История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

Даже в Центральной Европе процесс приобщения к западной цивилизации происходил неровно, часто оставался незавершенным и никогда не становился необратимым. Положение опаздывающих постоянно сковывало действия правителей Венгрии и других государств региона, резко ограничивая свободу их выбора. Внутренние противоречия, характерные для подобных ситуаций, способствовали формированию наиболее типичных, требующих к себе пристального внимания и одновременно сбивающих с толку особенностей венгерской истории. Ученый, изучающий историю Венгрии, все время сталкивается с парадоксами. Так, например, Венгрия, из-за своей реальной историко-культурной отсталости ощущая себя не иначе как глухой провинцией, периферией западного мира, вдруг понимала, что именно это дает ей целый ряд преимуществ во времена суровых испытаний и что недостатки можно превратить в достоинства. Впрочем, и при весьма благоприятных, казалось бы, обстоятельствах она подчас начинала еще более отдаляться от Запада. И напротив, иллюзорность успеха, завышенная и потому неверная оценка реальных достижений своей нации часто приводили страну к таким потрясениям, которым она, из-за особого своего геоисторического положения, не могла противостоять.

Таким образом, вековая социокультурная отсталость Венгрии была фактически предопределена ее географией и историей. Можно сказать, что она время от времени получала ее в наследство и эта отсталость приводила ее в состояние летаргии, но чаще побуждала проявлять гибкость, умение приспосабливаться, переносить удары судьбы, даже за счет сомнительных компромиссов. В результате в стране сосуществовали и постоянно противоборствовали, и в наши дни тоже, два основных подхода к пониманию исторической самобытности Венгрии, с одной стороны, и к оценке ее роли на континенте – с другой. Первый подход пронизан пафосом показной национальной замкнутости и поглощенности самими собой, этакой неповторимой «мадьярскости», якобы определяющей физическое и нравственное здоровье нации – крепость национального характера, в котором достаточно странно сочетаются языческое начало с христианской духовнос- /23/ тью Венгрии как «Царства Девы Марии». Второй, европоцентристский, подход разрабатывался в Венгрии с особенной интенсивностью. Поэтому он, возможно, отличается даже большей глубиной анализа и остротой переживаний, пусть и на грани отчаяния, чем западничество в других странах этого региона. Полагаю, что самое оптимистическое, самое жизнеутверждающее исследование венгерской истории едва ли может предложить нечто большее, нежели просто констатацию того факта, что западники чаще выигрывали, чем проигрывали, в ожесточенной полемике с национал-изоляционистами, хотя победы эти никогда не были решающими.

Тем не менее, они предопределили еще одну специфическую особенность венгерской истории. Начиная с первых попыток перешагнуть пропасть, отделяющую Венгрию от Запада, т. е. с создания оседлых поселений и основ государственности королем Иштваном I Святым, отсталость проявлялась не столько в области знаний и духовной культуры, сколько в сфере социально-экономических отношений. Даже во времена суровых национальных испытаний страна оказывалась способной поддерживать интеллектуальные отношения как с ближайшими, так и с более отдаленными западными государствами. Причем этот своеобразный диалог с Западом поддерживался не только выдающимися политическими деятелями, участвовавшими в становлении национальных и государственных институтов Венгрии. Непосредственное участие в нем принимали также многие менее известные герои своего времени, такие, как некий «Николай из Венгрии» – первый из наших студентов, учившийся в Оксфордском университете; пасторы-кальвинисты XVI в., выпускники западных (возможно, даже католических) университетов, служившие в приходах на территории Османской империи и одновременно поддерживавшие переписку с выдающимися деятелями европейского Ренессанса и Реформации; мелкопоместные дворяне XVIII в., читавшие латинские романы и цитировавшие Монтескье на собраниях комитатов или заседаниях парламента, и т. д. Эта культурная связь с Европой никогда не обрывалась на протяжении всей нашей истории, что подпитывает мой осторожный оптимизм и позволяет надеяться, что моя версия истории Венгрии, эта смесь исторического скептицизма, иронии и сочувствия, будет воспринята читателем с пониманием. /24/-/25/

I. Земля, народы, процессы миграции

История до прихода мадьяр: древние культуры и набеги кочевых племен

История земель и история народов, сейчас эти земли населяющих, – как правило, разные истории. С абсолютной очевидностью это относится к истории европейских стран, особенно тех, что расположены в т. н. транзитной зоне, определенной во введении как Центральная Европа. Даже самые далекие предки проживающих здесь народов заселили свои земли значительно позднее других народов континента. Тем не менее, их историческая память хранит воспоминания не только о природе, характерной для их среды обитания, но и о чувствах людей, которые жили здесь до них, преобразуя окружающий мир, созидая и разрушая, производя и потребляя, добиваясь чего-то и терпя неудачи, и решая проблемы, сгорая от любви или ненависти. Я полагаю уместным проиллюстрировать это следующим примером. На пороге XXI в. гражданин Соединенных Штатов Америки, путешествуя по штату Колорадо, с удовлетворением и гордостью разглядывает жилища индейцев анасази, считая своим национальным достоянием эти искусные сооружения XII в., высеченные прямо в скальных породах плато Национального парка «Меса-Верде» мастерами давно вымершего, совершенно чужого для них этноса. По этой самой причине полезно будет окинуть взглядом все то, что предшествовало собственной истории Венгрии.

Первое свидетельство о поселениях в районе Карпат датируется чуть ли не полумиллионом лет тому назад. Археологические находки, обнаруженные неподалеку от Вертешсёллёша, подтверждают, что /26/ здесь, на придунайских холмах, проживали первобытные люди, принадлежавшие к особому типу доисторического человека, известному как homo erectus seu sapiens paleohungaricus. Затем, по-видимому, наступил долгий перерыв, однако уже эпоха среднего палеолита (ок. 80 000 – 30 000 гг. до н. э.) оставила множество свидетельств того, что в этот период в данной местности люди неандертальского типа в течение длительного времени сосуществовали с людьми, находившимися, с антропологической точки зрения, на более высоких ступенях развития. По всей вероятности, они пришли на эти земли с востока и с запада. Ученые называют это явление «параллельной эволюцией», при которой антропологические и культурные типы не смешиваются, а сосуществуют бок о бок, независимо друг от друга.

Хотя большая часть находок обнаружена в горах северо-восточной части Венгрии, в бассейне Дуная, люди в указанный период жили не только в пещерах. Найдены остатки поселений в виде землянок, в которых жили охотники, умевшие изготавливать довольно сложные каменные орудия труда и оружие. Кроме того, различные племена начинали, если можно так сказать, специализироваться на отдельных видах охоты, т. е. добывали не всех зверей, а один-два вида животных и отлавливали их в большом количестве, что способствовало некоторому освобождению от прямой зависимости от сил природы и среды обитания. Племена обычно кочевали небольшими изолированными группами и, несмотря на разнообразие фауны, в основном охотились на северного оленя. Добывать его было трудно, но олени сбивались в многочисленные стада, и это облегчало задачу.

Климатические изменения, вызванные окончанием последнего ледникового периода и приведшие к стабильному потеплению климата в Карпатском бассейне около 10 000 г. до н. э., вероятно, послужили причиной миграции оленей и одновременно людей, живущих охотой на них, к северу, где можно было поддерживать привычный образ жизни. Видимо, почти все охотничьи племена, сформировавшиеся в регионе в период палеолита, покинули эти земли. Во всяком случае, от переходного периода к новому каменному веку – мезолита – осталось сравнительно мало археологических свидетельств пребывания здесь человека, что, скорее всего, и было обусловлено изменением климата. Культура эпохи неолита в этом регионе обнаруживает себя несколько неожиданно и сразу на высокой ступени развития, равно как и чрезвычайной многочисленностью племен. По всей вероятности, это объясняется тем, что они пришли сюда с Балканского полуострова. Такой же сценарий повторится и /27/ в следующей волне миграции – в начале бронзового века, т. е. около 5 000 г. до н. э.

Неолит, новый каменный век, был выделен археологами XIX в. в самостоятельный историко-культурный период на основании технологических перемен, которые отличают его от всех предыдущих этапов развития цивилизации. Именно в эпоху неолита обточенные каменные орудия заменили те, что изготавливались методом скола или расщепления камня. Самое же главное состоит в изменении отношения к среде обитания: из простого потребителя природы человек превращается в производителя продукции. Он начинает заниматься разведением домашнего скота и растениеводством, учится сохранять урожай в больших глиняных горшках. Производство горшков (керамика) и изготовление тканой или вязаной одежды также явились составляющими технологического переворота, благодаря которому у людей появилась реальная возможность покончить с рабской зависимостью от сил природы и постепенно подчинить их своей воле. Культивация почвы привела к повышению ее плодородия. Вместо малочисленных стоянок охотников появились многолюдные поселения. Этот процесс обычно называют «неолитической революцией», хотя он протекал весьма медленно и непоследовательно. В Европу, которая на заре развития цивилизации была глухой периферией, этот процесс пришел с Ближнего Востока, где эпоха неолита датировалась 9–8-м тысячелетиями до н. э. Когда же он наконец дошел до нашего континента, в Месопотамии и Египте уже стали появляться городские поселения.

Тогда впервые особенности географии Карпатского бассейна стали фактором, обусловившим долю его участия в культурном освоении Европы. Благодаря своей близости к Восточному Средиземноморью, откуда «свет Востока» должен был проникнуть на Европейский континент, а также плодородным почвам равнин, пригодных для земледелия, этот регион начал привлекать к себе пришельцев. По данным археологии, по крайней мере, часть его территории можно рассматривать в качестве самого западного ареала восточно-средиземноморской культуры земледелия в течение всего неолита, а также последующих медного, бронзового и железного веков. Поселения пришельцев в основном были сконцентрированы в долине реки Кёрёш (отсюда одноименное название археологической культуры), где выращивали пшеницу и ячмень, разводили овец и коз, занимались прядением и ткачеством, лепили горшки и строили дома уже в 5-м тысячелетии до н. э. Кроме того, пришельцы стали культивировать и местные сорта /28/ зерновых, приручали некоторых здешних крупных рогатых животных и свиней. Именно с территории бассейна реки Дунай к началу 6-го тысячелетия до н. э. культура неолита шагнула на север и запад Европы.

Среднедунайская равнина стала самой крайней западной территорией распространения поселений на насыпных холмах, или телях, столь характерных для Ближнего Востока и Балкан того времени. Эти холмы, или насыпи, становившиеся выше с каждым новым археологическим слоем, до сих пор являются частью местного ландшафта. Раскопки позволяют говорить об относительно высоком уровне развития религиозных верований и общественного устройства родов и племен, которые населяли территорию современной Венгрии в период неолита. Культ олицетворявшей женскую плодовитость Великой Богини (Magna Mater), распространенный в те времена на большей части соседних земель, в эпоху позднего неолита (середина 6-го тысячелетия до н. э.) был вытеснен культом богов, связываемых, подобно Кроносу – древнегреческому верховному божеству, с плодородием почвы. В этот же период значительная часть племен, населявших территории севернее и западнее Карпат, еще жила большими семьями, характерными для матриархата, тогда как в нашем регионе почти повсеместно уже стали появляться маленькие жилища, обособленные от других, что свидетельствует о формировании типично патриархальных семей как относительно самостоятельных экономических единиц. Однако особенности местности и враждебные отношения между первобытными земледельцами Карпатского бассейна, сохранившими связи со Средиземноморьем, и аборигенами-варварами, постоянно на них нападавшими, обусловили непоследовательный характер развития культуры региона: более высокие и более низкие ступени цивилизации сосуществовали здесь бок о бок или же, чередуясь, сменяли друг друга.

В самом начале 3-го тысячелетия до н. э. история Карпатского бассейна переживает еще одно существенное изменение социально-экономических отношений, предопределенное техническими новшествами и изменением климата. Постепенное потепление, сокращение осадков в сочетании с вероятным истощением почвы и постоянными опустошительными набегами, в конечном счете, привели к тому, что скотоводство стало доминировать в регионе над земледелием. Могущество возникшей скотоводческой элиты, подчинившей тех, кто попадал в зависимость от нее, в значительной мере, определялось использованием меди. Этот металл, слишком мягкий для того, чтобы из- /29/ готавливать орудия вырубки леса или пахоты, оказался великолепным материалом для оружия. Подобно всем предыдущим и последующим технологическим открытиям того периода, медь впервые была выплавлена на Ближнем Востоке. Металлургия здесь появилась как минимум в 5-м тысячелетии до н. э. Считается, что около 4 000 г. до н. э. местные мастера создали даже бронзу. Поэтому, переселяясь на север, они принесли с собой медеплавильную технологию наряду с поистине революционным изобретением того времени, одним из важнейших в ранней истории человеческой цивилизации – четырехколесной телегой. Самое раннее изображение телеги в Европе можно увидеть на медном сосуде для питья или религиозного культа, датируемом бронзовым веком. Он был найден на раскопках близ Будапешта (в Будакаласе). В четырехколесные телеги впрягали быков, хотя тогда же люди начали приручать лошадей. Установлено, что этнически народы, заселявшие Карпатский бассейн в течение медного века, принадлежали к индоевропейской группе, которая преобладала не только в нашем регионе, но и на всем евразийском пространстве – от Атлантики до Индии – вплоть до вторжения гуннов и других алтайских кочевников три тысячелетия спустя.