История военного искусства
Шрифт:
Следующей инстанцией над ландратами являлась военная палата, происшедшая из Верховного военного комиссариата; на ее обязанности лежало расписывать постоянные налоги и натуральные сборы и управлять ими, распоряжаться возведением военных построек, магазинов и крепостей, выплачивать деньги войскам, поддерживать дороги и мосты. Фридрих-Вильгельм I соединил военные палаты с палатами, управлявшими королевскими доменами (1723 г.), и тем самым организовал доныне существующие областные управления (Bezirks-Regierungen).
Высшей инстанцией в военной организации, объединявшей в своем лице командные и административные функции, первоначально был фельдмаршал. Позднее административные функции "были отделены и поручены сначала одному лицу, а затем (в 1712 г.) коллегии - Генеральному комиссариату. Объединением последнего с управлением доменами, как то было сделано для средних инстанций, Фридрих- Вильгельм создал (в 1723 г.) Генеральную директорию. Из нее образовались не только военное министерство, но и большинство ныне существующих министерств, особенно же министерства финансов и внутренних дел. Таким образом, прусское центральное управление исторически - прямой потомок Интендантского управления армии40.
Однажды созданная, постоянная армия стала быстро расти, сперва под давлением потребности, вызванной войнами с Людовиком XIV, затем - осложнениями, сопряженными с Великой Северной войной, а в дальнейшем, по окончании последней, - под влиянием великодержавных устремлений Фридриха-Вильгельма I и, наконец, завоевательной политики Фридриха Великого. Для этой цели приходилось добывать как людей, так и деньги.
Деньги притекали благодаря все более строго разработанной налоговой системе, более рациональному и интенсивному использованию доменов, хорошо поставленному контролю и, наконец, субсидиям, которые с 1688 г. морские державы охотно выплачивали немецким государям, поставлявшим войска в войнах с Людовиком XIV. Бранденбург с 1688 по 1697 гг. получил не менее 6 545 000 талеров субсидий - одну третью часть всех его военных расходов42.
Среди обвинений, при помощи которых придворной камарилье удалось свалить превосходного министра Данкельманна, заключался и вопрос, почему же ощущаются денежные затруднения, тогда как субсидии ведь должны были бы обогатить курфюрста.
Больше забот, чем добывание денег, причинял теперь вопрос о добывании людей. Добровольной вербовки оказывалось уже недостаточно. Уже во время Тридцатилетней войны мы слышим о принудительном заборе на военную службу. Монтекукули (Сочинения, т. II, стр. 469) предлагал, чтобы "сирот, незаконнорожденных, нищих и бедных, воспитывавшихся в приютах, отдавали в военно-воспитательные установления для подготовки их в солдаты наподобие янычар". На практике этого опыта, пожалуй, ни разу не проделали; такие кадетские корпуса для рядовых обошлись бы слишком дорого и дали бы слишком ничтожные результаты. Не нашлось поэтому другого пути, как ввести в систему насильственную вербовку.
Офицеры хватали подходящих людей где попало и принуждали их побоями записываться в рекруты. Или же поручалось местным властям поставлять в полки известное число людей из своего округа. Произвол оскорблял всякое чувство справедливости и наносил страшный вред стране. Естественными последствиями являлись злоупотребления и взяточничество. Офицеры и чиновники пользовались своим правом набирать рекрутов для вымогательства и снова отпускали набранных за взятку. "Офицеры, - говорится в одном мандате от 10 февраля 1710 г., - часто осмеливаются вести изрядную коммерцию с рядовыми, отпускать их за деньги или перепродавать их в другие полки и роты". Крестьяне переставали привозить в город свои продукты, опасаясь, что их там арестуют и передадут в руки вербовщиков. Молодые люди толпами уходили за границу, чтобы избежать военной службы. Наместник Померании доносил в 1706 г., что подданных вконец разоряют приемы вербовки и прочие тяготы. В 1707 г. из Миндена доносили, что сельскохозяйственных рабочих уже нельзя достать, потому что вербовка разогнала всех молодых людей в соседние провинции. Регламент, изданный в 1708 г., предписывал, чтобы всех годных в строй людей, "которые не приносят никакой пользы обществу, хватали втихомолку и передавали в крепость", откуда комендант должен их передать офицерам- вербовщикам. Еще хуже стало положение при Фридрихе-Вильгельме I. Правда, вступление его на престол приблизительно совпало с окончанием войны с Францией, а сам король, кроме его кратковременного участия в Северной войне, не вел войн, сопряженных с крупными потерями, но потребность в людях, тем не менее, при нем возросла, так как он удвоил состав армии. Изо всех провинций сыпались жалобы на то, что вербовка гонит население из края и угрожает полным разрушением хозяйственной жизни. Жители оказывали вербовкам сопротивление силою, и генерал-аудитор сетовал на частые случаи кровопролития, происходившие при этом. Хотя король и издавал один за другим указы, долженствовавшие урегулировать эти насилия, но так как сам же он рекомендовал захват и вербовку непослушных горожан и крестьян и таких слуг, "которые плохо исполняют свое дело", и толковал добровольность вербовки в том смысле, "чтобы при этом не допускались эксцессы либо чрезмерные насилия, которые возбуждали бы жалобы", то казалось, что "небольшие насилия" дозволены, и на практике оставалось все по-старому.
Между тем, хотя современники, да и сам создатель этой системы и не отдавали себе в этом ясного отчета, произошло принципиальное изменение в отношениях армии к своему верховному вождю, а через это и к государству, изменение, обусловившее в дальнейшем существенные последствия.
Наряду с постоянной армией, пополняемой вербовкой, король Фридрих I организовал в 1701 г. народную милицию, преемственно связанную со старой повинностью обороны страны, в которую зачисляли (enrollierte) горожан и крестьян. Фридрих-Вильгельм I упразднил эту милицию при самом своем вступлении на престол как слишком мало пригодную в военном отношении, но за принцип - повинность служить - он крепко
держался и перенес его на постоянную армию. От вольной вербовки под давлением необходимости перешли к насильственному набору, не сумев его обосновать ни этически, ни государственно-юридически. Теперь Фридрих-Вильгельм I в эдикте от 9 мая 1714 г. провозгласил, что молодые люди от рождения и по устроению и велению Господа Бога повинны и обязаны служить своим достоянием и кровью; "вечное блаженство - в руке Божьей, все же остальное в моих руках". Многие в этом готовы были усмотреть провозглашение великого принципа всеобщей воинской повинности. Но это - неверно. Это было лишь провозглашением принципа неограниченной власти государства, воплощенного в лице короля, над подданными - распоряжаться ими в зависимости от потребностей государства. Представление о том, что все граждане призваны сражаться за государство, совершенно отсутствовало, и никто не восстал бы против него с большей силой, чем сам Фридрих-Вильгельм I. На его взгляд, солдатская служба была профессией, как всякая другая профессия, иметь которую может лишь тот, кто ей обучен людьми, технически в ней воспитанными. Тот, кто был солдатом, должен был им оставаться по возможности всю жизнь. Если бы можно было получить в достаточном числе добровольно завербованных, то Фридрих-Вильгельм I был бы совершенно удовлетворен. То, что он приказывал производить наборы и обязывал к службе своих подданных, было лишь сгущением того принципа, с которым мы встречаемся во Франции при Людовике XIV43. Но именно посредством повышения этого требования армия и народ оказывались вступившими в такие взаимоотношения, которых раньше не существовало; набор при Фридрихе-Вильгельме I на практике оказался предтечей провозглашенной 100 лет спустя всеобщей воинской повинности.Посте того как уже раньше неоднократно издавались распоряжения, согласно которым каждому полку отводилась для вербовки определенная область, король издал в 1733 г. общий приказ в этом смысле, который под названием "Кантон-регламента" получил несколько легендарную известность44. Мысль, положенная в основание этого акта, так проста и как бы сама собою напрашивается, что можно удивляться тому, что с осуществлением ее мы встречаемся лишь на двадцатом году правления этого короля45.
Основным принципом оставалась добровольная вербовка. Сам термин - вербовка - был сохранен даже тогда, когда позднее речь шла о производстве совершенно правильных наборов; однако ограничение вербовочной деятельности капитанов определенным районом - не только полковым, но ротным участком, придало этой деятельности совершенно иной характер. Капитаны чаще всего были помещиками или родственниками помещиков и охотнее всего "вербовали" рекрутов в этих поместьях. Теперь эти не лишенные ценности патриархальные отношения были порваны, и область личного усердия в вербовке была сильно сужена. Толчком к этой важной по своим последствиям реформе послужило то, что опыт показал, что при свободной конкуренции в вербовке капитаны охотились за рекрутами на чужих участках и, стараясь перебить друг у друга рекрутов, вступали между собою в постоянные конфликты.
Главное преимущество нового порядка заключалось в том, что им был положен предел произволу каждого отдельного капитана - брать или не брать в солдаты годного человека. Далее, высшие классы и те слои населения, которые представлялись особенно полезными для хозяйственной жизни страны, были ограждены этим указом от вербовки. Дворянство, сыновья чиновников, сыновья бюргеров, обладавших состоянием, превышающим 10 000 талеров, сыновья купцов, фабрикантов, управляющих, крестьяне, хозяйничавшие на собственных дворах, и их единственные сыновья, сыновья священников, если они, в свою очередь, изучали богословие, рабочие промышленных предприятий, поощряемых королем, сторонником меркантилизма, - все эти лица были освобождены от кантональной повинности. Эти льготы со временем были еще более расширены. Однако границы, которые они ставили, были во многом неопределенны или же оказывались шире, чем можно было предполагать; например, сыновья священников были освобождены лишь при условии, что они изучают богословие, следовательно, не студенты богословия вообще и не сыновья священников вообще. Город Берлин не составлял "вербовочного участка", тем не менее, офицерам было разрешено и здесь "вербовать время от времени холостых людей низкого происхождения, например сыновей портных, сапожников и тому подобных простолюдинов". Таким образом, все еще оставался достаточный простор для произвола, если бы известный внешний момент не поставил ему весьма определенных границ: это - увлечение людей того времени и особенно Фридриха-Вильгельма I "рослыми детинами". Ни один солдат не должен был быть ниже 5 футов 6 дюймов. Через это значительное большинство молодых людей было наперед застраховано от вербовки. С другой стороны, при 10-11 дюймах роста человек, даже если он принадлежал к числу изъятых, с трудом мог спастись от вербовщиков. "Не расти, а то вербовщики тебя поймают", - говорили матери своим сыновьям, сильно тянувшимся кверху.
Так как высокий рост не представляет никакой гарантии, что человек окажется особенно храбрым, выносливым, здоровым или даже сильным, то на это надо смотреть как на простую причуду монарха. Исходным мотивом является не что иное, как любовь к видному, представительному; с тем же явлением мы уже встречались в легионах (т. II, стр. 168). Положительная сторона заключалась в том, что этим устанавливался объективный масштаб для набора, и произвол, возмущающий моральное чувство, был отодвинут на задний план. Человек требует, чтобы жизненные вопросы решала судьба, а не другой человек. По той же причине в XIX столетии введена была жеребьевка.
Капитаны вербовали мальчиков даже в 10-летнем возрасте, если они "обещали высокий рост" и казались им подходящими. Им было позволено носить на шляпе особый султан, и они получали паспорт, ограждавший их от завербования другими капитанами. После Семилетней войны король издал новые приказы относительно набора, расширившие льготы и устранившие капитанов от вербовки, которая была передана комиссии, в которой участвовали представители гражданских властей вместе с представителями полков. Постановление, что брать можно только рослых людей, осталось в силе и даже привело к изданию особого законодательного распоряжения, чтобы двор крестьянина, у которого несколько сыновей, переходил к самому малорослому46.