Итальянка

— Бедняжка! Я долго говорил с ней прошлой ночью, и она мне все рассказала. Боже, я должен был увидеть, что происходит, я должен был позаботиться о ней! Я был как будто зачарован.

— Что ж, теперь ты освободился от чар. Вернулся в реальную жизнь. Думаю, я отправлюсь домой сегодня или завтра, раз уж все треволнения, похоже, закончились.

Я и сам чувствовал себя свободным от чар, словно удар Отто выбил из меня остатки благих намерений. Я ничего не могу сделать для этих людей. И не хочу наблюдать за жалкими попытками Отто и Изабель восстановить свои разрушенные отношения. Голова моя была тяжелой от боли, и, когда я попытался сесть, каждое движение отдавалось в ней мучительными спазмами. Я вяло трепыхался, пока Отто неуклюже шарил по подушкам.

— Ну, — сказал он, — не совсем все треволнения. Как тебе вот это, что я только что нашел?

Он помахал бумагой у меня перед носом. Я как мог сфокусировал на ней единственный глаз и принялся растерянно читать. Лидия явно дала волю своему чувству юмора: «Сим отписываю и завещаю все, чем буду владеть на момент смерти, моей любимой и верной подруге Марии Маджистретти».

16 Огненный танец Эльзы

Торжественное семейное собрание состоялось в комнате Изабель. Мощное пламя, ворчащее, вздымающееся и увядающее в своей собственной независимой жизни, делало комнату попеременно то яркой, то тускло-золотистой, а также неуютно жаркой. Снаружи дождь по-прежнему лил на холодную мокрую зелень английского летнего дня. Вчерашние обломки мебели были свалены в угол, отчего беспорядок казался меньшим. Изабель, маленькая, усталая, опрятная в простом сером пиджаке и юбке, сидела в кресле. Она плакала, но сейчас была спокойной и равнодушной. Она надела отстраненную, усталую маску наемного секретаря. Отто, в спортивной куртке и штанах, напяленных на помятую пижаму, прислонился к каминной полке. Запах подпаленного влажного твида наполнил комнату. До меня дошло, что Отто тоже плачет, и я отвел глаза. Интересно, действительно ли подменыши уехали?

Отто говорил:

— Конечно, нет причин предполагать, что она вообще захочет что-то менять. После того как столько здесь жила, — она ведь всегда здесь жила. Ей больше некуда идти. Не сомневаюсь, она скажет нам, что хочет, чтобы все шло как прежде, и, раз так, мы, конечно, должны уважить ее желание.

Я расхаживал у окна, поглаживая больной глаз. Опухоль непомерно раздулась и горела. Глаз был почти закрыт, хотя при усилии можно было разлепить слезящуюся щель. По лбу и по щеке до самого рта расплылось иссиня-черное пятно. После беспокойной ночи я чувствовал себя усталым и больным.

— Ты обманываешь себя, — возразила Изабель. — Тебе хочется так думать. Но ничего подобного она нам не скажет. У нее есть копия завещания, пусть она и хранила ее в секрете. Она предъявит ее, вот увидишь. Она выживет нас.

Поразительно, как быстро семья возродилась перед лицом угрозы потери собственности.

— Я согласен с Изабель насчет того, что у нее есть копия завещания, — сказал я. — Но она не станет делать ничего опрометчивого. Думаю, она предложит не обращать на завещание никакого внимания.

— В конце концов, это несколько странно, — добавил Отто.

— Не вижу ничего странною, — опять возразила Изабель. — Я не имею в виду, что она немедленно выгонит нас из дома. О нет, она будет очень благоразумна и добра, но станет обращаться с нами как с посторонними. У нее нет никакой семейной привязанности к нам.

— Должна быть, — не согласился я. — Она фактически вырастила нас с Отто.

— Не она. Я знаю, Отто воображает, будто она толкала его коляску, но это иллюзия. Она заботилась только о Лидии. Лидия отлично умела превращать людей в свою личную собственность.

Это ужасно расстроило меня. Внезапно я со всей остротой почувствовал, что Мэгги — отдельное, независимое и непредсказуемое существо. Я уже наделил ее этими человеческими правами — правом на тайну, правом на неожиданное действие. Но в то же время мне трудно было отказаться от мысли, что Мэгги… ну, что Мэгги любит нас. До меня вдруг дошло, что это довольное смелое предположение, а также несколько сомнительное. Возможно, я обманывался, как и Отто. В конце концов, наша фамильная няня — это всего лишь что-то вроде легенды. Мария Маджистретти — совсем другое дело.

— Не понимаю, почему мы не нашли завещание раньше, — говорил Отто. — Мы уже смотрели в том месте.

— Как по-твоему, живых денег много? — спросил я.

— Ой, да уйма, — ответила Изабель. — Лидия была скареднейшей из женщин, но в деньгах просто купалась. И она собаку съела в игре на фондовой бирже.

— Мастерская окупается, Отто?

— Нет, — ответил он, избегая моего взгляда. — В последние годы она… дотировалась.

— Похоже, мне придется выйти на работу! — вульгарно хохотнула Изабель.

— Как Лидия могла быть такой противной!

— Что ж, если подумать, мне жаловаться не на что, — сказал я. — Шшш, она идет.

В дверь постучали. Мы хором крикнули: «Войдите!» Вошла молодая женщина в красном платье. Короткие черные волосы были искусно подстрижены, серьезные темные глаза смотрели с худого, гладкого, молодого лица. Мэгги приобрела то, чего у нее никогда прежде не было, — внешность. Она больше не была невидимкой. Я с изумлением созерцал эту метаморфозу, и внезапно меня словно ударило воспоминание, принадлежащее более юному возрасту: фигура, осиянная светом детства, темная, чуть покровительственная богиня.

Мы с Отто зашаркали ногами, изобразив видимость вставания, необходимость которой стоящие на ногах мужчины инстинктивно ощущают при появлении красивой женщины. Изабель отъехала в своем кресле еще дальше, неприятно царапнув по полу. Налетев на Отто, я поставил у огня стул для Мэгги.

Она села и принялась разглядывать нас.

— Мэгги, — начал Отто, — полагаю, ты знаешь, зачем мы вызвали тебя…

Прозвучало довольно зловеще, поэтому он поспешно добавил:

— В смысле, все совершенно нормально, разумеется…

Теперь вышло слишком снисходительно. Он наугад продолжил:

— В смысле, нам показалось, ты захочешь сообщить нам о…

— О своих намерениях?

— Ну да.

Отто, который мычал и топтался во время своей речи, явно отступил по всем фронтам. Он отскочил почти к окну. Его большие руки теребили ворот пижамы в поисках несуществующей пуговицы. На самом деле ему не приходило в голову, что Мэгги может иметь намерения. До последнего времени это не приходило в голову и мне.

— Полагаю, ближе к концу года я вернусь в Италию. Но на ближайшее время планов у меня нет.

— Ты вернешься в Италию навсегда? — спросила Изабель.

— О да, — ответила Мэгги с веселой и беспечной уверенностью.

Повисла неловкая тишина. Отто покусывал костяшки пальцев. Изабель хмурилась, свернувшись клубочком. Я повернулся посмотреть на дождь.

— Думаю, ты понимаешь, — наконец произнес Отто, — что завещание моей матери довольно сильно удивило нас.

— Неужели?

— Что ты собираешься делать с домом и его содержимым? — спросила Изабель.

— Естественно, я предоставлю вам право преимущественной покупки.