История всемирной литературы Т.7

В английской литературе этого периода продолжает развиваться и романтизм. Миру торжествующего буржуа противопоставляются возвышенные романтические идеалы. Именно в таком виде романтизм оживает в творчестве «Братства прерафаэлитов», в работах видных английских эссеистов и критиков Дж. Рескина и М. Арнолда. Вместе с тем в этом течении проявляются тенденции эстетства и мистицизма.

50—60-е годы выделяются как самостоятельный период в английской литературе XIX в., хотя многие тенденции, наметившиеся в это время, продолжают оказывать свое воздействие и в 70-е годы. Однако в последнюю треть века складывается в целом новая литературная ситуация. Сохраняя преемственность с 30—40-ми годами, эти десятилетия имеют и свои особенные черты. По-прежнему главенствующее место в иерархии литературных жанров занимает роман, тогда как очерк, сыгравший свою весьма значительную роль в годы становления английского критического реализма (раннее творчество Диккенса и Теккерея), уступает место жанру эссе, сложившемуся в самостоятельное эстетическое явление в творчестве английских романтиков и теперь получившему дальнейшее развитие у Мэтью Арнолда. Весьма успешно развивается и поэзия (Теннисон, Браунинг), драматургия, однако, не поднимается над уровнем мещанской мелодрамы, преимущественно ориентирующейся на иностранные образцы.

Продолжают писать Диккенс, Теккерей, Шарлотта Бронте, Элизабет Гаскелл. Но их творчество, особенно Диккенса и Теккерея, существенно отличается от созданного в период «голодных сороковых». Писатели этого периода отходят от романтического преувеличения, гротеска, сатирических инвектив, они не создают уже образов-типов, воплощающих характерные черты явления, а стремятся понять и воплотить в слове сложность, неоднозначность, психологическую многомерность, противоречивость человеческой природы. С этими поисками тесно связано и понимание правды в искусстве, которая, как и в минувшее десятилетие, вызывает споры.

В 30—40-е годы полемика вокруг этой проблемы шла между Диккенсом и Теккереем. Диккенс утверждал правду идеи, рисовал блистательные гротески, в которых правдивость одной метко подмеченной черты как бы заменяла необходимость углубленного психологического анализа (Пиквик — добро, Домби — гордыня). Совсем иначе понимал правду Теккерей. Характер, считал он, не производное от идеи, философской или эстетической, а следствие целого комплекса социальных, экономических, психологических обстоятельств. Не «ангелы или дьяволы», но люди, их «смешанная», как писал Теккерей, природа занимают теперь писателей.

В 50—60-е годы большинство писателей разделяло точку зрения Теккерея. В этот период даже сам Диккенс все внимательнее следит за художественными принципами своего соратника и соперника Теккерея, за его психологическими достижениями («Генри Эсмонд», «Ньюкомы») и, видимо, не без его влияния создает в своих поздних романах психологически углубленные, «трудные», «подпольные» характеры.

«История молодого человека», как определил М. Горький тип «романа воспитания», получившего столь значительное распространение в европейской литературе XIX в., видоизменяется в 50—60-е годы. Теперь в основе такого романа лежат не только тайны и почти детективные перипетии в судьбах героев, а прежде всего психологические портреты, нарисованные на обширном социальном фоне.

Хотя сам Диккенс, как уже говорилось, во многом отошел в 50—60-е годы от своего раннего искусства, его традиция, понятая в несколько выправленном и упрощенном философско-этическом плане, была подхвачена школой так называемых сенсационных романистов, в первую очередь Чарльзом Ридом (1814—1884), христианским социалистом, которого сближает с Диккенсом интерес к социально-нравственной проблематике, дидактизм, и Уилки Коллинзом (1824—1889), знаменитым автором «Женщины в белом» (1860) и «Лунного камня» (1868), великим мастером детектива, в известном смысле превзошедшим своего учителя формальным совершенством выстроенных им сюжетных линий.

Между «сенсационной» школой письма и той, что развивала традиции психологической прозы Теккерея (Э. Троллоп и Дж. Элиот), шла в это время напряженная борьба. Но при всем различии художественных манер У. Коллинза и Дж. Элиот или Э. Троллопа можно увидеть и нечто типологически общее, хотя и существующее в отличных друг от друга формах — детектив и нраво- или же бытописательный роман. Это общее — интерес к мотивам поведения человека, к тайнам его внутренней жизни, стремление иногда и чисто научное (и Коллинз, и Дж. Элиот испытали на себе воздействие идей позитивизма с его пристальным интересом к научному факту). Стоит заметить, что и тайны у Коллинза, хотя и поданные вполне традиционно, а иногда заставляющие и вспомнить английский готический роман XVIII в. (таинственные фигуры, появляющиеся неожиданно в тумане, сумерки, зловещие шаги и т. д.), все же, если в них всмотреться, иные, нежели у писателей-предромантиков. Когда тайны распутываются, то они оказываются следствием поступков вполне обычных, чаще всего продиктованных материальными соображениями, и в них нет ровным счетом ничего иррационального, неправдоподобного. Коллинз, как и Троллоп и Дж. Элиот, обстоятельно и со знанием дела описывает английскую жизнь XIX в., создает яркие характеры и типы. Детективную напряженность умело сочетает с разработкой психологически достоверного характера. Так, несомненное его достижение — образ дворецкого Бэттериджа из «Лунного камня», к которому приложимы самые строгие мерки эстетики Теккерея и его последователя Троллопа.

Энтони Троллоп (1815—1882) вписал примечательную и весьма своеобразную страницу в историю английского классического реализма XIX в., наметил традицию психологического письма, которая оказалась весьма плодотворной и в последующие десятилетия.

Сын писательницы Фрэнсис Троллоп (1780—1863), имя которой сейчас в основном помнят из-за известности, выпавшей на долю ее сына, Троллоп служил классным надзирателем, семь лет был чиновником английского почтового ведомства. Свои силы в литературе, которую любил и знал, он решил попробовать, вовсе не рассчитывая на успех, когда ему уже было под тридцать. К этому времени судьба ему улыбнулась: по делам службы он попал в Ирландию, т. е. вырвался из ненавистной лондонской конторы, и оказался в стране, которая подарила ему новые и разнообразные впечатления.

Троллоп — писатель удивительно плодовитый, он автор сорока семи романов. К числу наиболее известных относятся книги, составившие «барсетширский цикл»: «Попечитель» (1855), «Барсетширские башни» (1857), «Доктор Торн» (1858), «Приход Фрэмли» (1861), «Маленький дом в Эллингтоне» (1864), «Последняя хроника Барсета» (1867), а также «Клеверинги» (1867); «Финеас Финн» (1869), «Премьер-министр» (1876), «Дети Герцога» (1880), остросатирический роман, родственный «Ярмарке тщеславия», — «Как мы живем» (1875).

Книги Троллопа с удовольствием читали. Но критики, отдавая должное его плодовитости, таланту наблюдателя, указывали, что, особенно по сравнению с Диккенсом, ему не хватает воображения, внутренней силы. Сложилось мнение, которое бытует в ряде критических работ о писателе и сегодня: Троллоп — фотограф, умеющий с поражающей дотошностью воспроизводить на страницах своих книг различные круги общества середины прошлого века: духовенство, политиков, аристократов, чиновников разных мастей, помещиков. Такое понимание его творчества, когда оно оказывается в струе английского позитивизма и натурализма, набиравших силу в 60-е годы, справедливо, но только отчасти.

Троллоп был действительно на редкость точным и метким наблюдателем. Из его книг, по признанию социологов, можно получить основательные сведения о разных слоях английского общества в период между 1850 и 1880 гг. Ч. П. Сноу, высоко оценивающий мастерство писателя, считающий себя его учеником и последователем, задает весьма уместный вопрос: а собственно, откуда у чиновника почтовой службы была возможность, во всяком случае пока он не получил признания, открывшего ему двери в самые разные дома и круги общества, из первых рук знать нравы и обычаи видных политиков и потомственных аристократов? И тем не менее жизнь политиков разных мастей, аристократов, в том числе и потомственных, духовенства предстает на страницах его романов с поражающей полнотой. И здесь вновь уместно задать вопрос: а какой полнотой? Троллопа не интересовали политические идеи, он не был социальным романистом, как Диккенс и Теккерей. Его интересовали внутренняя жизнь человека, мотивы, побуждения, разрешение нравственных конфликтов, для которых социальный статус — лишь оболочка. Для обращения к таким проблемам, которые и в самом деле создают верные облики людей самых разных профессий и состояний, нужны были не фактические подробности, а особый дар психолога.

Нравоописательная стихия — всего лишь внешний слой его произведений, он лежит на поверхности, поэтому на него в первую очередь обратили внимание и критики и читатели. Именно эту черту увидел в Троллопе и писатель, весьма чуждый ему по своим художественным и эстетическим установкам, романтик Натаниэль Готорн. Он писал в 1860 г. по поводу «Барсетширских хроник»: «Читали ли вы романы Троллопа? Они пришлись мне как раз по вкусу — весомые, вещественные, вскормленные говядиной и вдохновленные элем; они так реальны, как будто какой-то великан вырубил огромный кусок земли и положил его под стекло со всеми людьми, которые по-прежнему занимаются своими каждодневными делами, не подозревая, что их выставили напоказ. Эти книги английские, как бифштекс... Для того чтобы вполне понять их, надо пожить в Англии, но все же мне кажется, что верность человеческой природе обеспечит им успех повсюду».