История Византийской Империи. Том 3

«Обращаюсь к тем, — говорится у церковного историка Сократа (V в.), — кому случится пользоваться настоящим сочинением, пусть не посетуют на меня, что, предполагая составить церковную историю, я привношу в нее изложение фактов современной военной истории, дабы дать истинное освещение историческим событиям. На это есть много причин: первая, чтобы выяснить факты; вторая, чтобы не наскучить читателю, не давая ему отдыха от епископских раздоров и козней. Самая же главная — чтобы привести к со- знанию, каким образом политические смуты отражаются, как бы по некоторой симпатии, и в церковной истории. Если внимательно присмотреться, то нельзя не заметить, что общественные смуты идут рука об руку с церковными».

Чтобы выяснить положение церковных дел ко времени вступления на престол Льва, нам необходимо возвратиться к тому, что последовало за Константинопольским Собором 879–880 гг. Как выше было объяснено, этот Собор происходил при такой обстановке, которая позволила патриарху Фотию восстановить авторитет Вселенского патриарха и вполне обеспечить независимость Восточной Церкви. / Вопрос о возвращении Болгарии под власть Римского епископа не был даже поднят и обсуждаем с той точки зрения, как того желал папа Иоанн VIII; все распоряжения и акты пап Николая и Адриана и постановления Собора 869 г. были отринуты и уничтожены деяниями нового Собора, которому на Востоке придают значение вселенского. Легко понять, что на Западе не могли помириться с этим новым и решительным шагом патриарха Фотия, хотя проследить в подробностях ближайшие затем сношения мы и лишены возможности. / По-видимому, папа сначала не отдавал себе ясного отчета в том, что действительно происходило на Соборе. Он довольно уклончиво выражался в письме на имя Фотия от 13 августа 880 г., что в случае если бы его легаты не исполнили его приказаний на Соборе, то он считал бы подобные постановления незаконными и неприемлемыми. В письме на имя царя Василия заключаются некоторые новые данные, которыми следует здесь воспользоваться, чтобы представить в надлежащем свете причину уступчивости папы (8). / Указав на заслуги наместника св. Петра в деле примирения Церквей и, в частности, в деле Фотия, папа очень определенно указывает как уже полученные, так и ожидаемые милости со стороны царя, которыми и следует объяснять его уступчивость и отмеченную выше уклончивость. / Прежде всего оказывается, что царь Василий отправил флот на защиту владений Римского престола и этот флот как раз в занимающее нас время находился в распоряжении папы [65] , затем папе был пожалован константинопольский монастырь Сергия и Вакха, обладавший большими доходами и пользовавшийся особенным почитанием; наконец, папа не терял надежды на улажение болгарского вопроса и благодарил царя за выраженное якобы обещание возвратить Болгарию Риму. Вообще папа не скрывал в этом письме, что Римская Церковь находится в отчаянном положении и что она очень нуждается в могущественной поддержке византийского императора. Выше мы видели, что с приведенными письмами отправлен был в Константинополь кардинал Марин, / занявший Римский престол после Иоанна VIII. Но его ожидал весьма суровый прием: легат папы / был подвергнут заключению, в котором оставался целый месяц. С другой стороны, и в Риме пришел конец миролюбивым настроениям: в 881 г. папа Иоанн с особенной торжественностью произнес отлучение против патриарха Фотия и тем снова нарушил соглашение Церквей и дал на будущее время пищу дальнейшему развитию споров из-за дела Фотия. С тех пор официальных актов Римской Церкви с именем Фотия не встречается до самого падения его в 886 г. С другой стороны, наиболее резкие нападки Фотия на Римскую Церковь с богословской точки зрения должны относиться к этому времени [66] .

[65] Dromones vestros, qui pro defensione terrae S. Petri in nostro manerent serviitio, nobis misistis [вы послали нам ваши быстроходные суда, чтобы они были в нашем распоряжении для защиты земли св. Петра].

[66] Разумеем письмо к архиепископу Аквилеи, относящееся к 884 г., и «De Mystagogia Spiritus Sancti» (то и другое в «Патрологии» — Мigne. Т. 102); Hefele-Leclerq. Histoire des Conciles. IV. Р. 608. N. 2.

Преемник Иоанна, вступивший на папский трон в конце 882 г. папа Марин, начал свое правление возобновлением анафемы против Фотия, а этот с своей стороны отказался признать каноническую правильность в его избрании. Царь Василий под влиянием своего патриарха написал в Рим очень резкое письмо, на которое отвечал уже преемник Марина папа Стефан VI. Но когда легат папы прибыл в Константинополь в 886 г., он не нашел уже в живых Василия и должен был передать письмо Льву VI. Таким образом, в обстоятельствах, вызвавших лишение Фотия патриаршей кафедры, получает первостепенное значение деловой материал, который сообщен был царю Льву сношениями его с Римом, а равно положение церковных партий в Константинополе, примыкавших к большому или к малому двору. Стефан VI, занявший Римский престол в половине 885 г., положил конец уклончивой политике Римских епископов по отношению к византийскому Востоку. Припомним, что это был тот самый папа, который наложил властную руку на дело св. Мефодия в Моравии и Паннонии, запретив употребление славянского языка в богослужении. По отношению к империи Стефану необходимо было разрешить вопрос о Болгарии, которым Рим, без сомнения, больше интересовался, чем другими возникшими со времени Фотия поводами к раздорам. Положение дела хорошо обрисовывается в двух актах: в письме папы к царю и в донесении епископа Неокесарийского Стилиана Римскому папе, — из этих актов и попытаемся извлечь нужные данные (9).

В письме к царю Василию папа сильными красками, напоминающими эпоху борьбы за инвеституру, обрисовывает права и привилегии священного и апостольского на земле достоинства и императорской власти. Императору Богом вручена власть над земными делами, Римскому епископу — над духовными.

«Выслушай благосклонно, — говорит папа, — следующее. Тебе поручена забота о том, чтобы оружием посекать безбожных и грубых тиранов, творить правый суд среди подданных, создавать законы и управлять войсками на суше и на море. Вот главные задачи императорской власти. Наши же задачи — попечение о духовной пастве — тем возвышенней, чем больше различия между земным и небесным». Переходя к реальным фактам, папа пишет: «Кто осквернил твои богопослушные уши наветами против святейшего Марина, тот позволил себе употребить свой гнусный язык против Господа нашего И. Христа, все направляющего по своей воле. Кто же это имел дерзновение хулить непорочного жениха и священника и мать всех Церквей? Скажи, кто тебя обманул, что ты вселенского первосвященника терзаешь бранными словами и насмешками и злословишь святую Римскую Церковь, которой ты обязан глубоким почитанием. В чем прегрешила святая Римская Церковь, что развращенные люди настроили тебя изощрять против нее свой язык? Не она ли посылала в Константинополь легатов во время твоего царствования; не прилагала ли она особенное попечение о Константинопольском Соборе? Спросишь, к кому посылала Римская Церковь легатов? К частному человеку Фотию; ибо если бы был у тебя настоящий патриарх, то наша Церковь чаще бы с ним сносилась. Но, увы! такой знаменитый и богохранимый город не имеет епископа и украшается только царским присутствием. Если бы только не сдерживала нас любовь к тебе и не побуждала сносить нанесенное нашей Церкви оскорбление, то мы бы оказались вынужденными принять против преступного Фотия более суровые меры наказания, чем это допущено нашими предместниками, за его нечестивые и недостойные против нас речи. Марин при его величайшем благочестии хотел дословно исполнить и защитить определения святейшего папы Николая, вследствие чего подвергся у вас величайшему порицанию. И поелику он не согласился принять чужое мнение и не захотел признать недействительными соборные акты, то подвергся на 30 дней заключению в темнице».

В заключение, выразив удовольствие по поводу назначения на церковную службу царского сына Стефана, папа просит вооружить и снабдить необходимым запасом морские суда, чтобы они находились у итальянских берегов и оберегали Римскую область от сарацинских набегов.

Если преемник Василия, которому было вручено это письмо, имел уже основания быть недовольным Фотием, то, конечно, столь резко выраженное порицание Константинопольскому патриарху и непризнание за ним ни священства, ни епископства должно было дать в руки царя Льва весьма сильное оружие против Фотия. Между духовенством Константинопольского патриархата было много лиц, питавших к Фотию давнюю вражду, таковы приверженцы бывшего патриарха Игнатия. Один из них, епископ Неокесарии Стилиан, оставил для потомства весьма любопытный документ, именно, доклад папе Стефану VI о деле Фотия, составленный сейчас же по вступлении на престол Льва Мудрого. Этот документ, хотя и внушенный злобой к павшему уже врагу, так как Фотий тогда уже был в заточении, представляет, однако, большой исторический интерес, восполняя наши сведения об обстоятельствах низложения Фотия новыми фактами, лишь несколько преувеличенно рассказанными и односторонне освещенными. Поэтому сообщим некоторые данные из письма Стилиана.

Речь о неустройствах в Константинопольской Церкви автор начинает с иконоборческого периода, который ставит в ближайшее соотношение с делом патриарха Фотия. По его словам, схизматики, или несогласные с патриархом Игнатием, в свое время воспользовались содействием Фотия и достигли свержения с патриаршего престола Игнатия. Вся история патриарха Фотия, начиная с посвящения его митрополитом Григорием Асвестой и отделения от него значительной партии вместе с автором настоящего письма, изложена весьма подробно, в согласии с известными из других источников данными. Ясно и определенно ставится вопрос о подкупе папских легатов, посланных для участия в деятельности Собора: Родоальда и Захарии. Папе Николаю I раскрыл глаза на все это дело донос монаха Феогноста, который в мирском платье тайно ушел из Константинополя. Переходя к периоду второго патриаршества Фотия, когда папские легаты Петр, Павел и Евгений, обманутые и подкупленные, признали Фотия, именем папы, законным патриархом Константинополя, Стилиан говорит, что этот последний, ободренный безнаказанностью, принял на себя и политические дела и таким образом покушался предвосхитить себе самую царскую власть [67] . Сославшись далее на известные из других источников связи Фотия с магом и чародеем Сантаварином, принадлежавшим по отцу к манихейской секте и посвященным в священнический сан самим Фотием, автор приводит далее легенду о том, как Фотий постепенно завладевает расположением царя при помощи царского спальничего Никиты Клеусы, который подкладывал в пищу и питье царя даваемые Сантаварином снадобья. Завладев во второй раз патриаршим престолом, Фотий приблизил к царю Сантаварина и возвел его в епископы города Евхаиты, обогатив эту кафедру богатыми владениями и монастырями, которые были отняты от других епископий.

[67] , - (Маnsi XVI. Соl. 432).

«Сей Сантаварин вместе с Фотием умыслили злой совет против ныне царствующего Льва, настроив против него царя Василия, отца его, как против злоумышленника и противника отеческой воли. Ибо, когда царь впал в неизлечимую болезнь и был близок к смерти, заговорщики держали на уме, что в случае его смерти они отстранят от царства его сына и или сами завладеют властью, или вручат оную угодному им лицу. Но Промысл Божий не допустил совершиться их злому намерению. Ибо хотя царь Василий поэтому держал своего сына Льва на положении частного лица [68] и заключил его под стражу, тем не менее по смерти отца он вступил на царский престол. Царь Лев немедленно лишает власти Фотия за его преступные и беззаконные действия, меня же, не имевшего с ним общения и ради этого испытавшего много огорчений, возвратил к прежнему положению».

В заключение письма выдвигается канонический вопрос по отношению к громадному числу духовенства в патриархате, принявшего посвящение от Фотия. Если он не признан в сане, если его принимать за частного человека и даже схизматика, то, конечно, следует признавать недействительными и все его рукоположения и таким образом изгнать из клира всех его ставленников. Стилиан ходатайствует о том, чтобы принята была мера сострадания к духовным лицам, получившим от Фотия посвящение.

Сообщаемая в приведенном документе версия о поводах к низвержению Фотия слишком выдает свою искусственность. Что Фотий не мог держаться в стороне от недоразумений между большим и малым двором, что он должен был выступать посредником между отцом и сыном, это соответствует его положению и роли и подтверждается летописями. Но план захватить политическую власть с устранением от нее Льва представляется внушенным злобой и ненавистью и не имеет для себя подтверждения. Конечно, эта легенда составилась в провинции, в среде части духовенства, недовольного патриархом Фотием, и легко могла быть принята на веру в Риме, где не имели оснований проверять ее. Скорей можно согласиться с тем, что патриарх Фотий в последние годы жизни Василия должен был явно стать на сторону отца, когда между приверженцами молодого царя возникла мысль о насильственном в пользу его перевороте (10). Таким образом, ход событий можно представлять в таком освещении, что царь Лев весьма рад был отделаться от слишком авторитетного патриарха и вместе с тем провести фамильный план о передаче патриаршей кафедры царевичу Стефану. Насколько для последней цели важно было заручиться согласием Римского престола, настолько низвержение Фотия было желательно для папы и обеспечивало с его стороны всяческие уступки и снисхождение по церковным делам.

Весьма вероятно, что полученное от папы Стефана письмо, в котором Фотию приписывались всяческие преступления и интриги, расстроившие отношения между Восточной и Западной Церковью, в котором, далее, он ставился на одну линию с мирянином и признавался схизматиком и отчаянным злодеем, над которым висит меч страшного церковного наказания, — что это письмо весьма кстати развязывало царю руки, давая ему благоприятный предлог и личину законности в принятых против Фотия мерах. Низложение патриарха последовало без соблюдения установленных каноническими правилами форм. Не видно, чтобы его дело обсуждалось на Соборе, чтобы он был предан суду; он уступил без борьбы и не пытался оправдываться; местом его ссылки был один из монастырей города в Псаматии. Первым затем делом царя было возвращение утраченных мест тем членам церковного клира, которые причислялись к партии Игнатия и не имели общения с Фотием. Им предстояла задача разрешить вопрос о каноническом значении избрания в патриархи юного 16-летнего Стефана, принявшего пострижение от Фотия. Дело о ставленниках Фотия, как видно из письма Стилиана, должно было пойти на окончательное разрешение Римского престола, но папа Стефан потребовал новых разъяснений, так как в Константинопольской Церкви были противоречивые мнения насчет духовного сана, какой можно признавать за Фотием. Сношения по этому вопросу продолжались до смерти папы Стефана (891). Между тем в Константинополе удаление Фотия от дел сопровождалось возбуждением среди его приверженцев и недовольством. Чтобы дать объяснение резким против патриарха действиям, правительство выдвинуло предлог — политическую его измену. Но назначенное следствие, произведенное доместиком Андреем, магистром Стефаном и логофетом дрома Агиополитом, не дало никакого материала для обвинения. Тем не менее подозреваемый вместе с Фотием архиепископ Евхаитский Сантаварин был подвергнут телесному наказанию и ослеплению и сослан в заточение, а Фотию определено было жить в предместье Гиерии, что против Константинополя. Дальнейшая судьба его совершенно неизвестна. Время его смерти, по некоторым догадкам, можно относить к 891 г.

Глава IX ВОЙНЫ С АРАБАМИ НА ВОСТОЧНОЙ ГРАНИЦЕ И НА МОРЕ. СОЛУНЬ. МОРСКИЕ ПОХОДЫ ИМЕРИЯ

Македонская династия преимущественное внимание сосредоточивала на Западе; главный центр тяжести и для Василия I, как и для его преемников, лежал в западных провинциях. Это столько же объясняется состоянием арабского вопроса на Востоке, как и итальянскими делами и национальным и религиозным движением среди славян Балканского полуострова. Восточный калифат представлял в это время арену для честолюбивых домогательств разных искателей приключений, под влиянием коих калифы быстро сменяли один другого. Областные правители пользовались этим для личного возвышения и часто достигали самостоятельности. Так, в Египте утвердилась в это время династия Тулунидов, получившая громадное значение в истории североафриканских областей, равно как в предприятиях арабов на Средиземном море и по его сирийским побережьям. Но с раздроблением Багдадского калифата на мелкие самостоятельные группы мусульмане в конце IX в. не представляли уже грозной опасности для восточных пределов империи. По отношению к Востоку царь Василий, кроме того, мог обеспечить свое положение союзами и соглашениями с местными народными элементами, для которых распространение мусульманского могущества представляло не меньшую, чем для греков, опасность. Прежде всего Василий признал справедливым и полезным исправить большую политическую ошибку царицы Феодоры, которая в целях религиозной пропаганды и для торжества идеи православия усиленными преследованиями и кровавыми гонениями вынудила приверженцев павликианского учения — сектантов Армении и сев.-вост. областей империи — покинуть отечество и перебраться в пограничную арабскую область, где, будучи заслоном между империей и калифатом, они обратились в верных союзников мусульман против империи. Павликиане под предводительством Карбея и его преемника Хрисохира нанесли грекам много вреда и долго держали малоазиатские фемы в постоянном страхе. Центром их политического и военного могущества была крепость Тефрика у верховьев Евфрата близ фемы Колония. Когда в битве с имперскими войсками в 863 г. погиб предводитель павликиан, то принявший после него власть Хрисохир еще с большей смелостью начал делать набеги на империю (1), доходя до Никомидии и Никеи и подвергнув опустошению фракисийскую фему, где, между прочим, нанес оскорбление религиозным чувствам греков, осквернив храм Иоанна Богослова. Для царя Василия представлялось настоятельной необходимостью установить мирные отношения с павликианами и обеспечить империю от их набегов. С этой целью в 869 г. отправлено было из Константинополя в Тефрику посольство во главе с Петром Сицилийским, которому было поручено договориться с павликианами насчет мира и вручить им дорогие дары. Пробыв около девяти месяцев в пути, Петр в 870 г. возвратился к царю и принес весьма неутешительные вести, хотя и успел хорошо ознакомиться с учением павликиан и написать их историю (2). Между прочим, он доносил о том, что павликиане находятся в сношениях с болгарами и стремятся обратить их к своему учению, а это слишком близко касалось существенных интересов империи. Но хуже всего было то, что Хрисохир заявил притязания на малоазиатские провинции и похвалялся тем, что скоро лишит царя Василия его владений. Таким образом, с весны 870 г. открылась война с павликианами, причем сам Василий стал во главе многочисленного войска, отправившегося на Тефрику. Но поход не был удачен, Василий был разбит и чуть не попал в плен. Разрушив несколько близлежавших крепостей, он должен был возвратиться в Константинополь, между тем как Хрисохир стал вновь опустошать византийские области и дошел до Анкиры, захватив в плен множество народа и обогатившись военной добычей (872). Тогда император послал на восточную границу своего зятя Христофора, тогдашнего доместика схол, который имел больше успеха, он одержал победу над павликианами и разрушил до основания Тефрику. Большой заслугой Христофора нужно признать и то, что он не ограничился одержанной раз победой, но повел дело систематически, нанося павликианам удар за ударом на всей занятой ими территории и разрушая их города, из коих упоминаются Таранта и Локана. Дальнейшей задачей византийского предводителя было захватить Хрисохира, которому удалось спастись бегством при взятии Тефрики византийцами. В этом отношении оказали ему содействие стратиги ближайших фем — Армениака и Харсиана, с помощью которых доместик Христофор окружил преследуемого им Хрисохира в равнине Зоголоин близ Сиваса (Севастия). Несмотря на отчаянную защиту и геройство преданного Хрисохиру человека по имени Диаконицы, в этом ночном деле близ Сиваса павликиане потеряли свои военные силы, а их предводитель был обезглавлен. Царь Василий, внимательно следивший за ходом военных дел на восточной границе, был чрезвычайно доволен полученными известиями, поспешил из Малой Азии на европейский берег Мраморного моря и совершил по случаю победы триумфальный въезд в Константинополь. Этот въезд описан в придворном журнале и сохранился в сочинении внука Василия, царя Константина Порфирородного (3).

Победа над павликианами не должна быть рассматриваема как событие внутренней политики. Напротив, это был значительный успех во внешней политике, близко затронувший интересы мусульманского элемента. В течение IX в. арабы продвинулись далеко на запад, прежние границы с Персией — Дара и Нисиби — давно уже были забыты и отошли к мусульманским владениям. Теперь граница между византийскими и арабскими пределами, часто, впрочем, нарушаемая и поддающаяся то в одну, то в другую сторону, шла по горам Тавра на юге до фемы Ликанда, затем проходила в восточном направлении и, оставляя во власти мусульман Малатию, или Мелитену, направлялась к юго-восточному берегу Черного моря по границе Армении. Несомненно, арабам принадлежали здесь многие исконные византийские области, постепенно подвергавшиеся колонизации турецкими племенами. Малатия-Мелитена, составлявшая наиболее вдавшийся в византийские провинции укрепленный мусульманский город, бывший столицей самостоятельного эмира, который оказывал поддержку павликианам, была теперь первой и естественной целью византийского правительства после срытия Тефрики и уничтожения павликианских городов. И тем настоятельней было не медлить осуществлением этой цели, что часть павликиан перебралась из византийских областей в арабские и нашла защиту у мусульман. Таким образом, на весну 873 г. решен был новый поход на Восток, имевший целью мусульманский пограничный город Малатию, до которого теперь доходила граница между греками и арабами.