История всемирной литературы Т.2

Среди миннезингеров встречаются порой не только скромные министериалы, любители сладких и печальных песен, но и поэты, которые были деятельными участниками больших политических событий. Это в полной мере сказалось в поэте-императоре Генрихе VI (1165—1197), чьи пылкие, но горделиво выраженные чувства высказаны в новой для миннезанга сложной поэтической манере, с изысканной рифмой и в новой для миннезанга строфе, заимствованной, видимо, из сокровищницы провансальско-сицилийского поэтического арсенала.

Не менее значительно по своим поэтическим качествам творчество Фридриха фон Хаузена (ок. 1150—1190); например, его прощальная песня, где поэт-вельможа не без сердечных страданий расстается с возлюбленной, чтобы отправиться в Крестовый поход. Это уже не экстаз темного обитателя глухой, захолустной Европы, возлагающего на себя крест и отправляющегося ко гробу Господню, а горькие размышления светского человека, знающего цену женской верности, цитирующего к случаю «Энея» фон Фельдеке, неохотно оставляющего любимый им светский обиход с его многочисленными соблазнами. В этом стихотворении очень ясно сказалась личность автора; почти реминисценцией конкретного разговора звучат некоторые строфы этого лирического шедевра, созданного немецким миннезангом на втором и особенно сложном этапе его развития. Романское влияние спаялось с немецкой поэтической основой, блеск формы стиха и рифмы, романская светскость неразрывно соединились с немецкой задушевностью, уже известной по лирике Кюренберга. Фридрих фон Хаузен, погибший в свите Барбароссы в одном из боев этого трудного похода, стал одним из наиболее талантливых и самобытных распространителей наследия романских поэтических достижений в немецкой лирике того времени.

К кругу этих светских миннезингеров, уже поднявшихся над положением министериала, принадлежит и Рейнмар Старший, или Рейнмар фон Хагенау (ок. 1160 — ок. 1207), эльзасский поэт, который обосновался при дворе герцога австрийского Леопольда IV, выдающегося политика тех лет, придавшего Вене блеск настоящей княжеской резиденции. Как эльзасец, Рейнмар был тоже проводником романских тенденций в поэзии миннезингеров. В его творчестве отчетливо определилась придворная проблематика, обычная у многих трубадуров и закрепленная Рейнмаром в миннезанге. Тем самым в миннезанг вошли и важные политические мотивы, значительно расширившие его тематический масштаб. Наряду с любовной лирикой, искусно развитой Рейнмаром в духе романского культа прекрасной Дамы, долгое время не свойственного миннезангу, в нем нашла свое место и политическая тенденция, пока что верноподданнически служившая дому австрийских герцогов, но в дальнейшем сулившая много нового развитию немецкой поэзии XIII в.

Фридрих фон Хаузен

Миниатюра из рукописи XIV в. Гейдельберг, библиотека университета

Довольно быстро пройдя короткий период подражания и переводов, немецкие поэты усвоили морально-этические и гуманистические аспекты романской куртуазной поэзии, ее широкий поэтический кругозор, ее смелый отход от аскетического идеала церковного искусства.

Завоевания, достигнутые на рубеже веков быстро развивающейся поэзией миннезанга, особенно ярко воплотились в деятельности Вальтера фон дер Фогельвейде (ок. 1170 — ок. 1230).

На миниатюре одного из «песенников» Вальтер изображен сидящим в глубоком раздумье с развернутым свитком для письма. Поэта осеняет его герб, изображающий птицу, поющую за решеткой клетки. К колену Вальтера прислонен боевой меч. На другой миниатюре нет герба, но меч остается: художникам XIV в., которые пытались создать зримый образ поэта, было известно,

что мечом он владел не хуже, чем пером. Самое существенное в этих рисунках, радующих своими нежными и чистыми красками, — выражение глубокой задумчивости, которое поражает нас на обеих миниатюрах. Обе они — иллюстрации к стихотворению Вальтера, в котором он набросал свой автопортрет: он сидит и размышляет о земном существовании, о борьбе разных общественных сил, которые уподобляются тварям земным, несущим зло. В горьком раздумье, пронизывающем это стихотворение, где он, однако, не просто констатирует разгул зла, но и призывает сильных мира сего смириться перед единой авторитетной властью, сказался весь Вальтер с его постоянной тревогой за будущее родины — новой чертой, которой более ранние миннезингеры не обнаруживали.

Сын безземельного обедневшего рыцаря, Вальтер прожил жизнь, полную скитаний. Он изъездил континентальную Западную Европу, побывал в Венгрии, был близок не только к унижаемому миру бродячей братии шпильманов и вагантов, но и к высшей знати (большая часть его жизни прошла при дворе австрийских герцогов); Вальтер был и храбрым воином, и поэтом, снискавшим признание, и придворным, и философом.

Фогельвейде принял участие в жестокой смуте, которая раздирала на рубеже XII и XIII вв. немецкие земли. Многие миннезингеры были, как Фогельвейде, свидетелями и участниками этой долгой и кровавой борьбы, но только он один нашел в себе силы поведать о ней в своих песнях, понятных и знати, и простому люду. Гениальный поэт-новатор, Фогельвейде стал первым национальным поэтом рождавшегося немецкого народа. В его стихах появилось понятие «немецкая нация» (die deutsche Nation), о будущем которой Вальтер писал с отчаяньем и горем, так как боялся, что недальновидные властители в слепой борьбе за власть отвергнут идею немецкого единого государства, возглавленного императором, а католическая церковь, со своей стороны, постарается усилить и закрепить разобщенность немецких народов, рассеянных на больших географических пространствах Западной и Средней Европы.

Мастер высокого миннезанга, впитавшего в себя достижения романской поэзии и усвоившего опыт немецкой куртуазной традиции, Фогельвейде смело обратился также к народным поэтическим формам и создал ряд замечательных политических шпрухов. В них он особенно настойчиво выступил против папства как силы, мешающей соединению немецких земель под эгидой единого светского властителя.

Родоначальник немецкой патриотической поэзии, обличитель папской церкви и зачинщиков феодальных смут, значительный поэт-моралист, Фогельвейде был крупнейшим мастером любовной лирики. Создавая песни в честь знатных дам, образцы куртуазного миннезанга, он разработал одновременно новые разновидности любовной песни, в известной мере возвращающейся к непосредственной поэзии Кюренберга, но не в меньшей степени связанной с устным народным творчеством, с любовной и хороводной немецкой песнью тех времен. Образцом удачного сочетания новых достижений миннезанга в области строфики, метрики, рифмы и поэтики немецкого песенного фольклора является его песня «Под липой» — непревзойденный шедевр не только немецкой лирики XII—XIII вв., но и вообще европейской поэзии Зрелого Средневековья:

В роще под липкой

Приют наш старый

Если найдешь ненароком ты,

Молвишь с улыбкой:

«Что за парой

Травы примяты и цветы?»

На опушке среди ветвей —

Тандарадай! —

Пел свидетель — соловей...

Ни лаской, ни силой

Не открою

Вам тайну эту, помилуй бог!

Что сделал милый там со мною,

Знаем лишь я, да мой дружок,

Да пичужка меж ветвей, —

Тандарадай, —

Все пришлось увидеть ей.

(Перевод Арк. Штейнберга)

В этой песне — в образе влюбленной женщины, полной гордости за свое чувство, и в лирическом пейзаже, и в гениально простых выражениях, найденных поэтом, сказалась та народность поэтики Фогельвейде, которая поднимает его над всеми другими миннезингерами, включая даже такого талантливого поэта, как его современник по этому периоду развития миннезанга Генрих фон Морунген (писал в 1200—1222 гг.).

Новая ступень в развитии немецкой поэзии, на которую поднялся Фогельвейде, была достигнута им в сложной борьбе с тем течением миннезанга, которое выкристаллизовалось в творчестве уже упоминавшегося Рейнмара Старшего. Этот создатель высокого придворного миннезанга, опирающегося прежде всего на романскую традицию и на романское понятие куртуазности, был сначала покровителем и наставником молодого Фогельвейде. Но найдя свою творческую дорогу, которая увела его далеко от тесного мирка придворной жизни, Фогельвейде разошелся с Рейнмаром и сознательно противопоставил его манере свой немецкий национальный стиль миннезанга, усвоивший, однако, все лучшее, что было в романской куртуазной лирике. В отличие от своего учителя Фогельвейде воспевал «низкую» любовь, т. е. такую, которая знает радость обладания, чурается усложненной любовной казуистики, неподдельна и чиста. Поэтому и «дама» Вальтера — это, как правило, не знатная красавица, холодная и расчетливая в своем чувстве, а простая крестьянская девушка, искренняя и самоотверженная. Демократические симпатии поэта несомненны.