История Византийской Империи. Том 3

Таково в общих чертах внешнее положение научных направлений в объяснении древнего периода русской истории.

Борьба школ принесла много пользы русской науке, так как она привлекла к себе прямо или косвенно почти все научные силы России. В истории ее есть трогательные эпизоды. Напомню хотя бы недавно происходившее в Москве публичное состязание Д. И. Иловайского с противниками его воззрений. В эту борьбу почтенные и сериозные люди вступали с пылом увлечения, руководимые благородным чувством — раскрыть истину и убедить в ней других. Очевидно, в норманнском вопросе есть такие моменты, которые могут задеть за живое, иначе говоря, школы различаются принципиально противоположными выводами. Если вы придерживаетесь норманнской школы, то все события IX и X вв. вы должны приписывать заморским князьям-варягам и не можете извлекать из них почти никаких выводов в приложении к национальной русской истории. И походы на Константинополь, и договоры с греками, и Русская Правда — относятся к норманнской дружине и не говорят ничего о славянах. Если же вы антинорманнист — все эти явления вы считаете произведением русского, т. е. славянского, духа и из них выводите последствия для национальной русской истории. Во всяком случае, никому нельзя уклониться от прямого ответа на вопрос: русь — славянский народ, славянское слово или скандинавское и обозначает совокупность завоевателей? Согласитесь, что с ответом на этот вопрос соединяется нечто весьма существенное: именно, сами ми создавали свою историю или нет?

По отношению к имени «русь» установлен роковой пробел в древней этнографии. Ни норманнисты, ни их противники до сих пор не могли указать ни в Скандинавии, ни где-либо в другом месте этнографический или географический термин, соответствующий воззрениям русского летописца. Ни в Скандинавии, ни в других частях Европы и России не оказалось до сих пор племени или народа, который бы в IX в. назывался русью.

Наши предки до образования государства не называли себя русью, а имели племенные имена: новгородцы, поляне, кривичи, древляне. Точно так же и шведы или норманны, к которым, по воззрению норманнистов, относится русь, не назывались так у себя на родине. При таком положении вопроса о «руси» ни та, ни другая школа не имеют за собой особенно важных и не подлежащих спору доказательств, вследствие чего ни норманнисты, ни их противники не могут решиться на генеральное сражение.

Научные ресурсы обеих партий не составляют тайны, ибо средства для борьбы вычитываются из книг или выписываются из рукописей. К сожалению, находки и открытия в этой области становятся реже. Каждое новое место, где оказывалось упоминание о руси, приветствуемо было радостными ожиданиями, что вот-вот завеса раскроется и обличится заблуждение. Но увы! после длинных споров и толкований новому месту отводился подобающий ранг, и оно поступало в систему доказательств — равно пригодных для той и другой школы.

В настоящее время подобрано уже достаточное количество упоминаний о руси у византийских и восточных писателей, этот подбор имел своего рода завлекательность в том смысле, что из него открывалось, что русь была известна даже ранее основания Русского государства.

Свидетельства, извлекаемые из византийских и арабских писателей, еще и потому должны были получить особую важность, что они почти на 200 лег старше начальной русской летописи.

Но говоря вообще, накопление новых мест, упоминающих об руси, далеко не разрешило вопроса, которым обусловливается существование школ, а только заставило норманнистов покинуть две-три позиции, не особенно, впрочем, важных. С 1870-х годов обозначилась средняя научная партия, вызванная капитальным трудом Гедеонова. Представители этой последней признают, что за норманнской теорией остаются теперь две твердыни: скандинавские имена первых русских князей и днепровские пороги. Но они делают уступку и антинорманнистам, признавая, что норманнский элемент в России не обнаруживает почти никакого воздействия на внутреннюю жизнь новгородцев, полян и кривичей, не оставив следов ни в языке, ни в обычаях и т. п. Эта средняя школа приняла поэтому следующее положение: пришлые из-за моря люди не были племенем или народом, а составляли сбродные дружины, набираемые отовсюду. Согласно воззрению этой школы, скандинавский элемент вследствие своей малочисленности должен был без особенной борьбы ассимилироваться со славянами. Я сказал, что средняя школа выделилась недавно и представляет собой не более как попытку примирить два крайние направления. На принципиальный вопрос о происхождении руси она отвечает не прямо, не объясняет притом самого главного: каким образом дружины иноземного происхождения дали свое имя славянам, составившим Русское государство.

II

«Русь» и другие этнографические термины для обозначения русской земли [210]

III

Элементы русской государственности.

Договоры с греками. Морские походы на Византию

В чем же состоит живая действительность, чем заявляет о себе русь в истории? Всматриваясь в известия о первых русских князьях, нельзя не согласиться с противниками норманнской школы, что русь X в. имеет в себе уже весьма мало скандинавского элемента. Иностранные имена сменяются славянскими, выдвигается общность интересов княжеских и земских, нет указаний ни на политическую, ни на религиозную вражду между норманнами и славянами. Но выше всего следует поставить — широкое развитие силы и могущества России при первых же князьях, до известной степени благоустройство гражданского быта, торговлю и, наконец, распространение Русского государства от Новгорода до Крыма, Азовского моря и Дуная. Если все это сделали норманнские князья со своей скандинавской дружиной, то они похожи на чародеев, о которых рассказывается в сказках. Антинорманнисты сильно выдвигают этот аргумент против своих противников, формулируя его так не может быть, чтобы до 862 г. Россия оставалась незаписанным листом, на котором первый рисунок стали выводить норманнские пришельцы; напротив, гражданственность на Руси должна была начаться раньше 862 г. и, следовательно, не варяги-русь основали государство, а туземная русь.

[210] Текст этого раздела включен в главу XIV с. 265–268 наст. изд. (Ред.)

Элементы гражданственности, присущие Руси X в., действительно заслуживают внимания. После темного предания о том, как началась Русская земля, первоначальный летописец вставляет в свое изложение известные договоры с греками. Если возможны сомнения относительно того, как принимать известия летописи о начале Русского государства, то в приложении к договорам такие сомнения неуместны. Они имеют официальный характер и подтверждаются греческой летописью. Договоры с греками несомненно переведены с греческого языка, чем объясняются многие непонятные в них места, хотя бы эта фраза: равно другого совещания, — которая потому и темна, что составляет слишком близкий перевод греческих терминов — копия и — договор. Договорами свидетельствуется прежде всего, что уже в начале X в. Русь находилась на довольно значительной степени развития гражданственности, если с ней могло вступать Византийское государство в правильные международные сношения. Договоры, подобные записанным на первых страницах русской летописи, составляют неведомые факты не только в тогдашней славянской, но и в западноевропейской истории. Договоры важны как исторические документы, рисующие формы русского общежития. В них трактуются способы торговых сношений между Русью и греками, устанавливаются формы судопроизводства по тяжебным делам между русским гостиным двором на Босфоре у монастыря св. Маманта и греками. Если с греческим кораблем случится несчастие у русских берегов на Черном море, то русские обязываются продать судно и груз и вырученные деньги переслать в Константинополь. Особенно любопытны те статьи в договорах, которые говорят о распространении русского элемента до Крыма и устьев Днепра, этими статьями подтверждаются попытки русских утвердиться в Крыму и завладеть Корсунью еще в начале X в. Все это очень трудно согласовать с теорией, что начало русской государственности положено на севере в 862 г. Затем, договорами обрисовываются внутренние стороны торговых и дипломатических сношений Руси с Византией.

Для предупреждения недоразумений и неприятностей византийское правительство требует, чтобы русские, отправляющиеся в Константинополь, имели при себе грамоту от князя, в которой было бы обозначено, сколько идет людей и на скольких кораблях. Это было необходимое условие для того, чтобы в Константинополе принимали русских людей как гостей, т. е. купцов, а не как неприятелей. Если же бы случилось, что русские пришли в Константинополь без княжей грамоты, то византийское правительство вольно задержать таких людей и дать о том знать русскому князю. Русским указано было для житья определенное место, предместье св. Мамы, входить в город они могли не больше как по 50 человек вместе. Русский квартал находился в ведении особого чиновника, который обязан был устраивать и блюсти взаимные отношения между греками и русскими. Словом, договоры с греками есть акт международной политики, они могли быть заключены между правительством русским и византийским, так как обеспечивают интересы государственные, а не частные. Есть даже в договорах пункт о взаимном союзе на случай опасности от внешнего врага. Греки обязываются послать вспомогательный отряд, если заявлено будет на то желание со стороны Руси, и русские с своей стороны принимают на себя подобное же обязательство. Эта статья договоров подтверждается не раз историей X в. Русские ходили на помощь Византии при Святославе и Владимире; приняв христианство, Владимир отправил в Константинополь шеститысячный корпус.

Договоры показывают, что Византия находила возможным вступать с Русью в международные сношения как с государством правильно организованным. В государственном архиве империи хранилась формула письменных сношений с русским князем.

В сношениях Руси с Византией находим ключ к уразумению задач внешней политики русских князей. С X веком совпадает героический период русской истории, нашедший себе выражение в сказке, песне и оставивший по себе память в летописи. Морские походы на Византию, завоевание Корсуни, движение за Дунай, занятие Болгарии и стремление перенести сюда столицу Русского государства, наконец, переход через Балканы и осада Адрианополя — вот какие широкие перспективы открывает героический период! Нас отделяет теперь 900 лет от этой эпохи, и мы можем беспристрастно отнестись к столь отдаленным событиям; но, всматриваясь в ход развития русской истории, я не могу не отметить явления, к которому трудно оставаться равнодушным, так как оно кладет общую печать на нашу историю:

1) русскими князьями X в. намечены были в общих чертах главнейшие факты внешней истории России;

2) но уже в конце X в. мы должны были поступиться своими политическими притязаниями и вспомнили об их не ранее XVIII в.

Так как в этом нельзя не усматривать очень важного начала, заправляющего историческим движением России, то я позволю себе остановиться здесь на некоторых подробностях.

Морские походы руси на Византию обращают на себя внимание не только по своей смелости, отваге и грабежам. Они более любопытны по своей организации и численности сил, которыми могли располагать русские князья.

Не забудем, что походы предпринимались против государства, которое владело сильным флотом: в 902 г. для одного похода Византия могла без особого напряжения выставить морскую эскадру с 23 000 экипажа. Своим флотом византийские цари постоянно одерживали перевес над германскими императорами в Южной Италии. Флот не раз спасал империю от персов и арабов. Следовательно, мы имели бы не совсем правильное представление о ходе дел, если бы в походах Олега и Игоря весь успех объясняли быстротой и неожиданностью нападения или если бы всю цель походов ограничивали жадностью к добыче и грабежам. Русь Аскольда и Дира была под Константинополем на 200 судах, Олег имел 2000. Неудачный поход Игоря всего лучше может показывать, что морские нападения руси были далеко не легкомысленные предприятия, рассчитанные на сбор добычи и поспешное отступление. Уже и то значительно изменяет взгляд на дело, что византийцы были предупреждаемы о движении руси и могли принять своевременные меры к защите. Из описания морского сражения с Игоревой русью видно, что византийский адмирал имел в своем распоряжении большие суда, называемые дромонами, которые имели до 300 человек экипажа; да и малые суда византийского флота могли вмещать не меньше 60 человек. Само собой разумеется, против таких судов не могли с успехом бороться лодки-однодеревки, каковыми мы привыкли представлять себе русские суда. С другой стороны, ход дела, даже под пером византийца-патриота, далеко не представляется решительным. Цепь русских судов была, правда, прорвана, греческий огонь нагнал страх на русь, но она не упала духом. Русские суда пристали к азиатской стороне на Босфоре, сошли на берег и стали наводить ужас на прибрежные селения. Можно думать, что русские находили здесь поддержку в многочисленной колонии южных славян. Понадобилось сухопутное войско, чтобы бороться с русью, но она успешно держалась от июня (15) по сентябрь месяц. Когда стали наступать холода, русские сели на свои лодки и пошли назад. На море снова встретил их византийский флот, чтобы отрезать отступление. Но русские, хотя и не без потерь, проложили себе дорогу (Тheoph. соnt. De R. Lес. С. 39). В таких чертах излагаются обстоятельства неудачного похода при Игоре. Разве это не показывает, что материальная обстановка морских походов руси должна была иметь известную организацию, т. е. что русские располагали значительных размеров судами, опытными моряками, вооружением и всякими запасами?

IV

Культурное и по преимуществу торговое значение сношений с Византией. Св. Ольга

В походах руси на Византию нельзя, далее, не отметить очень важного культурного элемента. И Святослав, между прочим, желает перенести свою столицу на Дунай в той мысли, что туда свозятся лучшие и дорогие произведения из разных стран, и походы на Константинополь вообще имеют целью установить правильные торговые сношения между Россией и Византией. Во всех договорах торговые интересы представлены очень рельефно, и выгоды русских купцов отстаиваются весьма последовательно.