It's So Easy And Other Lies

Это пришло из неоткуда.

Хотя я уже переехал, я навещал дом мой мамы и принимал душ. Внезапно пол ванной комнаты, казалось, провалился на 2 фута. Я упал.

Что случилось?

Сейчас я мог едва дышать.

Я думаю, что просто сошел с ума.

Что то сломалось внутри меня, и я знал это.

Я выполз из душа совершенно мокрый. Я не хотел, чтобы моя мама видела меня голым, но я нуждался в помощи. Я был в ужасе.

«Мам!»

«Помоги!»

Моя мама вбежала в ванную. Она обернула меня в полотенце. Ей удалось вытащить меня из ванной и надеть треники на меня. Она потащила меня в отделение неотложной помощи.

В отделении скорой помощи доктора определили, что в физическом плане не было никаких повреждений. Они дали мне валлиум и проводили меня через улицу, чтобы проконсультироваться у бородатого психолога. Он хотел поговорить о том, через что я прошел. Как только психолог и я оказались одни, я открыл ему, что я думал, что этот случай был обусловлен действием наркотических средств – в частности от принятия грибов и кислоты. Он сказал, что весьма сомневается в этом. Он нарисовал мне диаграмму некоторого рода. Он пытался объяснить.

Не смотря на его сомнение в компетентности моего медицинского диагноза, я завязал с наркотиками с тех пор. Выбор момента не мог быть более неожиданным. В Сиэтле героин быстро становился одним из основных продуктов диеты каждого – не только музыкантов. С пивом в руке я наблюдал за тем, как он захватывает город. Распространение наркотиков казалось напрямую связано с экономическим спадом, который ударил по городу в период нахождения Рональда Рейгона на первом сроке президентского правления. Поскольку работа исчезла, героин просочился в вакуум, оставленный в людских жизнях. До 1982 года я слышал о героине, но редко видел его, затем внезапно я начал видеть множество старших ребят, начавших использовать героин открыто. Чем больше и больше моих сверстников теряло свою работу, тем быстрее распространялся героин. Он был повсюду к 1983.

К моменту панической атаки я жил с моей девушкой, Стэйси. Когда она и я впервые столкнулись, я был панк-рокерским изгоем, а она встречалась с защитником футбольной команды средней школы. Я играл на ударных в группе Fartz, когда мы стали зависать вместе. Вскоре, Стэйси приехала на своем мопеде на выступление, которое я играл с ними. Наш солист Апчук (Upchuck) был необузданным педиком, который стал одним из первых людей в Сиэтле умерших от СПИДа несколько лет спустя. Он жил в здании с эклектичной группой геев, которые любили называть свою общую резиденцию «Дом педиков». Там была Стэйси, наблюдающая как я играю в подвале привлекающего своей развратностью панк-рок дома. Копы пришли прикрыть шоу. Стэйси и я сбежали вместе, убегая вниз по улице под дождем. Мы влюбились. Для каждого из нас это была первая настоящая любовь. У меня была любящая мама и семья, но сейчас я был готов отделиться самостоятельно и показать другому человеку, как я способен любить.

Когда Стэйси и я поселились вместе, парни из ее бывшего круга бойфрендов начали угрожать мне. Спортсмены не любили панков тогда, и мне пришлось несколько раз быть избитым группой пьяных игроков школьной футбольной команды, и однажды шайкой игроков Washington Huskies. Эти парни, вероятно, смотрели на такие встречи, как на кульминацию веселой ночной гулянки. Для меня, хотя и страшные, эти события, каким-то образом подтверждали, что я находился в чем-то новом и угрожающим. Их жестокость по отношению к людям вроде меня также заставляла понять очень четко, что мир не собирается быть справедливым – эти парни были всегда гораздо больше, чем я, и они всегда бегали сворами. Эти избиеня, вероятно, были также, фактором, почему позже я приходил в ярость каждый раз, когда я ощущал неправое деяние по отношению ко мне или по отношению к близкому мне, я лез драться немедленно. Было ли это оправдано, или нет, но я видел себя в роли защитника, а наличие у меня навыков уличного боя, которые мне пришлось приобрести, получая по мозгам в юношеские годы, приводило к тому, что я охотно выступал в этой роли со своими кулаками.

Я также перестал ходить в ту же школу что и Стэйси довольно скоро после того, как мы стали встречаться. Я перешел в альтернативную среднюю школу, чтобы упростить обучение и проводить больше времени играя музыку. Для выполнения требований альтернативной школы мне приходилось появляться на полчаса каждые две недели. Это оказалось слишком великой обязанностью, и меня выкинули из этой школы. Это был предпоследний год, и меня выставили из школы. Да, скатертью дорожка, я помню, как думал – я уже выбираю новую карьеру для себя.

На самом деле карьера может быть преувеличением. Я никогда не играл живую музыку тогда – и никогда не думал что смогу, если быть честным. Это просто не было частью моих расчетов: я предполагал, что мне всегда придется наемным рабочим. Самыми прибыльными работами, которые я имел, были в строительстве – однажды летом я сумел сохранить достаточно денег, чтобы купить усилители Marshall combo. Моей первой ресторанной работой было место под названием Huwiler’s. Это было достаточно популярным, чтобы вечером во время ужина был пик посещаемости и даже, хотя я занимал скромное место посудомойки, если кастрюли и сковородки не были чистыми, то целая кухня могла выйти из строя. Мне действительно нравилось работать, быть частью чего-то с множеством независимых движущихся частей, работающих для одной цели, нравились личности, которые входили в персонал.

После нескольких случайных работ я, наконец-то, причалил на полный рабочий день в Пекарню Шумахера. Место получило свое название от Билли Шумахера, местной знаменитости, известного как пионера в гонках на гидропланах. В Сиэтле гидропланы рассматривались как богоподобные колесницы, возящие наших героев на смехотворно высоких скоростях, через озеро Вашингтон. Этот особенный герой оказался мудком. Я был нанят мыть посуду. Отскабливание противней из под тортов и формочек из под маффинов это тяжелая физическая работа которая, всегда была в избытке. Кроме того, в довершение всего Шумахер заставил меня мыть его машины, копать дренажные каналы и убирать дерьмо его собак. Он также относился ко мне – как и ко всем другим рабочим - как к мусору. Но я не мог уволиться. Не было другой работы. Я должен был платить ренту.

Вскоре после панической атаки я ушел на неделю к своей семье. Стэйти все еще была в школе, поэтому когда я приходил домой я шел встречать ее после окончания уроков. Она побежала мне на встречу и прыгнула на меня, чуть ли не сбив меня с ног, со словами о том, как она по мне соскучилась. В ее глазах стояли слезы. Она сделала это перед целой массой студентов, которые высыпали в конце школьного дня.

Вау, ничего себе реакция.

Я самый счастливый парень.

Мои друзья вышли из здания и начали шептаться друг с другом вне пределов слышимости. Я заметил, что что-то происходит. У них для меня сюрприз? Что-нибудь произошло пока я отсутствовал? Затем моя девушка начала плакать и сказала мне, что она напилась и переспала с другим парнем пока меня не было. Прямо тогда и там я сказал, что между нами все кончено. Это был даже не вопрос, не предмет для обсуждения.

Но я не мог понять ситуации.

Со мной было что то не так?

Я знал она любила меня – как же она могла это сделать?

Я был раздавлен. Сначала моя паническая атака, затем это? Я просто не мог понять, почему Стэйси поступила так со мной. Мое понимание данной ситуации было основано на том, чему я был свидетелм с моим отцом. Я замкнулся в каком-то странном состоянии.

Стэйси была совершено смущена тоже. И казалось, что она искренне раскаивается. Она начала звонить моей маме, моим братьям и сестрам, моим друзьям. Люди говорили Чувак, ты должен дать ей второй шанс. Парень, который переспал с ней извинился, сказав, что это была лишь пьяная ошибка. Но я не знал, смогу ли я вернуться к ней после этого.

Я поговорил с моей мамой обо всем этом. Она сказала, что люди просто делают ошибки иногда. Она сказала, что это была очевидная ошибка Стэйси и что она сама подавлена этим.

«Я знаю, ты любишь ее», сказала мама. «Ты должен найти в своем сердце прощение для нее»

Так Стэйси и я возобновили отношения. Это был единственный раз, когда я вернулся к кому-то после чего-то подобного. Все шло отлично примерно в течение года. Я даже слышал о вакансии в кондитерской Lake Union Cafe, которая могла бы вытащить меня из пекарни Шумахера. Мои волосы были окрашены разными цветами все время, поэтому рабочие места, на которых я был бы на всеобщем обозрении не рассматривались. К счастью, были вакансии посудомоек, и, как оказалось, шеф-повар был огромным педиком, который даже не посмотрел дважды, когда увидел во время собеседования мои волосы. Также ему понравилось то, что я был музыкантом. Я подозреваю, что он мог принять меня за гея. Я получил работу.