История Украины. Научно-популярные очерки

Экономический кризис привел к резкому уменьшению финансирования образования. Согласно украинскому законодательству, на образование должно выделяться не менее 10 % валового внутреннего продукта. На практике эта цифра колебалась в пределах 3,8–5 %, при том, что сам ВВП постоянно уменьшался, соответственно съеживалась доля затрат на образование. Разумеется, это не могло не сказаться на политике украинизации образования: она происходила на фоне постоянной нехватки средств, падения жизненного уровня учителей, развала материально-технической базы школ. Отсутствие средств компенсировалось административным нажимом, приказами и инструкциями. От учителей требовали перехода на преподавание на украинском языке, однако мало заботились об их переучивании. От администрации школ требовали отчетов, но не обеспечивали ее необходимыми средствами на украинизацию. Впрочем, при этом образовательная бюрократия центра придерживалась принципа разумной постепенности в украинизации школы в регионах — там, где сопротивление населения было особенно сильным и где оно встречало поддержку местной бюрократии (Донбасс, Крым), административный нажим ослабевал и использовались непрямые методы воздействия — например, открытие классов с украинским языком обучения в русских школах, расширение в школьных программах объема украиноведческих дисциплин (география, история Украины, украинский язык и литература, курс «Я и Украина» в начальных классах), увеличение приема на украиноведческие специальности в вузы. Добавим, что при вступлении в вузы в 1993 г. был введен обязательный экзамен по украинскому языку (сочинение).

Согласно закону о языках 1989 г. обучение и воспитательный процесс во всей образовательной системе Украины должен был осуществляться на украинском языке. В местах компактного проживания национальных меньшинств разрешалось создание школ с преподаванием на их языках. Изучение украинского было обязательным с первого класса во всех школах страны. Впрочем, как и русского. С 1 сентября 1993 г. по распоряжению министерства образования доля учеников первых классов, обучающихся на украинском языке, должна была соответствовать доле украинцев в составе населения региона — этим закладывался фундамент полной украинизации образования этнических украинцев. Заметим, что и неукраинское население вполне лояльно относилось к обязательному изучению в школе украинского языка и даже к тому, чтобы их дети обучались в украинских школах — в 1992 г. по результатам опроса родителей-русских, 54 % из них были готовы отдать детей в украинские школы во Львове, 65 % — в Киеве, и всего 9 % — в Симферополе (правда здесь 54 % признали, что их детям необходимо изучать украинский язык).

Окончательный перелом в украинизации системы образования произошел при президенте Л. Кучме, который пришел к власти, используя, среди прочего, лозунг о русском языке как втором государственном. К 2003 г. на украинском языке обучалось 73,5 % школьников и почти 90 % студентов (в начале 1990-х гг. — студентов, получавших знания на украинском, было 37 %). Насколько эти официальные данные отражают реальное состояние дел, сказать трудно. Формально образование стало украиноязычным и ориентированным на нужды Украины, и в этом смысле оно превратилось в мощный способ превращения украинского в язык государства и нации. Неформально на значительной территории страны (за исключением западных регионов) утвердилась ситуация функционального двуязычия — язык преподавания и общения с администрацией — украинский, язык внеслужебного общения — русский (или суржик). В то же время усилилась региональная специфика языкового разделения образовательной сферы. К концу 1990-х гг. резко снизилось число русских школ в западных областях Украины (в Тернопольской и Ровненской их не осталось вовсе).

Новое государство, помимо прочего, нуждалось в создании государственной символики, пантеона национальных героев, установлении системы государственных праздников — всего того, что в свое время английский историк Эрик Гобсбаум назвал «изобретением традиции». Заметим, что и здесь ситуация была далеко не безоблачной.

Еще в годы перестройки национал-демократы добились неформального признания властью желто-голубого знамени — оно стало все чаще появляться на публичных мероприятиях (раньше за его вывешивание можно было попасть в тюрьму). В 1990 г. желто-голубой флаг уже стал привычным. В сентябре 1991 г. по постановлению Верховной Рады он стал использоваться в протокольных мероприятиях как государственный флаг Украины.

В январе 1992 г. Президиум Верховной Рады утвердил музыкальную редакцию государственного гимна «Ще не вмерла України…» (автор музыки М. Вербицкий). Слова гимна, относящиеся еще к XIX столетию, не были утверждены по мотивам идеологическим, поскольку содержали пассажи, неприемлемые в современных условиях. Некоторые официальные поэты получили задание сочинить слова гимна, однако мероприятие провалилось, и после принятия Конституции Украины 1996 г. официальным текстом гимна стали первые два куплета и припев. Тогда же, в 1996 г. был узаконен малый герб Украины — тризуб, символ киевского князя Владимира Великого.

Герб, флаг и гимн, принятые государством, не были приняты частью общества, особенно людьми старшего возраста. Постоянными оппонентами новой государственной символики были коммунисты, прекратившие эскапады против нее только после принятия новой Конституции. Она не имела какого-либо заметного морально-психологического значения для подавляющего большинства русскоязычного населения востока страны. То же самое можно сказать и о пантеоне национальных героев.

В 1992 г. был разработан дизайн новой украинской валюты. Украинские деньги получили название «гривна» — чем узаконивалась связь нового государства с Киевской Русью, а изображения на них как раз и представили пантеон национальных героев — Владимир Великий, Ярослав Мудрый, Богдан Хмельницкий, Иван Мазепа, Иван Франко, Михаил Грушевский, Тарас Шевченко, Леся Украинка. Впрочем, действовать на сознание граждан эти символы начали только в 1996 г., когда была проведена денежная реформа. Набор имен, представляющих национальный пантеон, соответствовал политике этносимволизма — подобно тому, как в переписанной школьной истории были проигнорированы другие народы, являющиеся частью истории Украины, их не было и в пантеоне. Это делало проблематичным формирование культурной лояльности той части населения, особенно на востоке страны, для которой имена, внесенные в пантеон, не представляли особой символической ценности, а в некоторых случаях даже вызывали неприятие вследствие психологической инерции, связанной с советскими идеологическими мифами (например, личность И. Мазепы).

В то же время, государственная политика, связанная с масштабным внедрением этнонациональных символов в массовое сознание, достаточно быстро сползла в тот же самый этнографизм, который был характерен для советских времен. В начале 1990-х гг. с экранов телевизоров не сходили фольклорные коллективы, исполнявшие народные песни и танцы, — лучшего способа вызвать массовое неприятие украинской культуры трудно было придумать. Многочисленные казацкие, кобзарские, писанкарские фестивали, поддержанные государством, поначалу вызывали общественный интерес, однако их повторяемость и похожесть постепенно свела к минимуму их влияние на общественное сознание.

Серьезной проблемой стала эстетическая и психологическая непривлекательность политики этносимволизма. Школьный курс украинской литературы оказался перегруженным произведениями классиков украинской литературы XIX в., заполненны ми достаточно депрессивным содержанием. Курс истории концентрировал внимание на многострадальности украинского народа, его утратах, особенно в XX в. Памятники национальным героям, впопыхах устанавливаемые в городах, поражали своей архаичностью. Т. Шевченко, замерший на фоне символической волны в позе классического поэта во Львове, М. Грушевский, понуро сидящий в Киеве и в очень неудобной позе во Львове, явно не заряжали историческим оптимизмом.

Пожалуй, наиболее удачным приобретением нового государства в этой сфере стало празднование Дня независимости 24 августа. Поначалу выдвигалась идея приурочить этот праздник к 1 декабря, дню референдума, однако выбор был правильно сделан именно в пользу лета. Кроме того, государство официально признало церковные праздники — православное Рождество, Пасху и Троицу, объявленные выходными. Из советского времени были унаследованы 1 и 9 мая, также ставшие выходными днями. Несмотря на активное сопротивление коммунистов, из разряда общегосударственных праздников был исключен день 7 ноября.

По сути, «создание украинцев» в 1990-е гг. превратилось в процесс украинизации самих этнических украинцев. В этом смысле национальный проект худо-бедно, но был в основном реализован.

Если же говорить о реализации проекта построения гражданской нации, того варианта, при котором слово «украинец» означало не этническую принадлежность, а гражданство, то он замер на стадии политических деклараций, перманентных дискуссий и законодательных форм, которые весьма непоследовательно реализовывались в практической жизни. Украина представляла собою многоэтническое государство, где народы, не относящиеся к этническим украинцам, составляли 25 % населения, в том числе около 22 % — русские. Формирование гражданской (или политической) нации предполагало стандартную схему — этническое ядро (украинцы), дающее название государству, и национальные группы и меньшинства, объединяющиеся вокруг этого ядра в гражданскую нацию. Поскольку этническое ядро само пребывало в стадии обретения национального самосознания, процесс возглавили бюрократические элиты, для которых построение гражданской нации было не столько вопросом реализации принципа исторической справедливости (который был достаточно опасен), сколько делом их собственной легитимации и самосохранения. Отсюда — имитационный и декларативный характер многих действий власти, направленных на формирование гражданской нации, и в то же время — умеренность и крайняя осторожность ее действий в этой области, выдаваемые некоторыми ее представителями и идеологами за мудрость и взвешенность.

Наиболее показательным примером решения вопроса о построении гражданской нации на уровне идеологическом может быть Конституция Украины 1996 г. Она содержала в себе ряд обтекаемых формулировок, которые позволили избежать употребления слова «нация» относительно всей совокупности граждан Украины — вместо этого был применен термин «украинский народ». Словосочетание «украинская нация» упоминается в Конституции один раз по отношению к этническим украинцам. Они же называются там «украинским народом». Весьма своеобразными выглядят формулировки о государственном языке и языках национальных меньшинств. Согласно Конституции государственным является украинский язык. При этом основной закон гарантирует «свободное развитие, использование и защиту русского, других языков национальных меньшинств в Украине». Особое упоминание о русском и одновременное уравнивание его с языками национальных меньшинств создало массу разночтений и неоднократные попытки конституировать русский язык или как второй государственный, или как региональный с его внедрением в государственное делопроизводство и т. и. В декабре 1999 г. даже понадобилось отдельное постановление Конституционного суда, пояснившее, что украинский язык является обязательным к употреблению как язык официального общения на всей территории Украины во всех государственных учреждениях.