История Византийской Империи. Том 3

Прежде всего в 890 г. арабы сделали смелый набег на фему Анатолику и осадили крепость Мисфию близ нынешнего озера Бей-Шехер, или Карали. Так как этот поход слишком удалял арабов от их базы в Сирии, то византийский стратиг Никифор Фока, получивший уже большую известность своими заслугами в Южной Италии и ввиду крайне опасного положения дел на Востоке назначенный во главе малоазиатских фем, сделал обходное движение от Тианы к Адане чрез Киликийское ущелье и завладел большой добычей и пленниками, опустошив окрестности Аданы. Тогда мусульманский отряд, ушедший далеко в фему Анатолику и стоявший под Мисфией, поспешно снял осаду и удалился к горным проходам в надежде встретить Никифора. Но византийский полководец избрал другой путь для отступления и возвратился через Кесарию, избежав таким образом приготовлявшейся ему засады. Один из его подвигов в этом походе указан как образец военного искусства в «Тактике» Льва Мудрого (15).

Можно думать, что присутствие Никифора Фоки на театре военных столкновений с сирийскими арабами несколько приостановило дальнейшие их успехи на суше. Немало благоприятствовало империи и то, что калиф Мутадид, подозревая, и не без основания, измену в Тарсе, приказал заключить в темницу правителя пограничной области Афшина и истребить стоявшие в гавани корабли, на которых арабы совершали свои походы на приморские области империи.

Но грозное значение мусульманского вопроса представляется в настоящем освещении с точки зрения морских набегов, против которых столь прославленный византийский флот не был в состоянии принять надлежащих мер. В IX в. Средиземное море далеко уже не было внутренним морем империи, имперский флот не имел свободного плавания во всех направлениях, в особенности в восточной части, где критские корсары и сирийские эмиры почти безраздельно господствовали над водными сообщениями. Нужно принять во внимание, что вообще состояние морского дела в Византии стоит в связи с переходом власти над бассейном Средиземного моря в руки арабов. Запущенное в первый период империи морское военное дело обращает на себя внимание со второй половины VII в., когда император Константин II (642–668) сознал всю опасность для империи со стороны развивающегося арабского флота. Утверждение арабов в Африке (647) и первые попытки их занять положение в Сицилии выдвинуло для империи настоятельную задачу завести флот. Ясно было, что если арабы получат точку опоры в Сицилии и Южной Италии, то Греция окажется вполне доступна их нападениям, Адриатика и далматинское побережье ускользнут из непосредственного влияния Византии. С начала VIII в. открываются нападения арабов на Сицилию. Основатель Исаврийской династии, по-видимому, не придавал серьезного значения флоту, вследствие чего в IX в. империя должна была поступиться в пользу арабов Критом и Сицилией. В западной части Средиземного моря Византия еще удерживала до известной степени господство на море, к этому побуждал ее политический интерес — южноитальянские владения и противодействие Западной империи, здесь она опиралась, кроме того, на помощь флота Венеции. Царь Василий I, поставивший своей главной задачей борьбу с мусульманами, не мог не заботиться об усилении морских сил, но мы лишены возможности составить понятие о морском флоте в царствование основателя династии. (Нельзя теперь сомневаться в том, что имперский флот не ограничивался судами, поставляемыми морскими фемами: Кивиррэотами, Эгейской и Самосом. Стратиги фем Сицилии и Эллады имели в своем распоряжении местный флот; должно думать, что центральное правительство располагало специальными судами, стоявшими близ Константинополя. Что в распоряжении правительства были достаточные резервы, доказывается тем, что в 853 г. была составлена эскадра в 300 судов для военного похода в Египет. Так как устройство фем в Кефалонии, Драче и Никополе относится к концу IX в., то можно думать, что вместе с этим положено основание для флота в западных частях Средиземного моря. Действие морских судов отмечается во второй половине IX в. в Сицилии. Когда арабы осадили Рагузу, к ней был послан адмирал Никита Орифа, заставивший неприятеля снять осаду. Вообще продолжительная деятельность этого адмирала, отличавшегося значительными успехами на море, сама по себе говорит об императорском флоте, независимо от отрядов фемных судов. В этом же смысле следует объяснять договор двух императоров, Людовика II и Василия, по которому последний обязывался содержать в Италии 200 кораблей [70] . Все эти данные свидетельствуют о том, что Византия имела и в IX в. морские силы, но что они не были достаточны для одновременных действий на разных военных театрах.

[70] * В последнее время вопрос о морских силах империи обратил на себя внимание Вurу, который в «Centenario delia nascita di Michele Amari II» (Раlermo, 1910. С. 21) поместил об этом специальную статью.

Переходя затем к изложению событий, последовавших в первые годы X в., мы можем повторить современное известие, что «теперь нет острова, нет города и такой страны, где бы неприятели не производили опустошений» (16). Самое опасное заключалось в том, что неприятель господствовал в Архипелаге и пытался стать твердой ногой при самом входе в Дарданеллы. Южная Македония и фема Эллада, несмотря на приморское положение обеих областей, сделались беззащитными и становились легкой добычей смелого неприятеля. Живыми красками описывается бедственное положение Южной Греции в жизнеописании св. Петра, епископа Аргивского, слава которого доходила и до арабов (17). Критские пираты, ведя разбойническую жизнь, говорится в житии, делали высадки на островах и нападали ночью на города и селения, расположенные на берегу, и грабили жителей; тех, кто сопротивлялся, без пощады убивали, а тех, кто без борьбы сдавался, уводили в плен. Житие св. Петра, так же как Димитрия Солунского, имеет большое значение в истории занимающих нас отношений, ибо и в последнем некоторая часть чудес должна иметь отношение к IX в. В первые годы X в. критский и сирийский флот арабов действовал по взаимному соглашению, почему имел значительный перевес на всей доступной ему водной области. Самыми крупными событиями, характеризующими это время, должны быть названы: высадка на Лемносе, сопровождавшаяся большим опустошением и многочисленным полоном; движение в Пагасейский залив и взятие значительного торгового города Димитриады и, наконец, осада и разграбление второго по важности, торговому значению и крепким стенам византийского города, богоспасаемой Солуни.

Весьма важная роль выпала в этих событиях на долю Льва Триполита, уроженца города Атталии, принявшего мусульманство и сделавшегося, как это часто бывало с ренегатами, ревностным приверженцем нового вероучения и заклятым врагом прежних единоверцев — христиан. Одним из первых предприятий Льва было нападение на отечественный его город Атталию в июне 904 г. Это нападение так хорошо было соображено, что город, лежавший у морской гавани и имевший торговое и военное значение, сдался арабам прежде, чем правительство успело подать ему помощь. Приняв во внимание, что Атталия составляла одну из важнейших морских стоянок и что от нее был близкий переход к Дарданеллам, можем понять, как смел был сделанный Триполитом шаг и как основательна была ходившая тогда молва, что он похваляется взять самый Константинополь. Чтобы предупредить это движение и успокоить столицу, царь послал часть царского флота, очевидно стоявшего близ столицы, под начальством друнгария Евстафия, который, однако, не решился идти против Триполита и предоставил ему спокойно войти в Геллеспонт и приблизиться к Абидосу, который был ключом всех морских укреплений и заключал в себе главное таможенное управление империи. Когда и этот город оказался в руках мусульман, похвальба Льва Триполита становилась почти реальным фактом, так как его флот шел вперед и находился при входе в Мраморное море. При такой обстановке в первый раз выдвигается имя протасикрита Имерия, который получил приказ принять меры к отражению неприятельского флота. Трудно понять, однако, намерения византийского адмирала: он прошел Мраморное море и Геллеспонт, не встретив врага, и сделал движение на восток, по направлению берегов Малой Азии, между тем как неприятель оставался на севере, близ Македонии. Не говоря уже о том, что Имерий оставлял таким образом беззащитным вход в Геллеспонт, он давал возможность Льву Триполиту избирать любой пункт для нападения в Македонии и на островах Архипелага. Арабский вождь прекрасно воспользовался обстоятельствами, дававшими ему полную свободу, и вступил в Салоникский залив, где находился большой, густонаселенный и богатый город Фессалоника, оказавшийся в это время лишенным надлежащей защиты.

/Выше была уже речь о положении города и об его важном значении в торговом и финансовом отношении (18), что придавало ему большую славу и ставило его на первое место после Константинополя./ Как показывают сохранившиеся в Солуни до настоящего времени важные археологические памятники, между которыми церковь св. Димитрия с недавно открытыми превосходными мозаиками, часть коих относится к VIII–IX вв., занимает одно из пер- вых мест, умственная жизнь, искусство и литература стояли здесь на высоком уровне и делали Солунь густонаселенным и просвещенным городом, имевшим в занимающее нас время до 200 000 жителей. И тем не менее Солунь не была подготовлена к неприятельской осаде, как это легко понять из прекрасного описания последовавших событий, принадлежащего современнику и солунскому жителю Иоанну Камениате, произведением которого здесь и воспользуемся (19).

«Выше мы объяснили, — говорит писатель, — как велик и широк по объему был город. С суши он был окружен крепкой и толстой постройки стеной, которая была снабжена передовыми укреплениями, башнями и зубцами, так что с этой стороны для жителей не было причины к опасениям. Но южная сторона, обращенная к морю, находится на равнинном месте и лишена средств обороны. Следует думать, что строитель этой крепости, не предполагая возможности нападения со стороны моря, оставил без внимания южную часть города, обращенную к морю. По преданию, сохранившемуся до нашего времени, город не был защищен с этой стороны с самых отдаленных времен и только из страха по случаю нашествия Ксеркса сделан был небольшой высоты вал, который остался и до сих пор, и никому не приходило в голову, что с этой стороны может угрожать опасность. Ибо хотя часто и очень сильные войны выдерживал город со стороны варваров и соседних славян, которые употребляли всяческие наступательные средства и в бесчисленном множестве, как песок, устремлялись на него, тем не менее сухопутное нападение легко было отражаемо и опасность предотвращаема была вследствие сухопутных укреплений и всегдашней помощи, оказываемой городу всеславным мучеником Димитрием. По вышесказанным причинам не было для города поводов к, опасениям. Ибо с тех пор, как славяне приняли святое крещение и сопричислились к христианскому народу, прекратились смуты и меч потерял свою убийственную энергию, а в окрестных странах был мир и тишина.

Когда мы находились в таком состоянии, прибыл к нам быстроходный вестник от Льва, благочестивого царя, предупреждающий о походе варваров, т. е. противных агарян, и повелевающий со всею поспешностью вооружаться. От него мы узнали, что к царю явились перебежчики из самих варваров и выдали намерение вождей их. План неприятелей был ударить всей силой на Солунь, так как их уверяли многие захваченные в плен греки, что Солунь не защищена стеной со стороны моря и легко может быть взята с кораблей. По получении этой ужасной вести во всем городе началось смятение, всех объял страх и смущение; стали совещаться, что предпринять для собственной безопасности, как приготовиться к защите против врагов и выступить против них. Но мы никак не нападали на хорошую мысль, так как не имели военной опытности и не знали, с чего начать. Умы всех главным образом смущало то обстоятельство, что была негодна стена, на которую ожидалось нападение неприятеля. Итак, совещались о принятии мер к тому, чтобы обезопасить стену и привести ее в лучшее состояние. Но это решение не одобрил тот, кто принес от царя печальное известие. Он назывался Петроной и носил чин протоспафария. Ему приказано было остаться несколько времени в городе, чтобы подать необходимое содействие и помощь в делах. Он присоветовал другой, очень разумный, решительный и спасительный план, но его расстроили наши грехи, уготовлявшие нам гибель. Ученый этот муле и приобревший большой опыт в делах, сообразив, что если бы он озаботился постройкой стены, то доставил бы много труда гражданам, а пользы нимало не принес этим, придумал другой способ защиты — и, смотри, какой остроумный и пригодный.

Видя, что южная часть города вся окружена морскими водами и что в случае нападения неприятелей с этой стороны они легко достигнут желаемого, так как никакого сопротивления не будет им оказано со стороны стены в силу ее незначительной высоты, неприятели же с кормы кораблей могут, как с возвышенности, поражать тех, которые находились бы на бойницах, Петрона придумал следующее. Он советовал устроить заграждение и некоторую искусственную засаду, которая бы была прикрыта водой, это заграждение в одно и то же время служило бы защитой для города и препятствием неприятелю. С восточной и западной стороны города было много вытесанных из одного камня погребальных памятников — это было старое кладбище живших здесь эллинов; свозя их и погружая в море особенным способом, который самим им был изобретен, располагая их в воде в известном порядке в небольшом расстоянии один от другого, создал этим морское небывалое укрепление, поистине более крепкое и надежное, чем высокая стена, выстроенная на суше. И если бы осуществлено было это предприятие, оно доставило бы городу всю безопасность, так как корабли не могли бы ни в каком случае приблизиться и нанести вред, но по нашему нерадению проект этот затормозился и не был приведен в исполнение.

Ибо, когда это подводное заграждение доведено было уже до середины опасного места и мы начинали успокаиваться и отбросили страх, прибыл некто другой, также посланный царем, устранивший сейчас же Петрону и принявший на себя все попечение о городе. Это был Лев, назначенный стратигом всей области и получивший в свои руки всю военную власть. Он за лучшее рассудил оставить начатое дело и приступить к возведению стены. Поэтому тотчас же по прибытии дал людям из городского дима, снаряженным на работы по заграждению, другое назначение, приказав им сносить необходимый материал для строителей, и таким образом многочисленностью рабочих рук и обильной доставкой материала заботился осуществить задуманное предприятие. Постройка стены пошла с значительным успехом. Но чем больше поднималась стена до той высоты, какая казалась необходимой, чтобы противостоять замыслам врагов, тем сильнейшие опасения мы, граждане, питали насчет недоконченной части ее. Ибо никоим образом нельзя было успеть вывести стену на всем протяжении, которое нужно было защитить, наступление же варваров ожидалось со дня на день, а наша постройка не дошла еще до середины опасного места, с которого можно было нанести вред».

К несчастию, Лев не мог окончить предприятия, так как вследствие падения с лошади впал в тяжкую болезнь, которая воспрепятствовала ему следить за работами. Сменивший его стратиг Никита обратился к исполнению новых проектов для защиты города.

Стратиг Никита, на которого перешла задача военной защиты города, принял экстренные меры к усилению военных людей в городе. В ближайших окрестностях Солуни жили славянские племена, пользовавшиеся некоторой свободой внутреннего самоуправления и стоявшие в зависимости от стратига стримонской фемы. Это были искусные стрелки, и своим искусством и численностью они могли оказать городу важную услугу на случай нападения арабов (20). Далее писатель сообщает, что к славянам были отправлены письма с приглашением прибыть в город в надлежащем вооружении [71] , но что они весьма холодно отнеслись к предложению солунской администрации и явились в малом числе и плохо вооруженные. Как бы ни было скудно известие Камениаты по мотивам, которые бы объясняли отношение славян к военному начальнику Солуни, но необходимо его исчерпать во всей полноте, чтобы извлечь некоторые полезные заключения. Прежде всего важно отметить, что военный начальник Солуни обращается непосредственно к славянским коленным старшинам, а не к византийской администрации [72] , это хорошо усматривается из того, как наш писатель объясняет неудачу сделанного к славянам обращения.

[71] Это весьма важное место о славянах в окрестностях Солуни, подтверждаемое тем, что политическая граница между Болгарией и Византией при Симеоне проходила не более как в 20 верстах от Солуни, к сожалению, ограничивается лишь намеком на внутреннюю организацию македонских славян.

[72] / / (Саmeniata. Р. 514. 19).

«Это объясняется, — говорит он, — тем, что стоявшие над ними начальники были лукавы и негодны, более соблюдали личные выгоды, чем общественную пользу, обыкновенно строили козни ближнему и легко поддавались на подкуп. Что касается стратига стримонской фемы, который должен был иметь под рукой постоянно готовых на войну людей, то он под разными предлогами медлил сбором и посылкой вспомогательного отряда, так что к нему несколько раз обращался стратиг Солуни Никита с побуждениями и с угрозами, что в случае какого несчастия с городом на него падет вся ответственность. Но начальник стримонской области настоял на своем и не дал городу ожидаемой от него помощи,