Иуда
Шрифт:
– Куда, стой!
– Мы сейчас! – откликнулись те. И, действительно, они вскоре появились, но не одни. Иван ахнул, – солдаты тащили за руки младших.
– Вот, молодцы! – похвалил Игнат, вставая с колен и отряхиваясь. – В костёр их!
– Да ты что, Игнат? Дети малые ведь! Их-то за что? Какой от них вред? Пожалей сироток!
– В костер, я сказал! Ну, живо! – заверещал Хорьков. И в ночную мглу улетели истошные вопли младших Шевчуков. Солдаты все же сжалились над детьми, и пристрелили их. Насилие продолжалось. Сёстры уже не могли кричать, и лишь тихо стонали.
Иван стоял возле хлева и давился слезами.
– Я отомщу им, родные! Отомщу! – и с силой сжимал кулаки.
Возле догоравшей хаты хлопнуло несколько выстрелов, – Игнат заставил застрелить изнасилованных девушек, после того, как ими насытился последний из его солдат.
– А этих куда?
– Туда же, к родителям! – коротко приказал Хорьков. – На небесах встретятся! – хохотнул он и, одёрнув гимнастерку, зашагал со двора.
Всё кончилось…
Иван выждал некоторое время, и, оглядываясь, осторожно вышел из своего убежища. Он подошёл к своему дому, уже практически догоревшему, и остановился. В воздухе витал жуткий запах смерти – нестерпимый запах горелого человеческого мяса. Младший Шевчук заплакал, потом истово перекрестился, и, не надевая шапки, двинулся прочь.
– Господи, как же ты допустил это? Где же ты, Господи? Помоги мне! – шептали его губы.
В оконцах хат, даже в кромешной тьме, виднелись испуганные лица односельчан, со свечами в руках. Но помочь парню никто не рискнул, – жутко боялись гнева НКВД. Заметут заодно с Шевчуками, и поминай, как звали… Разбираться долго не будут… Сочувствуешь кулаку, хоть и сыну, – значит сам, прихвостень! Хотя, ну какой кулак – Шевчук? Любил и умел мужик трудиться. Оттого и хозяйство справное было, оттого и нанимал соседей. А что осталось? Ни кола, ни двора…
Лишь в одной хате Ивана приютили, – накормили, обогрели, дали в дорогу старое пальтишко, краюху хлеба да шматок сала.
– Иди в город, Ваня! Здесь ты правды не найдешь! – избегая встречаться глазами с парнем, посоветовал хмурый сосед. – Там, на завод, чай, устроишься! Может, и документы, какие, выправишь! Скажешь, – бандиты украли! Иди с Богом, Ваня! Не поминай лихом! Может, и выживешь!
И пошел младший Шевчук в портовый город, благо тут недалеко было. Навстречу неизвестности, с глухой болью, и ненавистью в сердце.
Глава 3
Оксана обернулась к Саше, послала ему воздушный поцелуй, вздохнула, и решительно толкнула тяжелую дверь райисполкома. Несмотря на довольно ранний час, в коридорах уже вовсю толпился народ. А как же? Бывали ведь и такие жизненные проблемы, решить которые можно было только при помощи местной власти.
Оксана прошлась по первому этажу, потом поднялась на второй, и сразу уткнулась в нужный кабинет. Открыв дверь, увидела множество столов и остановилась в нерешительности.
– Вам кого, девушка? – тут же спросила ее женщина, сидевшая за ближайшим столом.
– Я – корреспондент городской газеты! – гордо начала Оксана.
– И что? По какому вопросу?
– По жилищному. К нам поступила жалоба…
– Ах, вот как? Зинаида Ивановна, к вам!
Ложкина направилась к указанному столу.
– Здравствуйте! – поздоровалась с ней невысокая плотная женщина. – Слушаю вас?
– Тут к нам поступила жалоба. На вас! – Оксана начала «закипать».
– Ну, что же, давайте разбираться! – спокойно ответила та.
Оксана молча
протянула инспектору измятый листок с заявлением ветерана.– Шведов Иван Михайлович! А, помню, помню его – вздорный старик!
– Как вы можете, Зинаида Ивановна? Он ведь Герой войны?! Так, значит в заявлении все правильно написано – и безразличие, и хамское отношение… Нет, не ценим и не уважаем мы своих стариков!
– Причем здесь «хамское отношение и безразличие», милочка? Он обратился к нам в первый раз, и ему не отказали… А вежливо объяснили, что существует очередность в получении жилья. Даже среди ветеранов… И что ему его предоставят, как только появится возможность. Так я ему и объяснила. А он сразу вскипел, и начал оскорблять. В таком тоне я с ним разговаривать не стала, а сделала вполне справедливое замечание. Вот так всё и было… А он разошёлся еще больше.
– Но он ведь – Герой?! – робко возразила Оксана.
– Я понимаю, девушка. Но право хамить ему никто не давал… А что касается жилья, то вполне возможно, что он получит его ещё в этом году. Если получится, то и вообще, в начале лета.
– Здорово! Неужели?
– Всё может быть! Новую квартиру он обязательно получит!
– Значит, вся эта история и выеденного яйца не стоит? – обрадовалась Оксана.
– Конечно, милочка! И вы только зря теряете время! Хотя, если честно, вёл он себя по-хамски.
– Ну что делать, всё-таки возраст!
– Я согласна с вами! И всё же, так хамить не стоило! В общем, так, как только что-нибудь прояснится, – сразу дам знать. Только телефончик свой оставьте… Теперь уж о нём, о Шведове, никто не забудет, будьте уверены!
– Хорошо, Зинаида Ивановна! Спасибо вам за информацию. До свидания!
– Всего доброго, милочка! – покровительственно ответила райисполкомовская дама, и тут же забыла о присутствии Оксаны.
Ложкина, радостно улыбаясь, влетела в кабинет главного редактора, и смущённо остановилась. На его столе, в довольно раскованной позе, сидела молоденькая секретарша, а Фишман, плотоядно улыбаясь, сосредоточенно гладил её коленки. Красотка испуганно ойкнула, соскочила на пол, и мгновенно покраснев, метнулась из кабинета. Марк Ильич укоризненно посмотрел на Оксану:
– Ложкина, стучаться надо!
Оксана смутилась, но тут же отреагировала:
– Нечего «этим» заниматься на работе!
Фишман побагровел:
– Чем – «этим»? Ты что себе позволяешь? 1
– Извините, Марк Ильич, привиделось что-то!
– Ну – ну, – хохотнул главный редактор. – Ладно, рассказывай!
Он внимательно выслушал объяснения и доводы Оксаны, и согласно закивал головой.
– Вот и отлично! Значит, сделаем так! Ты сегодня, вечерком, сходи к ветерану и порадуй его.
– К нему? Одна?
– Зачем одна?! Возьми с собой Александра, и вперед! Поговоришь с ним, всё объяснишь, заодно и успокоишь старика. Тут особая дипломатия нужна – Герой ведь!
– Хорошо, Марк Ильич, мы сходим!
– Вот и молодец, Оксаночка. А теперь извини меня, – он заговорщицки подмигнул, – я занят!
А Ложкина, выйдя из кабинета, не преминула состроить ехидную рожицу секретарше, – та мгновенно вспыхнула, и стала лихорадочно перебирать бумаги, лежащие на столе.
Оксана позвонила Саше, и договорилась о встрече. Любимый подъехал к редакции, и они отправились к Шведову.