История Византийской империи. Том 1

Ясно, что Константин не оценил тогда важности арианского вопроса, и что письмо его далеко не отличается такими высокими качествами, какие придают ему церковные историки. Когда император увидел, что попытка его примирить Ария с епископом Александром не удалась, и что в Церкви продолжаются беспорядки и смуты, он решился, может быть, по совету Осии, созвать Вселенский собор.

Как известно, деяний первого Вселенского собора не сохранилось, и даже можно сомневаться, были ли составляемы в свое время протоколы собраний{24}. Вследствие этого остается много неясностей как по отношению к обстоятельствам сознания собора, так и по предмету делопроизводства: как происходили заседания, и как собор пришел к своему окончательному решению по спорному вопросу о природе Христа и по другим, занимавшим к тому времени Церковь вопросам. Несомненными плодами деятельности этого собора следует считать символ веры, 20 канонов и соборное постановление. Св. Афанасий в 350 г. на вопрос друга: что происходило на соборе, не мог сообщить подробностей, из чего следует заключить, что протоколов не было.

Что касается способа оповещения епископов и времени открытия соборных деяний – и по этому поводу высказывались довольно разноречивые мнения. Собор созывался на 20 мая 325 г., но император прибыл только к 14 июня, символ был принят собором 19 числа, заседания заключены 25 августа. По всей вероятности, в промежутке между 20 мая и прибытием императора на соборе происходил обмен мнений между сторонами по главному вопросу. Арий был приглашаем на собрания и доказывал правоту своих мнений: ему удалось привлечь на свою сторону до 17 епископов и много лиц из низшего духовенства и светского общества. Партия православных имела во главе диакона александрийской церкви, ученого богослова Афанасия, и заместителя александрийского епископа, пресвитера Александра.

По прибытии императора состоялось открытие заседаний собора, описанное у Евсевия{25}. «Когда, – говорит он, – епископы собрались в назначенное для заседаний место, и каждый занял определенное ему сиденье, тогда вошел император, одетый в золотые одежды, украшенные драгоценными камнями. Все встали и сели тогда, когда он занял свое место Находившийся по правую от него сторону епископ встал и произнес краткое приветствие. Император затем отвечал в следующих выражениях: «Я горячо желал видеть вас собравшимися. Ныне мое желание исполнилось, и я благодарю высочайшее существо, Бога, который, излив на меня другие бесчисленные благодеяния, не лишил меня и этой милости – соединить вас всех и быть свидетелем согласия ваших чувств. Раздоры в Церкви Божией мне представляются более важными и опасными, чем внешние войны, и доставляют мне больше горя, чем все другое. После того, как Бог по Своей милости дал мне победу над врагами, я восприял намерение на будущее время, воздав благодарность Богу, наслаждаться общением с теми, кому Бог даровал чрез меня свободу. Узнав же о разделении между вами, я понял, что этим нельзя пренебрегать, и поэтому решился немедленно созвать вас, чтобы положить конец злу. Итак, приглашаю вас, любезные служители Божии, принять меры, чтобы пресечь все разногласия и покрыть миром ваши споры. Этим вы угодите Богу и сделаете приягное мне, вашему брату на службе Богу». После этого собор приступил к своим занятиям по тем вопросам, на которые указано в речи Константина». Руководителем прений и председателем на соборе был Осия Кордовский и при нем два римские пресвитера. Чтобы выяснить положение партий на соборе, воспользуемся употребленным у Гефеле сравнением: «Употребляя обычные выражения в современных парламентах, мы можем сказать, что в Никее православные епископы с Афанасием и его приверженцами составляли правую, Арий со своими немногими друзьями левую, левый центр принадлежал Евсевию никомидийскому, правый центр – Евсевию кесарийскому. Известно, что представителем православного мнения и главным соперником Ария был ученый диакон александрийской церкви, знаменитый впоследствии отец Церкви Афанасий В догматическом смысле главный предмет разногласия сосредоточился на учении о Слове или Сыне: происходит ли Он из существа Божия и имеет ли одну и ту же природу с Богом , как учила православная партия, или же Слово или Сын происходит из несущего и, как имеющий начало своего бытия: , , – не единосущен Отцу, как утверждал Арий и его приверженцы. Это последнее положение нашло себе техническое выражение в термине – подобосущ-ный, иначе создание и творение – , »{26}. В нескольких словах позволим себе здесь выразить сущность православного и арианского учения не с богословской или философской точки зрения, с каковой оно трактуется в церковной истории, а с точки зрения общечеловеческого понимания и Мировой культуры. Если Христос, сошедший на землю и вочеловечивцщйся, есть Бог, то для человечества в этом дано большое утешение: Бог, сделавшись человеком, обожествил человечество и тем указал человеку бесконечную цель самоусовершения и стремления к совершеннейшему. Между тем, арианство, отправляющееся из признания во Христе существа сотворенного, небожественного по происхождению, не имеет в своем учении тех возвышающих элементов, о которых сказано выше.

Можно думать, что умеренность и осторожность епископа Осии много способствовали тому, что формула нашла себе общее одобрение. После долгих споров и рассуждений, наконец, составлен был символ, текст которого сохранился в письме Евсевия. Все отцы, за исключением пяти, готовы были дать свою подпись под этим символом, как выражающим учение апостольской Церкви. Но из пяти колеблющихся, в числе коих был Евсевий никомидийский, три дали потом свое согласие, а остальные вместе с Арием были отлучены. Константин присоединился к представленному на его усмотрение соборному постановлению и – что представляется весьма важным – стал ревностным защитником соборного определения. Он приказал немедленно сослать Ария и двух епископов, не подписавших символа, в Иллирию и осудил на сожжение его еретические сочинения. Когда, наконец, были окончены все занятия, император пригласил членов собора к себе во дворец на угощение, причем каждый из отцов получил от него по подарку. Через несколько дней было еще заключительное собрание, на котором присутствовал и император.

Так как Никейский собор имеет громадное значение в истории I христианской империи, то позволим себе еще остановиться на церковных канонах, которые ведут от него свое происхождение. Для последующей истории в особенности получил громадное значение 6-й канон, (смысл которого подвергается толкованиям и различным объяснениям) и по настоящее время, вследствие чего на основании его построено было (много таких выводов, которые, в свою очередь, были предметом ожесточенных споров. В истории Византии мы не раз встретимся со ссылками на 6-й канон. Вот его содержание.

«Древний обычай, господствующий в Египте, да имеет силу в Ливии и Пентаполе, то есть епископ Александрии да сохраняет власть над этими областями, так как это же свойственно и епископу Рима Подобным же образом следует сохранять свои преимущества Антиохии и другим епархиям. То совершенно ясно, что, если кто сделается епископом без согласия своего митрополита, того великий собор не признает епископом. Но если избрание совершится общим согласием и по церковным правилам, и если при этом двое или трое будут противоречить по своим капризам, то право остается за большинством голосов». В смысле ближайших последствий Никейского собора следует отметить, что хотя император Константин, согласившись с постановлением собора, сослал Ария в заточение, но спустя немного времени совершенно перешел на сторону ариан и возвратил из ссылки самого Ария. В догматическом смысле Арий дал некоторое удовлетворение своим противникам вновь употребленным по отношению к Сыну выражением – происшедший вместо –рожденный. Однако против принятия Ария в общение с Церковью был тогдашний главный страж никейского символа Афанасий, епископ александрийский. Но в 336 г., уже перед своей смертью, Константин дал официальное преобладание арианству, решившись подписать указ о ссылке Афанасия. При детях Константина арианство было господствовавшим на Востоке учением Церкви.

Смуты, вызванные арианским учением, имели далеко не преходящее значение. Они не прекратились за смертью главных деятелей, Афанасия и Ария, но продолжали долго еще разделять Церковь на два лагеря, причем правительство попеременно примыкало то к одному, то к другому. Вопрос церковного учения стал серьезным правительственным делом, арианская смута потребовала созыва многочисленных соборов, которые разрешала и постановления которых утверждала светская власть. Нет никакого сомнения, что этим нарушен был принцип независимости Церкви, которая пожертвовала своим нравственным достоинством из угождения перед светской властью. В свою очередь, и эта последняя, вступив в тесное общение с Церковью, предоставила ей значительную долю в гражданском управлении, лишив Церковь принадлежащего ей характера.

Константин подвергся большим упрекам за то, что он допустил вредное смешение Церкви и государства, и что не поставил строгого разделения между делами, принадлежащими кесарю и Богу{27}. Можно, конечно, пожалеть, что клир спокойно пошел по пути, на который толкнула его светская власть, и скоро начал присваивать себе то, что ему не должно было принадлежать. Церковь присвоила себе непосредственное влияние и воздействие на людей, предоставив государству казармы и сбор податей, как сильно{28} выражается Буркгардт. Самое соборное начало, которое имело такое широкое применение в первые века христианства, едва ли не было часто злоупотреблением предоставленным клиру правом – осуждать, лишать общения с Церковью и подвергать изгнанию и заточению несогласных с господствующей и поддерживаемой правительством церковной партией. Уже арианская смута могла представить неоднократные доказательства, что соборные определения нередко были диктуемы духом злобы и зависти, и осуждению на соборах часто подвергались столпы Церкви, как Афанасий, И. Златоуст. С государственной точки зрения подвергает осуждению соборы Аммиан Марцеллин: «Целые ватаги епископов разъезжали туда и сюда, пользуясь государственной почтой, на так называемые синоды в заботах наладить весь культ по своим решениям»{29}. Государственной почте этим причинен был страшный подрыв.

Константин, которого один из его ближайших преемников называет новатором{30} и разрушителем старых законов и древних обычаев, приобрел всемирно-историческое значение вследствие своей церковной политики. Он первый оценил христианство как громадную нравственную силу, борьба с которой оказывалась уже не под силу правительству. Вследствие этого он решился ввести христианскую общину в государство и воспользоваться ее громадным нравственным влиянием для наиболее прочного утверждения в империи своей власти. Остается, однако, неясным вопрос о том, насколько Константин сам был затронут евангельским учением, и насколько в его церковной политике уделено было места нравственным принципам, вытекающим из проповеди Христа. Все, по-видимому, приводит к тому заключению, что равноапостольный Константин воспользовался новым учением как средством для мировластительства и как политическим орудием, и что божественность евангельского учения мало коснулась его умонастроения и убеждения.

Беспристрастные светские историки (Евтропий и Аврелий Виктор) согласны, что Константин был гораздо лучше и благородней в первые десять лет правления, чем после. И, во-первых, ничем нельзя оправдать его отношений к Лицинию и тем более извинить жестокий обман и клятвопреступление по отношению к нему. В 314 г., начав войну без достаточных оснований и победив Лициния в двух сражениях, Константин лишил его всех европейских владений, кроме Фракии. Затем в 323 г. снова Константин воевал с Лицинием и принудил его после потери войска и флота запереться в Никомидии. Сестра Константина, бывшая в супружестве за Лицинием, вошла в переговоры с братом и исходатайствовала для своего мужа под священной клятвой жизнь и безопасность. Но в 324 г. Лициний был умерщвлен по приказанию императора. Ничем также нельзя оправдать бесчеловечные поступки Константина по отношению к ближайшим членам своего семейства. Жертвой его подозрительности и жестокости в 326 г. пали сын его Крисп, племянник Лицини-ан и, наконец, супруга Фауста. Историки, рассказывая о жестоких и ничем не оправдываемых поступках Константина по отношению к самым близким членам семьи, не находят ничего сказать в оправдание его, как только то, что политический успех и военное счастье способны портить и самых гениальных людей. Только одна сторона семейных отношений Константина возбуждает сочувствие – это любовное и почтительное отношение к матери, св. Елене. Она окружена была вниманием, пользовалась высоким почетом и проводила жизнь в благочестивых путешествиях по святым местам, в устройстве церквей и в делах благотворительности.

Глава IV Язычество и христианство в половине IV века. Юлиан Отступник. Характеристика его царствования

В период от Никейского собора до вступления на престол племянника Константина Юлиана в 361 г. христианская Церковь имела все средства вполне окрепнуть и утвердиться в империи. Взаимное положение язычества и христианства в самой середине IV в. хорошо выясняется из сочинения христианского писателя Фирмика{1}, которое было назначено для императоров Констанция и Константа и имело целью поощрить их к конечному искоренению языческого богослужения. В высшей степени также характерно для оценки политического положения язычества то обстоятельство, что римский календарь на 354 г. не упоминает ни языческих праздников, ни жертв, ни религиозных церемоний. Словом, не может подлежать сомнению, что языческая религия шла к постепенному забвению. И, тем не менее, нашелся государственный деятель – правда, это был римский император, – который задумал вернуть историю назад, возвратив римский мир снова к языческому культу Предпринятая на себя Юлианом задача была неосуществима, в культурно-историческом смысле даже вредна, но при всем том изумительная его настойчивость, нравственная дисциплина, высокая образованность, обаятельные качества его души и, наконец, самая авантюра его религиозной реформы, так трагически закончившаяся, надолго обеспечивают за Юлианом симпатию исследователей.