История Зеербургского подполья
Шрифт:
– Что случилось?
– спросил Маркуша.
– Кто стрелял?
Папа Шульц присел на корточки так, что голова его оказалась рядом с головой нашего товарища.
– Это хорошо, что у вас там никого не было, - сказал он назидательно, - а то могло бы произойти несчастье...
Если б он удосужился поднять вверх палец и потрясти им, то стал бы похож на бродячего проповедника. Только вот яма в земле намекала на то, что проповедями он может и не ограничиться.
– Похоже, вы очень серьезные люди, - ответил я, - но если мы отсюда не уберемся, то всем будет плохо.
Поняв, что он произвел необходимое
– Дрюня! Мы уезжаем.
Дрюня, наконец, вышел из кабины и встал перед машиной, опершись костлявой задницей на капот. Словно не слыша друга, спросил.
– Что за люди?
– "Общество" - ответил Папа.
– Хорошие люди, - с чувством заметил Дрюня, рассматривая автомат на Маркушиной шее. Тот махнул рукой и с задней стороны грузовика послышался топот многих ног, хлопнула дверца.
Дрюня обеспокоено заозирался.
– Ты бы предупредил молодых людей... Мало ли что...
– Да!
– сказал Папа Шульц.
– Там у нас ящики... Так вы с ними поосторожнее..
– Коллекционные экспонаты?
– поинтересовался я.- Достояние угнетенного народа?
– Нет. Овощи. Продукция с лабораторного огорода...
В голосе профессора чувствовалось что-то недоговоренное. Я посмотрел на дымящиеся останки куста, потом на профессора. Тот, ухмыльнувшись, ответил на немой вопрос:
– Эта горошина с той свеклой, что в фургоне лежит, на одной грядке росли...
– Биовзрывчатка, - внес ясность желчный Дрюня.
– В машине не плевать и не курить.
Он явно хотел произвести впечатление на нас, но просчитался.
– Других предосторожностей не нужно?
– небрежно поинтересовался я.- Чесаться и бить чечетку не возбраняется?
Папа Шульц оглядел меня, словно редкость, Бог знает как попавшую в его руки. Ему явно хотелось сказать что-то колкое, но он благоразумно сдержался. Вместо этого он с печальным вздохом произнес:
– Я не знаю, насколько вы матерый революционер, но в плане науки, друг мой, вы дремуче невежественны... Вы даже не представляете, с чем столкнулись...
– Почему же? Но самое главное для меня в данный момент то, что, по-видимому, у вас есть все необходимые документы от Министерства Нападения.
– Господи!
– он воскликнул так, словно я спросил его о чем-то неприличном.
– Документы.... Да уж конечно! Мы же на них работаем!
– Работали, - поправил Папа Шульц товарища.
– Все уже в прошлом...
– Значит, помех на нашем пути будет немного.
– Если ваши приятели не подорвут нас по дороге, - сказал Дрюня,- то мы довезем вас, хоть до Президентского дворца, если вам туда нужно.
– Вас знают?
– удовлетворенно спросил подошедший Председатель, услышав то, что хотел услышать.
Профессора переглянулись с самодовольными улыбками.
– От нас шарахаются... Мы подарим вам на память сводки полицейского управления, - пообещал Папа Шульц
К нам подбежал Маркуша.
– Мы готовы. Можно ехать.
Я потянул его в сторону.
– Я в кабине. В ящиках, что в кузове - взрывчатка. Загородите ими двери. Если что-то начнется...
Маркуша закивал, показывая, что знает, как поступить в этом случае. Надеюсь, что обойдется...
– Ну, сам знаешь, что говорить об
этом...Председателя втянули внутрь. Я закрыл заднюю дверь и сел за руль.
Плюнув синим дымом плохо отрегулированного выхлопа, фургон взревел и тронулся с места.
Через полтора часа машина остановилась у заброшенных складов компании "Джет" в Зеербурге и делегаты мелкими группами рассосались по конспиративным квартирам. Последними склад покинула моя группа. За нами прибыл небольшой фургон, доставивший команду на предназначенную для них явку - подвал самого большого в городе универсального магазина.
С этого момента группа приступила к выполнению основного задания.
Над реальностью.
– Ну вот и первый облом у тебя. Этот гейм мы выиграли вчистую. И самолеты не помогли.
– Убежать - не значит выиграть. Убежать значит только спастись. Да и если б не профессора твои.
– Так ведь мои, а не твои.
– Ну, значит, ход ты использовал. Вот и славно. Играем дальше. Ввожу в игру самого Президента!
– Вводи сразу двух!
– Не положено...
Интродукция.
Реальность.
– Господин Кашенго! Господин Президент!
Эле Кашенго открыл сомкнутые полудремой веки. В дверях стоял старый лакей, бывший когда-то денщиком лейтенанта Кашенго и потому имевший право на некоторую вольность в обращении. На ливрее золотистыми отметками горели нашивки за ранения.
– Что тебе, Цезарь?
Слуга приосанился, и по-военному сдвинув каблуки ботинок, отрапортовал:
– Господин генерал! В прихожей ждет делегация штафирок. Им назначено.
– Назначено?
– удивился Кашенго, хотя повода для удивления не имелось никакого. Сам он отлично помнил, что сегодня ему придется разговаривать со штатскими. Какая-то делегация... Корреспонденты... Очередной реверанс в сторону так называемых избирателей. Неприятно, но необходимо. Мелькнула мысль, что неплохо бы оставить право голоса только у тех, кто отслужил в армии и получил там хорошую прививку от вольнодумства, но он отложил её на время. Не отбросил, но отложил.
– Да, господин генерал.
Кашенго встал с кресла. Одернув мундир, повернулся перед зеркалом. Мундир сидел отлично. Ни морщин, ни складок. Из-за стекла на него смотрел моложавый генерал. Подтянутый, без всяких гражданских излишеств вроде отвисающего брюха или сутулых плеч. Высокий с залысинами лоб пересекала темная полоска, напоминавшая о любви генерала к маневрам. Цезарь подскочил сзади и смахнул щеткой несколько пылинок.
– Ну как?
– спросил президент, любуясь сам собой.
– Не хуже чем в тот раз, когда получали "Серебряную звезду" за бои на Сьерра-ди-Мондо... Ну, помните?... Еще у того президента...
– фамильярно напомнил слуга.
– Помню... Тебе тогда наградили Крестом "Отвага-в-огне"?
Польщенный Цезарь кивнул. Президент помнил. Это дорого стоило - воинское братство! Этим штатским не понять.
– У вашего превосходительства отличная память.
– Нам, старым солдатам, другая и не нужна... Не правда ли?
Цезарь с обожанием глядел на Президента.
– Конечно, мы помним все, господин генерал!
– И всех!
В приемной, стиснутые группой адъютантов стояло шесть человек - городская депутация.