История всемирной литературы Т.7
Шрифт:
Выбор и трактовка произведений определялись задачами самоутверждающегося класса. Будущий министр Одзаки Юкио писал в те годы: «Превратить себя в беллетриста... — такова сейчас задача наших политических деятелей». Первый оригинальный роман Тода Киндо под заголовком «Буря на море чувств. Рассказ о народных правах» появился в 1880 г. Большой успех выпал на долю «Прекрасного повествования об управлении государством» (1883) Яно Рюкэй, где рассказывалось о героической борьбе Фив против владычества Спарты. Новые сюжеты нередко уживались с традиционными конфуцианскими представлениями о совершенном правлении. В целом политический роман интересен не как художественное, а как политическое явление. После поражения движения «за свободу и народные права», в конце 80-х годов, политический роман сошел со сцены.
По мере того как рассеивались иллюзии, проходил утилитарный взгляд на переводческое дело,
Фтабатэй Симэй.
Фотография
Но русская литература переводилась пока главным образом с английского: в 1892 г. — «Преступление и наказание» Достоевского и лермонтовская «Тамань», в 1893 г. — «Казаки», в 1895 г. — «Крейцерова соната» Толстого. В 1896 г. Фтабатэй перевел «Асю», в 1897 г. — «Рудина» Тургенева. Большим влиянием пользуется французская литература: Гюго, Золя, Мопассан, в начале XX в. — Флобер, Гонкуры. Об Англии судили по сочинениям Дефо, Свифта, Шекспира, Байрона, Вордсворта. Влияние английской литературы было велико, его испытали такие впоследствии известные писатели, как Коё, Бимё, Тококу, Тосон, Доппо, Сосэки. Не меньшим было и влияние американской литературы: Лонгфелло, Марка Твена, Уитмена и особенно Эмерсона. С немецкой и английской поэзией познакомил японцев составленный Мори Огай сборник «Образы прошлого» (1889), куда вошли отрывки из «Паломничества Чайльд Гарольда» и «Манфреда» Байрона, «Песня Миньоны» из «Вильгельма Мейстера» и «Король Туле» из «Фауста» Гёте, «Прекрасная рыбачка» Гейне и др. Это уже были переводы высокого качества.
Итак, для литературы раннего периода Мэйдзи характерна двойственная структура. С одной стороны, писатели гэсаку, приверженность старине, прежним жанрам, сознательная непритязательность и ограниченность задачи — потешать читателя. С другой — диаметрально противоположная тенденция: вера в освободительную миссию европейской культуры, приверженность публицистике, политическим трактатам и полное пренебрежение той литературой, которая служила для массового читателя занимательным чтивом. Эти два пласта почти не соприкасались. Впрочем, те и другие не отдавали себе отчета в том, что невнимание к форме обрекает их замыслы на неудачу.
ЛИТЕРАТУРА ОБЩЕСТВА «КЭНЪЮСЯ»
В 1885 г. два молодых писателя Бимё и Коё организовали литературное общество «Друзей тушечницы» («Кэнъюся»). В первом же номере журнала «Гаракута бунко» («Всякая всячина») с юношеским задором Одзаки Коё сообщал читателю: «Мы собрались вместе, чтобы издавать ежемесячный журнал „Гаракута бунко“ для приятного времяпрепровождения и ради развлечения. Мы печатаем все, ничего не пропуская, от древних японских стихов до современных песен». И все же они понимали, что писать по-старому, как это делали представители старшего поколения гэсаку, невозможно и что упреки Сёё справедливы: литература не только забава.
«Кэнъюся» — это реакция на стремление модернизировать прозу; срабатывала охранительная функция культуры — приверженцы «Кэнъюся» вслед за Сёё признавали независимость, самоценность литературы. Их уже не назовешь эпигонами, потешающими публику описанием веселых сцен в «кварталах любви». Они были взыскательны к стилю и взяли за образец не писателей позднего Эдо, а эру Гэнроку (1688—1703), «золотой век» культуры горожан, — повести Ихара Сайкаку и пьесы Тикамацу Мондзаэмона.
Опираясь на традицию, они внесли в литературу столько новизны, сколько выдерживала ее художественная плоть. Удачу Одзаки Коё критики объясняли тем, что он возрождал стиль Сайкаку, о чем свидетельствовала его повесть «Любовная исповедь двух монахинь» (1889), цель которой, по его собственному признанию, — вызвать у читателя слезы. В повести не указаны ни эпоха, ни место действия. Традиционный сюжет — две монахини, случайно встретившись, узнают, что любили когда-то одного человека, — был далек от современности. И все же повесть имела огромный успех.
Утагава Кунисада (1786—1864). Хризантема.
Лист из серии «Соревнование цветов»
Читатель истосковался по привычному стилю и трогательным сюжетам, которые всколыхнули в его душе тоску по прошлому.
Далека была от проблем современной жизни и повесть Коё «Благоухающее изголовье.» (1890), напоминавшая повесть Сайкаку «Одинокая женщина, несравненная в любви». Шестидесятилетняя гетера Садаю рассказывает о былом. Она «не жаждала золота, не теряла голову перед мужчиной, сколь бы он ни был красив, и была известна как самая строптивая девица во всем квартале». Читателю нравилось узнавать подробности из жизни гейш, искусных не только в любви, но в поэзии и в музыке, ему доставлял удовольствие тот традиционный стиль, который принято называть «суй» или «ики» — сочетание элегантности с легкой развязностью. Его привлекали любовь к лоску, чувственным радостям, к которым склонны люди, неожиданно разбогатевшие. Именно мастерское владение стилем ики, в котором сдержанная грациозность уживается с яркостью красок, по мнению Накамура Мицуо, обеспечили успех Коё.
Вторым популярным писателем этих лет был Кода Рохан (1867—1947). Он во многом противоположен Коё. Его идеал — сильная личность, типа мастера Дзюбэя, построившего собственными руками пятиярусную пагоду, или скульптора из повести «Статуя Будды» (1889). Его герои, люди несгибаемой воли, идут на любые жертвы во имя избранного пути, и это придает им сверхчеловеческие силы, не подвластные ни природной, ни людской стихии. Таких уж нет в нынешней Японии, утратившей свое лицо, хочет сказать автор. Он не приемлет европеизации, ему близки даосские и буддийские идеи отрешенности и свободы, но его герои далеки от жизни. Как стилист Рохан был последователем Сайкаку, приемами которого владел мастерски.
Успех Коё и Рохана в конце 80-х — начале 90-х годов свидетельствовал о том, что психология современников мало изменилась. Читателя не задевали пока за живое те «вечные вопросы», о которых он мог узнавать из европейских книг и которые несколько лет спустя стали для японских писателей главными.
В 90-е годы началась реакция на поверхностный реализм (сядзицусюги) Сёё и писателей «Кэнъюся».
Романтик Китамура Тококу упрекал Одзаки Коё в том, что он возрождает в литературе прошлого сомнительные ценности, эстетику чувственного суй, но упускает из вида действительно вечное — творческую «энергию народа». Он упрекал его в нравственном безразличии, в отстраненности. В статьях «Суй в „Благоухающем изголовье“» и «Об ики» он доказывал, что далеки от истинной любви «любовные рассказы» «Кэнъюся».
Против Сёё выступил и Мори Огай. Литературный мир с интересом следил за разгоревшимся между двумя писателями спором, который воспринимали как спор реалиста и романтика. Но Огай, в сущности, настаивал на том, без чего нет истинного реализма. Нельзя сказать, чтобы кто-то одержал победу в споре, но Сёё больше не писал сёсэцу и перешел к театру, а Мори Огай, опубликовав в 1890 г. повесть «Танцовщица», стал одним из любимых писателей первой половины XX в.
Что касается «Кэнъюся», то подействовала ли на Коё критика, или он сам ощутил потребность в переменах, только после 1895 г. наступил перелом в его творчестве. Он отошел от традиционных сюжетов и традиционной манеры и написал совершенно необычную для него вещь «Много чувств, много горя» (1896) — о безутешной доле вдовца, потерявшего любимую жену. С объективностью психоаналитика воспроизвел он душевные муки одинокого, подавленного горем мужчины. После этого критики заговорили о влиянии на Коё европейской литературы. Коё действительно отдал дань французам: Золя, Мопассану, хотя, говорят, сочетал в себе черты эдокко (коренного жителя Эдо) и чопорного английского джентльмена.
Большой успех выпал на долю последнего романа Коё «Золотой демон» (1897—1903). Отвергнутый юноша — его любимая вышла за богатого — становится безжалостным ростовщиком, мстит обществу, где попирается любовь. Несчастна и героиня, польстившаяся на богатство и не сумевшая вернуть любовь. Но сколь ни насущна тема — власть золота над чувством, — не жизнь, а заданная идея и озабоченность формой ведут за собой писателя. В 1902 г. Куникида Доппо в статье «Отшельник Коё» предсказал закат той литературы, которую представляет «Золотой демон», ибо она «скользит по поверхности явлений, не проникая в глубь человеческой жизни». Доппо назвал ее «японской литературой, выряженной в европейские одежды», которая обречена на вымирание, как всякая односторонность. Предсказания Доппо сбылись. Роман «Золотой демон» ненадолго пережил своего создателя.