История Византийской Империи VI – IX вв. Том 2.

Константин был далек от мысли, что его положение колеблется, и что против него готовится восстание. Весной 797 г. он предпринял поход против арабов. В его свите были друзья Ирины, которым было весьма важно, чтобы поход не удался; они сделали с своей стороны все возможное, не останавливаясь даже перед изменой, чтобы унизить царя и сделать его смешным в глазах войска. Наконец, летом 797 г. наступил кризис. Июня 17 царь возвращался из ипподрома в свой любимый дворец св. Маманта, и как раз в этот день должны были захватить его военные люди из константинопольских гвардейских полков, преданных царице Ирине. Но Константин был предуведомлен о покушении и успел сесть на морское судно, чтобы переправиться на восток и искать защиты в феме Анатолика. Это было очень благоразумное решение, которое поставило Ирину в крайнее затруднение. Опасаясь, что сын успеет найти в азиатских фемах приверженцев и поднимет движение, она уже готова была вступить с ним в переговоры и послать к нему епископов, которые бы поручились за безопасность ее, как сверх ожидания дело приняло благоприятный для заговорщиков оборот. Т. к. между лицами, бывшими теперь с царем, оказались и такие, которые состояли в заговоре, то она уведомила их, что если они не употребят крайних мер для исполнения задуманного дела, то участь их решена, она выдаст их Константину. Тогда Константин был насильственно посажен на корабль и доставлен в Константинополь. 15 августа его заключили в порфировую залу, в которой он родился, «и там же в 9 часу он был страшно и бесчеловечно ослеплен с ведома матери и ее советников».

Хотя трагическая судьба Константина VI представляется исключительной по бесчеловечности даже по нравам того же времени, но Ирина слишком угодила представителям церковной партии своими мерами к восстановлению иконопочитания и устройством VII Вселенскою собора, так что современники не произнесли над ней справедливого суда. Но в летописи Феофана остался след оскорбленного нравственного чувства: «Померкло солнце на 17 дней и не посылало лучей своих, так что суда теряли свое направление и носились по течению; все говорили и признавали, что солнце отказало в своих лучах по случаю ослепления царя. Так достигла власти Ирина, мать его» [331] . Константин пережил постигшее его несчастье, он жил еще несколько лет без друзей и без почета, только супруга его Феодота осталась ему верна до конца и несколько скрашивала его тяжкую долю.

331

Theoph. 472, 19.

В октябре 802 г. и сама Ирина сделалась жертвой военного заговора, но мы возвратимся еще ко времени ее единодержавия.

Глава IX Церковная политика при преемниках Константина. Вселенский собор

Не может быть сомнения, что церковный вопрос — и именно вопрос иконоборческий — по своему громадному влиянию на все слои общества, по своей чрезвычайной для всех доступности и непосредственному ко всем отношению имел первостепенное место в настроениях и расположениях мыслящих людей занимающего нас периода. Почти все литературные памятники эпохи находятся под известным влиянием этого настроения, почти все деятели, оставившие какой-либо исторический след по себе, отдали посильную дань этому вопросу. В рассуждении событий VIII и IX вв. кажется несовместным и нецелесообразным занимать внимание внешними делами более необходимого и надолго отвлекаться от эволюции церковной политики, так резко и грубо выдвинутой царем Константином V.

Было бы, однако, ошибочно думать, что мы не в состоянии сделать анализ психологии того общества, которое пережило гонителя церковного и монашеского чина и видело воцарение сына его, Льва IV. Что не может не остановить внимания, это устойчивость прежних обычаев и нравов в тех слоях общества и в тех семьях, о которых сохранились до нас воспоминания; это продолжающаяся вереница тех же имен и характеров на церковных и гражданских должностях как при ревностных иконоборцах, так и при иконопочитателях. Все заставляет думать, что, несмотря на жестокие мероприятия последних лет жизни Константина V, иконоборческая система мало проникла в сознание общества и не сопровождалась теми результатами, которыми хвалился император: «Теперь у нас нет больше этих отвратительных». Вообще, жизнь шла своим чередом. Это в высшей степени ясно доказывается многочисленными примерами из жизни среднего класса общества и притом как столичного, так и провинциального. В ту самую эпоху, до которой мы дошли в настоящее время, начинают выступать с деятельной ролью как в общественной, так и в литературной области лица, родившиеся и получившие образование во время иконоборческого режима.

Стоит ознакомиться с житьем Филарета Милостивого, написанным в IX в., чтобы убедиться, что в Пафлагонии помещичье сословие не испытывало неудобств от иконоборческой церковной политики; внучка благочестивого Филарета, сделавшаяся супругой Константина VI, была не только благочестива, но и грамотна, т. к. занималась в монастыре перепиской рукописей. Какой затем богатый и обильный материал для характеристики психологии среднего класса представляет семья Фотина и Феоктисты, живущая в столице и имеющая довольно обширные и влиятельные связи? Игумен монастыря Саккудион на Олимпе Платон, дядя знаменитого Феодора Студита, выступивший со всей энергией против незаконного брака царя с Феодотой; молодой монах Феодор, родившийся ок. 760 г. и в ту же эпоху бракоразводного дела Константина начинающий уже обращать на себя внимание и своими учено-литературными знаниями, и своим дисциплинированным умом, и настойчивым характером; наконец, брат его Иосиф, впоследствии архиепископ Солунский. Откуда Феодор Студит мог запастись литературным образованием, если не было школы, именно государственной школы, хотя в этом думают разуверить нас иконопочитатели? Возможно ли было бы такое явление, как наблюдаемое в семье, из которой вышел Феодор Студит, что отец и мать, и дети, и даже родственники избирают монашескую жизнь и постригаются свободно в монахи, если бы иконоборческая система достигла таких результатов, о которых говорят летописные известия? Есть все вероятия, что даже в первый период своего развития, т. е. до VII Вселенского собора, иконоборческая система не имела на своей стороне таких преданных и убежденных людей, как система иконопочитания, и что реакцию против эдиктов и распоряжений Льва III и Константина Копронима провести было не так трудно.

Уже сын Константина в краткий период своего правления показал, что он не расположен продолжать преследование монахов и что в борьбе с иконопочитателями он также склонен делать важные уступки. В 780 г. произошло, однако, обстоятельство, доказавшее, что преследования против иконопочитателей не прекратились. В феврале умер патриарх Никита, о котором, к сожалению, летопись не сохранила других известий, кроме его славянского происхождения. Через две недели, именно во второе воскресенье Великого поста, избран на его место анагност Павел (780–784), уроженец с острова Кипра, который неохотно согласился на это избрание, т. к., по-видимому, был из партии иконопочитателей. Но правительство настояло на его избрании, хотя не могло не знать о церковных взглядах кандидата на патриаршую кафедру. В середине поста сделан был донос на важных лиц дворцового ведомства, вследствие чего они подверглись обычным в то время за религиозные и политические дела жестоким наказаниям: телесное бичевание, пострижение и заключение в государственную темницу. Это были протоспафарий Иаков, кувикуларии и паракимомены Папия, Стратигий, Феофан, Лев и Фома. Все эти лица, кроме Феофана, который сподобился мученического венца, по освобождении из темницы вступили в монастырь и, по словам Феофана, сделались опытными старцами. Во всяком случае, в царствование Льва IV это был единичный случай преследования иконопочитателей, а затем более 20 лет церковная политика находится в руках благорасположенного к реакции в пользу иконопочитания светского и духовного правительства. Поэтому можно было ожидать определенных попыток к реорганизации церковных дел. Царица Ирина, на которую расположенная к реформе партия могла возлагать все упования как на преданную поклонницу свв. икон и как на тайную защитницу иконопочитателей, фактически стояла теперь во главе империи за малолетством сына своего Константина.

Мы уже имели случай заметить выше, что Ирина в первые годы царствования пришла к мысли о восстановлении сношений с Римской Церковью и что с этой целью она не только вступила в сношения с папой, но чрез его посредство — с франкским королем. Следствием этих сношений был, во-первых, договор о брачном союзе между дочерью Карла семилетней Ротрудой и Константином VI, во-вторых, тогда же выступили на первую очередь церковные дела, весьма пострадавшие со времени иконоборческих эдиктов Льва III. О ближайших обстоятельствах, вызвавших царицу Ирину открыто поставить вопрос об отмене иконоборческих постановлений, мы не можем сказать чего-либо определенного. Нужно думать, что реакция была делом вполне назревшим и что Ирина находила для себя в этом отношении поддержку и, во всяком случае, сочувствие как в империи, так и в Италии у папы. Может быть, некоторые затруднения угрожали со стороны высших церковных представителей, из коих многие связаны были постановлениями иконоборческого собора 753 г., в котором сами принимали личное участие, другие же приняли пострижение и посвящение от иконоборческих епископов. Но и в этом отношении завязавшиеся оживленные сношения с Италией открывали царице возможность опереться в крайнем случае на греческое духовенство, нашедшее приют в Южной Италии, равно как на сицилийских и южноитальянских епископов. Кроме того, Ирина нашла себе весьма деятельных помощников в среде высшего духовенства Константинополя и искусно воспользовалась наступившим в 784 г. отречением патриарха Павла. «С тех пор, — говорит Феофан, — начали все открыто держать речь как в пользу, так и против поклонения святым иконам» [332] .

332

Theoph. 258, 5. Почти в тех же выражениях говорит он о начале иконоборчества. Р. 404, 4.

Старый патриарх, добровольно сложивший власть и ушедший в монастырь, посоветовал, говорят, царице решить церковный вопрос на Вселенском соборе. Назначенный на вакантную кафедру в 785 г., царский асикрит, или статс-секретарь, Ирины Тарасий поставил необходимым условием своего согласия также созвание собора. Во всяком случае с избранием Тарасия, близкого ко двору человека и весьма осведомленного насчет желаний императрицы, вполне выясняются ближайшие стадии движения церковного вопроса. Теперь ясно, что Ирина нашла в патриархе Тарасии именно такого человека, какой был нужен для проведения затруднительного и столь тревожного для Церкви дела, как предстоявший собор. Была лишь одна слабая сторона в деле избрания нового патриарха, это слишком поспешное проведение его из светского звания в высший духовный сан, и с этим формальным недостатком нужно было Тарасию серьезно считаться.

Первая забота духовного и светского правительства заключалась теперь в рассылке оповещений насчет собора, а для Тарасия, в частности, предстояло отправить известительные послания к патриархам о вступлении его на кафедру Константинопольского патриархата. Хотя это было обычным делом между Церквами, но при настоящем случае имелись и некоторые затруднения, вытекающие как из не совсем обычного возведения Тарасия прямо из светского звания, так и из ненормального положения восточных патриархатов под арабским господством. Тем не менее все необходимые в этом случае акты были выполнены, как это видно из протоколов VII Вселенского собора, сохранившихся со всеми приложениями и большинством оправдательных статей [333] . Можно видеть, что светское и церковное правительство не хотело терять времени и вместе с извещением об избрании патриарха ставило вопрос о созвании Вселенского собора и о назначении депутатов [334] .

333

Mansi. Concilia Sacrosancta. T. XII, XIII.

334

Такова Divalis sacra Ирины и Константина к папе: Mansi. XII, 984.

В циркулярном послании, отправленном на Восток архиереям и иереям Антиохии, Александрии и Иерусалима, патриарх Тарасий открыто заявляет, что он ранее проходил гражданскую службу и что ныне из светского звания прямо возведен в епископский сан по настоянию «защитников истины благочестивейших царей, архиереев и народа». Прося отеческой и братской помощи у восточных собратьев, он излагает затем обычное исповедание веры и предлагает послать доверенных лиц для участия в соборе. В свое время восточные патриархи отозвались на послание Тарасия и, как увидим, доверенные от них лица участвовали в деятельности собора. Но для правительства еще важней было заручиться благорасположением в этом вопросе со стороны Римской Церкви. Поэтому как царица Ирина, так и патриарх [335] просили папу принять в соображение церковный вопрос, разделяющий Восток и Запад, и прибыть самому в Константинополь, где ему будет оказан почет и внимание. Из письма царицы видим, кроме того, что сношения с папой велись чрез сицилийского епископа Константина и что другой итальянский епископ, именно епископ Неаполя, должен был прибыть с Константином в столицу империи. Следует принять во внимание, что число членов собора, имевших прибыть из западных провинций, в интересах правительства желательно было по возможности увеличить, и, действительно, сицилийское и южноитальянское духовенство представлено было на этом соборе в значительном числе. Хотя епископ Константин на соборе не присутствовал, но его заменял Феодор, епископ Катанеи, сопутствовавший, между прочим, послу Тарасия Льву, который представил папе известительное послание патриарха.

335

Theoph. 460, 25: µ … | µ µµ .

Папа Адриан отвечал на императорское послание обширным письмом 27 октября 785 г., точно так же и на послание патриарха Тарасия. Оба эти акта были прочитаны на соборе и изложены в протоколах II заседания. Самая существенная сторона этих документов, которые не могли быть прочитаны на соборе во всей полноте, заключается: а) в притязании папы на возвращение церковных владений, отнятых царями-иконоборцами; b) в упреках, посылаемых Тарасию за усвоение титула вселенский; с) в выражении неудовольствия по случаю прямого возведения Тарасия в епископский сан из светского звания. Этим правонарушениям не придается важного значения лишь под тем условием, что на очереди стоит весьма важный вопрос о восстановлении иконопочитания и о примирении Церквей и что от Тарасия ожидается в этом смысле важная услуга для Церкви. Поэтому папа Адриан, не давая резкого тона своим замечаниям, заканчивает послание согласием отправить на собор своих легатов, каковыми назначал пресвитера Римской Церкви Петра и настоятеля монастыря св. Саввы Петра. Этим лицам и принадлежало первое право голоса и места на соборе. Что касается восточных патриархов, то заместителями их были на соборе Иоанн и Фома, пресвитеры и монахи, имевшие право голоса и места вслед за патриархом Тарасием.