Истребители. Трилогия
Шрифт:
– Поэтому и выслали, что правду говорите. Кому это понравиться? Вот вы товарищ полковник, все-таки опытный командир, а такой просчет совершили.
– Я не о себе думал, представь, что будет, когда фронт рухнет. Представил? Вот и я… За соломинку ухватился.
– Да понимаю я все. И доводы меня убедили, и карты с документами тоже. Но что я могу сделать?
– Ты можешь связаться с кем-нибудь выше Козлова?
– С товарищем Мехлисом только, я его хорошо знаю. Не раз встречались.
– Вот и я об этом. Если ты передашь ему все эти документы и карты, то может что-нибудь и получится.
Выбивая
– Да о чем разговор? Тут жизни сотен тысяч на кону, глупо о себе думать.
– Вот и хорошо, – обрадовано воскликнул Денисов.
– Что мне нужно делать?
– Да ничего особенного, главное все карты с метками покажи, чтобы поняли в каком мы сейчас положении, и документы тоже. А главное на меня упирай, что, мол, на все вопросы ответит полковник Денисов. Дальше уже я работать буду.
– Хорошо. Давай все еще раз повторим. Начнем с карт…
Как только утром меня не выспавшегося забрал Кириллов, мы отправились обратно на аэродром. Все время полета я думал, и еще раз думал. В принципе план выполним.
Договориться со встречей с Мехлисом не так трудно как кажется. Уверен, он меня примет.
По прилету я первым делом побежал к Никифорову, помочь мне с налетом на то село, мог только он. То, что он не простой полковой особист убедился уже давно, так что такие вопросы он вполне мог решить.
– Это село? – склонился Никифоров над картой.
– Ага, – ответил я уплетая завтрак. Мне его принесли из столовой, особист распорядился.
– Знаешь, пока ничего не могу сказать, пробью по своим каналам. Если все подтвердиться, то решим этот вопрос. Доказательства какие-нибудь были представлены?
– Да. Моряк, что они отбили. Он у них три недели провел. Страшно смотреть на него было. Татары ему всю кожу с рук срезали. Издевались гады, обещали, что он еще полгода проживет пока совсем без кожи останется. А ведь их трое в плен попало, остался один. Такие ужасы рассказывал. Что они за люди, а? Разве можно так?
– Звери… Я попробую решить этот вопрос как можно быстрее. Ты мне все рассказал?
Я задумался, поразившись нюху особиста, после чего выложил все.
– Доставай документы. Посмотрим.
Никифоров с интересом изучил карты чему-то хмыкая.
– На всех них должны быть пометки совершенно секретно, – буркнул он, скатывая все в рулон.
– Значит, они не врут?
– Кое-что на карте я знаю. Все совпадает, да и документы серьезные.
– Что делать будем. Я обещал Денисову встретиться с Мехлисом.
– Подожди пока. Мне нужно встретиться с нужными людьми.
– Хорошо.
– Знаешь… Пусть бумаги Денисова побудут у тебя.
В течение двух суток ничего особого не происходило. Прибыл мой полк. Так что все свободное время я раскидывал подразделения по местам базирования и помогал комполка готовить часть к бою. Никифоров куда-то исчез, но карт-бланш для майора Рощина, дать успел. Так что, связавшись с полковником, я предал ему время налета.
Пять «илов», не оставили от села камня на камне, так рассказали пилоты вернувшиеся с вылета. После них пошли люди Денисова и небольшой отряд НКВД, которых оказалось прислал кто-то из особого отдела фронта. Уверен, Никифоров постарался. Но все равно,
операция была незаконной, так что, ни по каким документам она не проходила.Проблема была в другом. Мехлис отсутствовал, находясь в Севастополе по какому-то делу, Никифорова тоже не было, поэтому, когда связисты сообщили мне что самолет комиссара сел на небольшом аэродроме у Керчи, я прихватил документы и прыгнул в связной самолет. Через час уже сидел в приемной Мехлиса, ожидая вызова.
Притоптывая от нетерпения, я вопросительно посмотрел на секретаря:
– Жди, занят! – коротко ответил он.
Несмотря на то, что я сообщил секретарю, что имею особо важные сведенья, ждать пришлось больше часа. Заметив, что лейтенант-секретарь унес в кабинет комиссара поднос с двумя стаканами в мельхиоровых подстаканниках и чайником, стал закипать.
Встав, я стал расхаживать по приемной. Кроме меня и секретаря в ней никого не было. Боялись товарища Мехлиса, что уж говорить, боялись.
После того как из кабинета комиссара вышел майор госбезопасности, я после разрешающего кивка секретаря ринулся в кабинет
Почти сразу вслед за мной проследовал плотный генерал, прикрыв дверь.
– Товарищ комиссар, имею очень важные сведенья.
Я быстро выкладывал документы и карты все объясняя в подробностях, поэтому несколько неожиданно было для меня то, что Мехлис постоянно морщась, вдруг скажет:
– Какая чушь.
Лев Захарович несколькими словами разнес все, что я говорил, напоследок сказав:
– Подождите в приемной!
Через десять минут ко мне подошел лейтенант ГБ в сопровождении двух бойцов.
– Встать! Сдать оружие, вы задержаны!
Еще через три часа после недолгого разговора у следователя, где я предпочел молчать, оказался в этой камере.
И вот второй день жду, что будет дальше, мысленно составляя план побега.
Это же время. Кабинет представителя Ставки армейского комиссара 1-го ранга Л. З. Мехлиса.
Раздавшийся звонок спецаппарата отвлек Льва Захаровича от важного разговора по другому телефону.
– Я перезвоню, – сказал он в трубку и положив ее снял другую.
– У телефона, товарищ Сталин, – встав, и вытянувшись произнес он.
Через потрескивания и шум донесся голос Верховного:
– Что у вас там происходит, товарищ Мехлис?
– Все идет по плану, товарищ Сталин.
– Почему арестован товарищ Суворов?
– Вынужденная мера, товарищ Сталин. Он чуть не провалил операцию «Свежая голубика».
– Объясните.
– Четыре дня назад со мной связался личный представитель товарища Берии капитан Никифоров. То, что он сообщил, шокировало меня, и я потребовал доказательств. Им был доставлен ко мне некий полковник Денисов…
Мехлис спокойно докладывал, что происходило несколько дней назад.
– … как только вы дали добро на начало операции, неожиданно ко мне явился товарищ Суворов, с тем же планом и документами от Денисова. Причем так получилось, что одновременно с ним в кабинет прошел по важному делу один из фигурантов, и все слышал. Чтобы все не провалить, пришлось раскритиковать Суворова, и арестовать в приемной в присутствии свидетеля. Думаю, дня через три выпустим его, после окончания операции.