Истребители. Трилогия
Шрифт:
– Скидывай парашют, он из-за него тяжелей стал в два раза.
Освободив сержанта от намокшего парашюта, мы присели кто где стоял. Степанов продолжал тяжело дышать. Оглядев нас, он судорожно сказал:
– Спасибо… вам! Я уж думал… все, отлетался…
– Да не за что. Блин, все промокло! – расстроено сказал я, вынимая все бумаги и раскладывая их чтобы просушить. Достав шоколад, я одну убрал сушиться, а две разделил. Одну нам с особистом пополам, другую Степанову.
– Ешь-ешь. Ты и так на ногах еле стоишь. Сейчас побегать придется, силы нужны будут, – сказал я заметив что
Разложив сушиться оружие и кобуру, выщелкнув патроны, я стал стягивать с себя одежду, бормоча:
– Хотел ведь сегодня искупаться сбегать, но ни как не думал что это произойдет так.
Выжав всю одежду, я заново обмундировался, и пока особист выжимал свою и Степанова, заново одел сапоги.
– Уходить надо. Наверняка наземным войскам сообщили о нас.
«Хотя сейчас не середина или конец войны, могут и рукой махнуть. Но все равно лучше перебдеть!»
– Ну как вы? Бежим? – спросил я укладывая вещи обратно в планшет и карман.
– Ты куда? – спросил Никифоров, заметив, что я собираюсь бежать на запад.
– Туда, – указал я.
– Нам в противоположную сторону надо. На восток.
– До фронта шестьдесят километров пехом топать? Да ну, товарищ политрук! Тут до немцев километров восемь осталось. До аэродрома я хотел сказать.
– У тебя есть какое-то предложение? – нахмурившись, спросил особист.
– Ну да! Идем на аэродром, выбираем самолет, который готовиться к взлету, и…
– Думаешь получиться?
– Год назад мессер у них угнал и ничего, стреляли, конечно вслед… Да ладно, давно это было, – добавил я заметив как насторожился Никифоров, да и Степанов тоже смотрел на меня удивленно.
Сказал я это не просто так. В санчасти давно стал обдумывать за кого себя выдать, за советского не получиться. Я просто не знал жизни в это время, и спалюсь на мелочах. Поэтому был единственный выход эмигрант из Франции, благо по-французски балакаю чисто. Сирота, родители погибли во время бомбежки при захвате немцами Франции. По мелочам я еще не продумывал, но основную версию выработал, и даже заучил. Но основной для меня ответ будет, родители погибли, сирота, начал новую жизнь, про старую не спрашивайте, не скажу. Где-то так.
– Очень интересно, а вам не кажется ТОВАРИЩ старший сержант, что нам надо поговорить?
– О чем? – сделал я вид, что не понимаю.
– О жизни. Так, Степанов, а ну-ка отойди метров на сорок.
– Товарищ политрук, сейчас тут немцы будут, а вы все о своем, бежать надо, и быстро. К тому же я все равно ничего не скажу!
– Это еще почему?
– У меня новая жизнь. Старой нет, все, – развел я руками.
– В полку поговорим. Так, насчет твоего плана, самолет угнать сможешь?
Я только возмущенно фыркнул в ответ.
– Товарищ политрук, побежали, в полку через два часа ужин. Пельмени. Мне Люба сказала.
– Хорошо. Вперед.
И мы побежали. Степанов довольно быстро запыхался, и нам приходилось то бежать, то идти быстрым шагом.
– Очки сними. Бликуют, – сказал Никифоров.
– Ах ты черт, я про них совсем забыл, – досадливо ответил я, стянув со лба очки и убирая их в карман галифе.
К аэродрому мы вышли со
стороны леса. И судя по тому, что тут была натянута тревожка в виде проволоки с консервными банками, мы не первые тут оказались. Да и пулеметные гнезда, где дежурили пулеметчики, навевали сомнения в нашем плане.– Банки-то, наши, – тронув одну из консервных банок. тихо сказал Степанов.
– Угу. Похоже тут наш аэродром был, вон где здания, разбитая «сушка» лежит.
– Там еще зенитная пушка, – указал рукой особист на мелкокалиберную зенитку.
– Уходить надо, – сказал Степанов.
– Согласен, ничего не получиться, охраняют тут крепко.
– Ну да, если шумом и стрельбой, то конечно, хрен они нам что сделать дадут, но я про это и не говорил, – ответил я.
– По тихому? – спросил особист.
– Ага. Видите, во-о-он там транспортник стоит, в который мешки грузят из машины. Заметьте он готов к взлету, моторы уже запущенны. Значит в течение пятнадцати минут он взлетит. Если по-быстрому пробежим по лесу, и выйдем вон там, то можно по-пластунски добраться до него. А уж там…
– Попробуем, все равно другого выхода нет.
– Да. Жаль что мы не в летных комбинезонах, временно пока близко не подошли, можно было прикинуться своими, но в гимнастерках мне кажется это вряд ли получить. Ладно, чего ждать, побежали.
И тут случилось то, на что я никак не рассчитывал, даже не задумывался как-то. Мы встретили своих. Буквально выскочив на них.
– Стоять. Хенде хох! – тихо выдохнул сержант-пограничник, держа меня на прицеле карабина, так как я бежал первым. Под его ногами лежали два тела в знакомой серой форме. Видимо патруль.
– Свои, мать твою… … … … – от испуга я загнул такого коленца что даже сержант заслушался, однако карабин не опустил, продолжая держать меня на прицеле.
– Кто такие? – послышался вопрос справа.
Посмотрев в ту сторону, я увидел лейтенанта тех же войск.
– Летчики сбитые. Ребята там транспортник под парами, мы его угнать хотим. Не успеем, если вы нас задержите. Слышите, моторы у него гудят?
– Подожди, а там места есть? – спросил быстро лейтенант.
– Ну его грузят, вес неизвестен, а что? – спросил я.
– У нас шесть раненых. Возьмете?
– Захватить поможете, возьмем, – сказал вместо меня особист.
Мы успели. Как это ни странно, но мы успели, или немцы задержались, не суть. Пограничники, пользуясь тем, что их скрывает высокая трава, подползли к самолету и взяли в ножи не только солдат что грузили, но и пилотов, которые курили у хвоста.
«Повезло, что похоже они только заняли эту площадку, день два не больше, а то так бы легко не было. И вообще где они все? А время же ужина, то-то я смотрю народу мало!».
– Вперед, – скомандовал лейтенант, и мы поползли к транспортнику, волоча носилки. Парни, что захватили самолет, пользуясь тем что от остального персонала аэродрома они закрыты корпусом «юнкерса» стали освобождать салон. Когда мы подползли, они уже освободили его, и дали нам возможность попасть внутрь.
– Товарищ политрук. Самолет пустой. Мы можем взять их всех, – прокричал я в ухо Никифорову, который помогал грузить раненых.