Лена. Она словно стыдилась собственной смелости.

– А тебе не страшно? – едва слышно, почти шёпотом, произнесла Валентина.

Лена промолчала. Судя по звукам, на кухне был ещё и Юра, но он не принимал участия в разговоре. Но Пятый превосходно знал, что Юра во всём всегда согласен с Леной. Не легко приходится Валентине, ой как не легко. Пятый думал, кто же из них искренен, кто из них действительно хочет помочь ему. И вдруг понял – никто. Открытие это словно окатило его ледяной водой. Ведь кто он этим людям? Не родственник, не друг… так, случайно встреченный, и почему-то вызвавший если не жалость, то сочувствие, человек. Он не нужен им, он только мешает. Валентине – жить той жизнью, которой она привыкла, Лене и Юре – пожениться и наплодить кучу детишек в отдельно взятом двухкомнатном шалаше. Он, чужак, приблуда, не вписывался в эту картину. Он – посторонний фактор, который только портит жизнь, и так не лёгкую, этим людям. Он – обуза, свалившаяся на плечи тех, кто имел неосторожность подставить ему плечо. “Почему я не погиб тогда? Что мне помешало? Почему я не умер раньше? Зачем я вообще родился? – думал он. – Флюктуация несчастий ходячая… урод… что натворил… Господи, прости меня, если сможешь… столько людей, столько жизней искалечить, и даже не понять этого… безмозглый кретин… не хочу, не могу, не буду… надо что-то делать… что я могу сделать?… умереть, уйти, скорее… как?…” Вошла Лена. Пятый поспешно прикрыл глаза – испугался, что она поймёт, что сумеет прочесть в его мыслях. Он притворялся спящим ещё несколько минут, выжидал. Лена тихо всхлипнула. Пятый решился.

– Лена, – позвал он. Та обернулась и спросила:

– Проснулся?

– Да, только что. Почему ты плачешь?…

– Мы поспорили, – прошептала та.

– О чём? – спросил он, молясь про себя: “солги, не дай мне узнать эту правду, которую я понял, от тебя самой… я же люблю тебя…”

– Так, просто, – Лена утёрла глаза, попыталась улыбнуться. – Дежурства не поделили.

– Не ври, – неожиданно для себя сказал он. – У тебя не выходит. Давай расставим все точки над “и”. Я не проживу долго, Лена, и ты об этом знаешь. Очень скоро твоя жизнь войдёт в нормальную колею… вы поженитесь, как и хотели… ты постараешься забыть про то, что я вообще был рядом, – страшная душевная боль жгла его изнутри, как огонь, сердце заходилось, – но пока этого ещё не произошло, я хотел бы попросить… об одном одолжении… Не веди больше разговоров на эту тему ни с кем – ни с Валентиной, ни Юрой, ни со мной. И потом, это было не твоё решение, а моё. Не бери на себя столько ответственности, это груз не для тебя…

– Ты слышал?…

– Мне не нужно было это слышать, Лена. Я и так всё превосходно понимаю… за то, что ты поняла меня – спасибо. И прости меня, если сможешь.

– За что?

– Я отнял кусок твоей жизни. Вместо того, чтобы выйти замуж, ты сидишь рядом с умирающим придурком и тратишь на него своё время и свои силы.

– Прекрати.

– Нет, это ещё не всё.

– Прекрати, я сказала!

– Нет. Мало того, что я – идиот, я ещё и сволочь, каких мало, – его затрясло от собственной откровенности, – по моей вине погибли люди, Лена. Много людей…