История Византийской Империи VI – IX вв. Том 2.
Шрифт:
Прежде всего обращает на себя внимание важный процесс, постепенно подготовляющийся в дукате Венеция, которая и после падения экзархата (756), и после подчинения Лангобардского королевства (774) продолжала оставаться под властью империи, хотя утверждение господства Каролингов в Италии ставило ее в весьма затруднительное положение. Находясь под управлением византийской военной власти magister militum, который имел в подчинении и Истрию, дукат, или герцогство, Венеция, под которым следует понимать целый ряд городов и торговых поселений, начиная от Аквилеи и Градо и продолжая до устьев Бренты, в занимающее нас время еще только вступал на путь политического обособления и с большим искусством воспользовался для этого своим положением между сферами влияния двух империй [419] . Без сомнения, Венеции было бы невозможно достигнуть блестящего материального положения и политической самостоятельности, если бы ее не оберегала взаимная боязнь и соревнование двух сильных соседей. Уже в конце VIII в. здесь заметна попытка избирать наследственных дук, которые притом при своей жизни назначали себе в соправители сыновей или родственников. Византийское правительство смотрело сквозь пальцы на это отступление, лишь бы дука признавал себя в зависимости от империи. Дальнейший шаг к обособлению состоял в учреждении своей епископии в Оливоло, чем ослаблялась связь с Истрией и с патриархатом Градо. Покровительствуемая за свою верность императорским флотом и имея торговые привилегии для своих купцов, которые плавали по всем морям империи и вели прибыльную торговлю с восточными приморскими городами, Венеция очень ясно понимала свои выгоды и хорошо определяла свои отношения к западному и восточному императорам. Организуя итальянское управление, Карл Великий не мог не уступить Венеции некоторых торговых преимуществ в Италии, но, когда прекратились сношения с Византией, он сделал распоряжение о том, чтобы венецианским купцам был запрещен доступ в области прежнего экзархата. Скоро обнаружилась в Венеции борьба духовной и светской партий, первая тянула на сторону
419
Для ранней истории Венеции: Hodgson. The early history of Venice. London, 1901; Kretschmayr. Gesch. v. Venedig. Gotha, 1905.
Как смотреть на происшедшие в Венеции в 803–804 гг. события? Не может быть сомнения, что это обозначало преобладание в стране императорско-германской партии, т. к. ясно, что новый дука вступил на место дук, назначенных византийским правительством. Что в особенности заслуживает внимания: Обелерий снарядил флот и направил его в Далмацию, где к нему присоединились византийский дука Павел и епископ Зары. Таково было положение дел, обозначавшее антивизантийское движение по всей Истрии и Далмации. В начале 805 г. оба венецианские дуки и приставшие к ним далматинские уполномоченные, дука Павел и епископ Донат, явились к Карлу с подарками и дали ему ленную присягу на те владения, которые принадлежали Восточной империи. Чтобы оценить всю важность этих событий, которые, впрочем, имели слишком эфемерное значение по своей непродолжительности, достаточно сказать, что это давало бы, прежде всего, Карлу в руки венецианский и далматинский флот, без которого он не мог считать себя в спокойном обладании Италией, затем он приобрел бы этим несравненные преимущества для осуществления своих политических и церковных планов в соседних с Далмацией славянских землях. Словом, Западная империя без борьбы и без потери одним ударом наносила Восточной империи такое чувствительное поражение, которое лишало бы ее политической роли на Балканском полуострове.
Но и в Византии понимали значение Венеции и Далматинского побережья. Император Никифор весной 806 г. отправил флот под командой патрикия Никиты с целью возвращения к повиновению отложившиеся области. По-видимому, не было оказано сопротивления ни в Венеции, ни в Далмации. Венецианский дука Обелерий получил от византийского правительства титул спафария, а его соправитель Беат взят был в Константинополь и там удержан под разными предлогами, точно так же и епископ Оливола Христофор. Весьма любопытно, что указанный поворот в положении дел совершался на глазах короля Пипина, которому по акту раздела 6 февраля 806 г. достались Венеция, Истрия и Далмация; присутствие на месте императорского патрикия Никиты и внушительный флот без особенных затруднений восстановили в этих областях власть восточного императора. В 807 г. заключено было перемирие на условиях сохранения произведенного в пользу Византии переворота. По истечении срока перемирия в следующем году снова появился здесь императорский флот под командой патрикия Павла, который имел целью не только защиту византийской провинции, но даже, как показали события, и наступление. Именно, весной 809 г. греческий флот сделал нападение на соперничествовавший с Венецией город Комаккио в долине р. По. Хотя предприятие не было из удачных, тем не менее из него видим, что царь Никифор далеко не считал потерянным положение дел в Северной Италии. Но вслед за тем произошли события, давшие неожиданный поворот отношениям между империями.
Только что патрикий Павел удалился со своим флотом, как на Венецию сделал нападение король Пипин и в течение шестимесячной осады поставил правительство и богатых венецианских купцов в необходимость переходить из Риальто в Маламокко и другие города, представлявшие трудный доступ для франкской армии. Но в конце концов Пипин одержал верх, принудив к сдаче последний оплот венецианцев и захватив в плен дуку Обелерия и его соправителя. Это была полная победа Западной империи, Венеция должна была признать свою зависимость от Карла и обязаться к ежегодной дани. Многие знатные венецианцы уведены были пленными во Францию. Король Пипин замышлял уже поход в Далмацию, но его остановило приближение византийского флота под командой патрикия Павла. Так сложились обстоятельства на границе между двумя империями в 810 г. Для Византии, несомненно, это была весьма чувствительная потеря, трагический смысл которой усматривается из того, что царь Никифор оказался в то время не в состоянии сделать еще напряжение для борьбы с франками, потому что Восточной империи угрожала гораздо более серьезная и непосредственная опасность со стороны Болгарии. Нужно оценить положение, в котором находился в это время царь Никифор, чтобы понять принятое им решение — начать с франками переговоры на тех условиях, на каких они были прерваны им семь лет тому назад. Весной 810 г. отправлен был им спафарий Арсафий к королю итальянскому Пипину для начатия переговоров о мире. Но т. к. Пипин умер летом этого года, то Карл пригласил его к себе в Ахен, где происходил обмен мнениями насчет самого существенного вопроса, решения которого Карл домогался, — о Западной империи.
Весной 811 г. Арсафий прибыл с письмом Карла в Константинополь, в котором Карл приветствовал Никифора как брата, давал понять, что Венеция, Истрия и Далмация могут быть снова уступлены Византии, если только за ним будет признан титул императора, титул , каковым доселе пользовался только император византийский, и, наконец, уведомлял, что для установления точных условий договора прибудет специальное посольство. Когда франкское посольство, состоявшее из базельского епископа Геито, графа Гуго Турского и других лиц, прибыло в Константинополь, оно не нашло в живых Никифора, погибшего в войне с болгарами. Вновь избранный на царство Михаил Рангави дал согласие на установленные предварительными переговорами условия и отпустил франкское посольство, присоединив к нему своих уполномоченных — митрополита Михаила, протоспафария Арсафия и Феогноста — с богатыми подарками для Карла и с поручением обменяться мирными грамотами. В 812 г. Карл подписал договор об уступке Византии спорных областей на севере Италии и Далматинского побережья и, в свою очередь, торжественно приветствован был со стороны византийского посольства титулом императора. На возвратном пути через Рим посольство виделось с папой Львом, который вручил ему подписанный им акт церковного мира между Римом и Константинополем. В свою очередь, константинопольский патриарх не замедлил отправить в Рим синодик, которым покрывались любовью и братским общением все предшествовавшие недоразумения и раздоры. Таким образом, восстановился мир и доброе согласие между старой и новой империей.
Бросая взгляд на взаимное положение империй и взвешивая громадное политическое и торговое значение спорных областей, мы должны признать, что Карл щедро платил восточному императору за благоприятное для него решение вопроса об императорском титуле. В самом деле, вопрос шел не только об отказе от добытых оружием областей, но вместе с тем западный император оставлял за Византией все выгоды морского преобладания и жертвовал до некоторой степени раскрывшейся перед ним на Дунае и в Далмации сферой влияния на новые народы, которые оставались еще чужды христианству и культурной жизни. Эти уступки были оценены византийскими государственными деятелями, которые на этот раз оказались сговорчивей, чем семь лет назад, и решились пожертвовать дорогой фикцией единой империи на земле в пользу непосредственной и реальной выгоды. Но самый большой выигрыш выпал на долю третьих лиц: Ахенский мир особенной статьей гарантировал границы и торговые права Венеции. Эта статья впоследствии постоянно повторялась в договорах с римскими императорами германской нации, она касалась Истрии и Фриуля и берегов Адриатики от Равенны и Комаккио до Анконы, где венецианцам предоставлялось право свободного передвижения с торговыми целями под условием платы незначительной пошлины. Очень любопытно отметить тот пункт договора, которым венецианцы обязывались давать императору помощь морскими силами в том случае, если он идет войной на славян [420] . В самой Венеции Ахенский договор сопровождался полным переворотом: дука Обелерий отставлен от должности и препровожден в Константинополь, его соправитель Беат бежал в Далмацию. Дукой избран византийский ставленник Агнелл и в помощь ему два трибуна. Центр управления перенесен в Риальто, где новый дука начал постройку дворца для будущих дожей. Находясь в формальной зависимости от Восточной империи и имея определенные договором отношения к Западной, Венеция достигла теперь почти полной самостоятельности во внутреннем управлении и начала приобретать громадное значение как единственный посредник в торговых делах между отдаленным Востоком и Западом. Скоро затем для политического и церковного роста Венеции оказало немаловажное значение совершенно исключительное обстоятельство, именно, перенесение мощей евангелиста Марка из Александрии в Венецию. Во время управления дожа Юстиниана в 819 г. венецианское торговое судно, находившееся в Александрии, прибыло к берегам Венеции с упомянутыми мощами, и со всею осторожностью это ценное приобретение было перенесено в дом правительственных учреждений. На площади Венеции рядом с дворцом дожей по завещанию того же Юстиниана начата постройкой знаменитая базилика св. Марка, патрона Венеции, которая стала национальным памятником и палладиумом
Венеции.420
Hartmann. III. I. S. 65.
Характеристика Никифора наиболее определяется его внутренней деятельностью. Как ни темны краски, наложенные на Никифора современным ему летописцем, все же можно легко видеть, что это был человек большого практического ума, который правильно определил самые слабые места государственного управления и пытался уврачевать их по мере своего уменья. Т. к., главным образом, дело шло о правильном распределении государственных повинностей и податей и т. к. в этом отношении император был суров, не давая пощады ни лицам, ни учреждениям, то понятно, что его финансовая система встретила большое неудовольствие среди современного общества и оставила весьма недобрую о нем память. Попытаемся бросить взгляд на административную деятельность Никифора. Прежде всего он желал обеспечить преемство власти за своим сыном, т. к. иначе та же случайность, благодаря которой он получил царство, могла легко и лишить его приобретенного положения. Хотя сын его Ставракий был мало пригоден к царствованию, тем не менее он был коронован патриархом Тарасием императорской короной, и его имя стало упоминаться в актах и провозглашениях рядом с именем отца. Династический вопрос и потому занимал царя, что его вступление на престол не обошлось без обычных в Византии военных беспорядков. В феме Анатолика провозглашен был царем стратиг этой фемы патрикий Вардан, военное возмущение сообщилось и другим анатолийским фемам, кроме Армениака. Правда, Никифору удалось разъединить восставших и сделать безопасным Вардана, который сдался на милость царя и постригся в монахи в построенной им обители на острове Проти, но никак нельзя думать, что положение дел на Востоке не внушало серьезных опасений и после того, как восстание было усмирено.
Весьма нелегко представить в надлежащем освещении финансовые мероприятия царя Никифора и вызванное ими раздражение, т. к. неясна цель, какая преследовалась этими мерами, и т. к. нельзя всего объяснить алчностью, коварством и злой волей, как это делает большинство историков. Между тем у самого главного нашего руководителя для истории этого времени, у писателя Феофана, встречаем чрезвычайно важные указания, взятые частью из действительной жизни, частью из официальных актов, по которым можно заключать, что финансовые меры Никифора вытекали из реальных потребностей того времени и имели целью не интересы частных лиц, а общее благо. Возьмем самый настоятельный вопрос, составлявший жизненный смысл всего иконоборческого периода, от более или менее правильной организации которого зависело существование Восточной империи; разумеется вопрос о военной повинности, о способах набора и содержания военных людей. Чтобы несколько объяснить представляющиеся здесь затруднения, рассмотрим хотя бы одно место, где говорится о принятых Никифором мерах по усмирению мятежа восточных фем [421] . Сказав, что царь конфисковал имущество Вардана, писатель продолжает: «Воспользовавшись этим случаем, он захватил в фемах всех архонтов и земельных собственников и задержал выдачу жалованья военным людям. Да какое слово в состоянии по достоинству изобразить совершенные им в те дни по Божию попущению и по нашим грехам дела?» Легко понять, что писатель в этом случае судит пристрастно и не хочет войти в положение дела: восточные фемы подверглись наказанию за бунт, и царь имел право наложить подобные наказания. Таким образом, предстоящая нам задача может быть понимаема в том смысле, что принятые царем Никифором меры, возбуждающие негодование писателя Феофана, должны быть объяснены с точки зрения их происхождения и преследуемой ими цели.
421
Theoph. 480, 2.
В истории Никифора у Феофана есть исключительная по своему содержанию глава [422] , в которой он собрал в один венок все злодейства царя и, приравняв их к египетским казням, изложил в десяти положениях. Нам всегда казалось, что подразумеваемая глава имеет принципиальный смысл и что объяснение ее заслуживало бы отдельного исследования. Остановимся вниманием прежде всего на тех положениях, которые затрагивают военную систему и земельный вопрос — два жизненные явления, слишком тесно между собой связанные в Византии и составлявшие центральное место в ее осуществлении. Отдельно рассматриваемые места Феофана дают мало для понимания, но, будучи сопоставлены между собой и введены в надлежащую историческую обстановку, они получают значительный интерес. Первое обвинение против императора заключается в следующем: «Безбожными приемами ища всячески унизить войска, Никифор выселил христиан из всех фем и определил устроить их в славянских областях, владения же их назначил на продажу. И стало положение хуже неприятельского пленения: многие в отчаянии богохульствовали и накликали неприятельское нашествие, другие же оплакивали родительские могилы и завидовали счастью умерших, были и такие, что надевали на себя петлю, лишь бы освободиться от мучительной жизни. Ибо благоприобретенную недвижимость не в состоянии были взять с собой, и родительскими трудами нажитое добро пропадало даром. И все были в безвыходном затруднении: бедные — по указанным и другим причинам, о которых скажу ниже; богатые же — из сострадания к ним и по бессилию оказать им какую-либо помощь, так как и сами ожидали тяжких бедствий. Это началось в месяце сентябре и окончилось к святой Пасхе. Второе вместе с этим бедствие заключалось в том, что он сделал распоряжение об отбывании воинской повинности бобылями и об вооружении их на счет соседей [423] , обязав их доставлять в казну по 18 1/2 номисм в качестве круговой поруки перед государством».
422
Ibid. P. 486, 487.
423
µ.
К земельным мерам относятся еще следующие два бедствия, помеченные у Феофана номерами 3 и 4: это, во-первых, распоряжение о проверке земельных участков и о повышении с них податей; во-вторых, отмена сделанных прежде облегчений в уплате повинностей. Между прочим, в вину императору поставлено и то, что введена плата в 2 кератия на письменные акты [424] , может быть, напоминающая наши гербовые пошлины. Итак, мы рассмотрели четыре казни из десяти, относящиеся более или менее к однородной сфере, и, конечно, не имеем никакого основания признать меры Никифора исключительными или особенно жестокими. В частности, что касается выселения военных людей из некоторых фем в славянские области, эта мера так была обычна в империи во все времена, что следует удивляться той картине бедствия, какая нарисована автором. Весьма вероятно, что здесь нужно видеть один из случаев обмена населения Малой Азии и Балканского полуострова, вызванный на сей раз непокорным духом азиатских фем, выразившимся, между прочим, и в возмущении патрикия Вардана и имеющий скоро затем сказаться в бунте Фомы. Но правительство организовало систему переселений на началах наделения землей на новых местах поселения и, конечно, не допускало такого разорения, о каком свидетельствует текст Феофана. Можно заметить, что заключительные слова писателя: «Началось с сентября, а окончилось к Пасхе» — позволяют предполагать здесь применение правительственной системы перевода крестьянского населения из одной местности в другую. Что касается той местности, куда именно направлялась колонизация, это не так легко определить. «Славиния» — это термин, часто употребляемый у Феофана и притом для различных славянских областей в Македонии и Фессалии. Нам бы казалось наиболее вероятным думать здесь о Паннонии как стране, освободившейся для колонизации вследствие распадения Аварского царства. Приведенные места возбуждают ряд других вопросов. Почему предпринятая правительством колонизация должна была неблагоприятно отразиться на военных людях? Не потому ли, что переселенцы — «христиане» — были именно часть войска и наоборот? Здесь писатель двумя-тремя штрихами дает указание на существо фемного устройства, в котором военная служба шла с земельных участков, так что часть государственных земель в каждой феме была отделена под военные участки, владельцы коих записаны были в военное звание.
424
.
После данных объяснений становится понятным то, что принятая мера должна была лечь тяжким бременем на фемное войско. Военная служба и повинности разлагались на оставшихся на местах крестьян вследствие закона о круговой поруке, о которой речь идет во втором обвинении против Никифора. Как второе его злодеяние писатель указывает именно увеличение тягостей военной службы, т. к. с привлечением к отбыванию воинской повинности бобылей или лиц, не имевших за собой достаточных наделов, доходами с которых могли бы содержаться пешие или конные воины, обязанность вооружить и содержать такого воина возлагалась на соседей. Такая повинность, переложенная на монетную единицу, выражалась в сумме 18 1/2 номисм, т. е. приблизительно от 60 до 70 р. на наши деньги. Принимая в соображение акты, касающиеся организации военно-податных участков в Византии в X в., к рассмотрению которых мы придем ниже, нужно признать, что при Никифоре I ценой в 18 1/2 номисм определяются расходы по содержанию на войне пехотинца. Кроме того, следует здесь отметить, что упоминание о круговой поруке и об обязанности соседей (µ) содержать на свой счет неимущего воина вводит нас в такую организацию военно-податных и земельных отношений, которая свойственна славянам. Наконец, в третьем и четвертом пунктах обвинений против Никифора ставятся ему в вину увеличение податей и отмена сделанных прежде послаблений. Может быть, что здесь имеются в виду специально те изъятия, которые сделаны были в последние годы Ирины, именно уменьшение таможенных пошлин с товаров, ввозимых в Дарданеллы и Босфор [425] , равно как облегчение от других повинностей, а может быть, и общая мера, распространенная на землевладение, промышленность, торговлю и проч. В частности, обложение письменных актов податью в 2 кератия, напоминающее наш гербовый сбор, едва ли может быть предметом для серьезных упреков, тем более что керат составляет мелкую единицу ценностью от 15 до 20 коп. на наши деньги.
425
Ibid. P. 475, 16.