Истребитель

Никита ждал. Десять, пятнадцать, двадцать минут. Прошло полчаса. Приехали.

Так. Две минуты до лифта есть. Но Филина не слышно. Странно! Хотя чего странного?! Профи. Может, резко рвануть к двери, выскочить и расстрелять? Нет, подстрахуется.

Ну, давай, Черныш, жду!

Никита замер, уставившись на кота, не только умявшего пищу, но и помывшегося и обошедшего с проверкой все углы помещения. Теперь он сидел и смотрел в сторону входа, навострив ушки. Тихо. Для человеческого уха, но не для животного. Крысы? Да нет, их здесь травили подряд два раза. Стоп. Осторожно.

Парень снял с предохранителя «Ингрэм». Кот полуобернулся на щелчок, уши повернулись к Топоркову. Нет, это не звуки с улицы! Там слишком тихо. Пять секунд, десять, тринадцать, наверное. Никита неотрывно смотрел на животное, направив ствол на фанерную дверь. Время выходит. ещё секунд сорок и надо приступать к Тихомирову. Момент…

…Замочная скважина изменилась. Человек бы сейчас этого не увидел. Кот почувствовал, услышал…

Уши-локаторы крутнулись на невидимый звук, шорох. Мордашка уставилась. Спина резко прогнулась, шерсть вздыбилась.

Никита нажал спусковой. Глухая, почти монотонная очередь прошила дверь местах в пятнадцати на уровне ног и тела. Кот забился в угол, угодив в лужу смолы. Никита бросился ко входу в комнату, раскрыл простроченную дверь настежь. Филин корчился в страшной агонии, тело выгибалось от боли, но без стона и злобы. Только удивление и жуткое расстройство. И боль.

Топорков нагнулся, схватил эфэсбэшника за шиворот, оттащил на два метра по коридору рывками, откинул ногой небольшую спортивную сумку Филина, кинулся обратно и прильнул к окну.

Видимо, на входе в подъезд произошла какая-то заминка – Тихомирова в поле зрения не наблюдалось, а у дверей кружились вороньём телохранители и размахивали руками. Босс споткнулся между косяками и лестницей. Грохнулся, да так, что занятые работой внешней безопасности охранники не успели среагировать и поддержать падающего шефа! Брякнулся качок. Рухнул спортсмен. Шмякнулся плечом о ступеньку шуменский Шварценеггер. Подняли. Отряхнули. Поправили. Извинились, дрожа коленками. Злой босс направился дальше. Но боялся. Не столько чувствовал боль, сколько страх. И он прекрасно знал, что никакие телохранители ему не помогут! Если, конечно, что-то случится! Быстрее бы до квартиры добраться!

Никита этого ничего не видел. Он пристально всматривался в очертания лифтов, лестницы и площадки первого этажа. И совершенно отключился от остального: мяуканья кота, тихих стонов Филина, шумящих и чересчур подвижных тополей, внимательных взглядов двух охранников с биноклями, прочёсывающих всю округу через линзы.

Шелохнулась в ладони маленькая серая коробочка, палец лёг на жёлтую кнопочку. Дыхание замедлилось.

Один здоровяк в короткой «коже» бросился по лестнице наверх, другой туда отправился на пассажирском лифте, а Тихомиров, что-то обдумывая, вдруг вызвал грузовой, и тот понёс его и ещё одного верзилу в драповом зелёном пиджаке на нужный этаж. Страховался кролик.

И только тогда Истребитель нажал кнопку.

И сразу после этого лопнул клапан баллончика, закреплённого за решёткой переговорного устройства с лифтёром, сорвало его, и внутрь устремился мощной струёй смертельный газ.

Десять секунд Тихомиров и охранник бились в судорогах, метались, как птицы в клетке, корчились. Рвало носоглотку, лёгкие выворачивало наизнанку. Сопли и пот вперемешку с блевотиной обляпали обоих с головы до ног. Затихли.

Лифт раскрылся, выпуская страшное облако на лестничную площадку. Один громила успел понять всё и шарахнулся в сторону. Другой, наоборот, к умирающему шефу.

И влип. Вдохнул и скопытился. Но много позже, в больнице.

Никита выпустил кота, который не заставил себя долго ждать и метнулся прочь. Затем сунул радиопередатчик в карман, «УБН-40» в другой, рванулся к сумке, включил ликвидатор и поспешил к Филину. Высушенные губы с кровавой пеной в уголках рта заклеил липкой лентой, руки в запястьях также, мини-автомат, гранату и прочий оружейный хлам сунул в свой заплечный рюкзачок, где уже лежал «Ингрэм», «стечкин» и вспомогательные принадлежности. Подобрал сумку, снял с Филина то, что успел увидеть и нащупать.

Карпов почти не подавал признаков жизни, но лёгкий итальянский защитный жилет весом 1800 граммов сделал много: часть самых опасных пуль впилось в него. Насквозь. Но потеряли свою силу. Застряли, под кожей, как дробь в шкуре волка. Беглый осмотр в пять секунд показал раны плеча, ключицы, обеих рук, ноги и височной части головы.

– Так, ладно! – буркнул Никита и схватил Филина за ворот. – Будем уходить, служивый!

Он быстро и грубо потащил раненого по коридору, усыпанному кое-где битым стеклом и мусором извести, бумаги, гвоздей и штукатурки. Потом по лестнице, по крутым ступенькам, через пороги и темноту, грозящую железными штырями.

Когда Никита выволок тело эфэсбэшника на свежий воздух, то позволил себе пятнадцать секунд отдохнуть и обдумать следующие действия своего плана.

На город опустилась ночная свежесть. И вместе с нею сумерки. Здесь, во дворе «Главагроснаба», на бывшей автостоянке, стояла мертвенная тишина и висела на многие десятки метров вокруг тьма. «Выколи глаз». Пахло то ли черёмухой, то ли магнолиями, хотя откуда им тут взяться. На той стороне учреждения стали слышны голоса, а мелькание фонариков и автомобильных фар отражалось на близстоящих тополях.

– Сейчас здесь будет заваруха! – вслух молвил Топорков, схватил Филина и потащил в условленное с Лысым место.

Велосипед стоял возле батареи отопления, среди колясок и коробок с мусором. Подъезд освещался.

Мысли иголками пронзили мозг. Что делать? «Велик» сейчас мало подходил для такси! Проклятый Филин – надо бы тебе сдохнуть сразу! Но нет, ты нужен сейчас именно такой!

Топорков выкатил «урал» на крыльцо, подтащил тело раненого и попытался взвалить его на беседку.

Около дома Тихомирова истошно кричали, пиликала сигналка противоугонки чьей-то тачки, гудели клаксонами «жигули».

С третьего раза взмокший от усердия и спешки парень посадил Филина на велосипед, встал рядом, побежал, разгоняя его по тёмной неровной тропинке, асфальтированной лет десять назад пьяным водителем катка. Раз – и ловко запрыгнул на багажник, примыкающий к беседке сзади. Надо согласиться, ехать более чем неудобно. Спереди грудь и лицо подпирала спина вялого Филина, осевшего на руль «урала», задница Никиты елозила по острым железякам, руки еле-еле дотягивались до рукояток руля. Ноги, проваливаясь и попадая в колёса, с трудом крутили педали. Конечности же Филина вовсе мешались и бились о каркас велосипеда.