Иуда

2

— … Это означает неизбежное отпадение Дании от Северного союза и возможную скорую войну между нею и…нами, — я нисколько не удивился тому, что Карл понял меня совершенно правильно. — Воображаю лицо кузена Фредерика, когда он снова увидит паруса шведских кораблей едва ли не под окнами своего дворца.

— Как сказал наш общий знакомый, нужно правильно выбирать сторону, — ответил я, с усталым вздохом присаживаясь на лавку в покоях пленного короля. — Давно прошли те времена, когда Дания вела суверенную политику. Если война с нею угодна вашему величеству, вы в своём праве. Однако после подписания договора Швеции и России вам придётся согласовывать свои действия.

Я не стал упоминать, с кем именно согласовывать: и так понятно. Но незачем шведа драконить без надобности, он и так взрывной, как петарда.

— Я должен превратиться в морского короля? — с насмешкой поинтересовался Карл. — Пехоты и конницы у меня уже почти не осталось.

— На месте вашего величества я бы вспомнил о правах на некие земли, утраченных шесть с половиной столетий назад предками северных королей. Говорят, эти земли когда-то так и назывались: «Данелаг». И говорят, нынче это богатые земли.

— Неплохое предложение, — Карл недоверчиво сузил глаза. — А что взамен? Ведь любой, кто утвердится на тех землях, невольно станет вашим врагом.

— Можно подумать, мы с вами друзья, — теперь очередь моих подковырок. — Но вы, как говорят в тех краях, знакомый чёрт; мы знаем, чего от вас ждать. Тогда как в скором времени в той стране грядёт смена династии, и одному Богу известно, что взбредёт в голову наследникам нынешней королевы. Вас, во всяком случае, они намерены рассматривать как досадную помеху на пути к морскому господству. Подозреваю, что их посланник сейчас едет с предложением совершенно уничтожить какое-либо влияние Швеции нашими руками, а нас самих поставить под контроль. Вам он наверняка станет предлагать то же самое, с понятной целью — не допустить никакого взаимовыгодного мира… Кстати, ваше величество, а откуда у вас в походной казне образовалась такая гомерическая сумма? Я посчитал: чтобы собрать оную, вам бы потребовалось десять лет непрерывного грабежа.

— Спросите у моего канцлера, — поморщился Карл, явно раздосадованный вопросом.

— Я спрашивал. Граф Пипер не в курсе, и сам бы не прочь узнать имена щедрых жертвователей.

Карлуша скривился так, словно его накормили незрелыми лимонами.

— Скажем так: это были лица, заинтересованные в вашем поражении, — ответил он, понимая, что увильнуть не удастся.

— Частные лица?

— Среди оных были и коронованные особы. Или вас устроит только поимённый список?

— Что вы, ваше величество, списки не требуются, — я усмехнулся в усы. — Ибо практически все эти лица нам известны. Неведомо иное: каковы последствия для вас лично при неисполнении принятых на себя обязательств?

— Чувствуется иезуитская выучка, — процедил Карлуша, скрестив руки на груди. — Если вам ведомо столь многое, то и вопрос излишний, так как ответ на него вы наверняка знаете.

— В таком случае, мне непонятно, отчего вам так претит договор с Россией, — совершенно серьёзно сказал я. — Или пуля в висок предпочтительнее?

— Пуля — не худший выход.

— Если только прилетает от противника, а не от своих. Да и, судя по всему, это была не пуля, а пуговица.

— Правда? — или мне показалось, или Карла эта информация позабавила. — Нет, смерть от пуговицы, тем более шведской, меня не привлекает. Ваша альтернатива — договор — тоже. Выбор у меня невеликий и незавидный.

— Выбор — это привилегия, дарованная нам Создателем, ваше величество. И делать его приходится всегда и всем…

Горечь, которую я вложил в эти слова, наверное, и стала причиной, по которой Карл не разразился очередной едкой тирадой, а молча кивнул. Должно быть, прикидывал, какой выбор пришлось делать мне. Что ж, истины он наверняка никогда не узнает.

Мне в последнее время безумно хотелось домой. Но сделанный однажды выбор не позволял. Ввязался — теперь должен довести свою партию до конца, каков бы он ни был.

Глава 29

1

«Гладко было на бумаге, позабыли про овраги. А по ним ходить», — мысленно прокомментировал я итоги переговорного процесса. Надо было составить подробный доклад Петру Алексеевичу, а это задача особая: он вчитывается в каждую букву, потому никаких общих фраз, только конкретика. Причём, без купюр. Долго думал, как это сделать, а потом махнул рукой и решил описать всё как было, со всеми подробностями, подводными камнями и прогнозом возможных последствий.

Как выяснилось, эта тактика оказалась наилучшей. Прошло несколько дней после того, как я подал, как здесь говорят, «рескрипт на высочайшее имя», и меня вызвали «на ковёр». То есть на личную аудиенцию, причём ровно в восемь часов утра. И хотя здесь было в порядке вещей опоздать на час-полтора, я не мог и не хотел избавиться от привычки своего времени — являться минута в минуту. А с учётом «точности» местных хронометров — даже немного раньше. И кстати, у Мазепы такой привычки раньше не водилось. Это могло удивить всех, кто раньше знал гетмана, но меня это уже не волновало.

Ощущение времени как стремительно уменьшающейся кучки песка в верхней чаше песочных часов в последние дни у меня стало просто навязчивым. Это могло быть как психической реакцией на всё пережитое, так и предчувствием скорого завершения пресловутой игры. И если верно второе, то недолго мне играть роль гетмана Малороссии. А значит… Я здесь изрядно историю изменил, и готовился сделать это ещё радикальнее. Если я всё правильно понял, то в очень скором времени должен воспоследовать ответный ход моего оппонента. Возможно, это и станет финалом игры, после чего начнётся подсчёт набранных очков.

Или же один из нас вышибет другого условным нокаутом, и тогда подсчёта очков не понадобится. Ибо, если не ошибаюсь, по очкам пока веду я. Что и настораживает.

Чувствовал я себя на все семьдесят мазепиных лет, хоть и пытался выглядеть «как огурчик». А когда меня провели в петров «кабинетец», понял, что и государь, с каким-то усталым видом восседавший за письменным столом, выглядит почти так же хреново. А ведь ему и сорока ещё нет… Пока в кабинете были посторонние лица, я, как положено, снял щёгольскую гетманскую шапку и отвесил церемонный поклон, сопровождаемый всеми положенными словами. Но едва посторонние покинули помещение и закрыли за собой двери, Пётр указал мне на резной стул.

— Садись, — сказал он, придвинув поближе мою писанину. — Обсудим сие… Георгий. Дело ты сделал потребное — и Каролуса к договору с Россией склонил, и с союзниками не рассорил. Руки наши теперь в ведении военных действий противу турок развязаны. Однако и иное ты верно написал: покуда Лещинский сидит в Варшаве, нам покоя не дадут. А ежели сбежит он, то токмо к королю французскому под руку, и станет нам всячески вредить оттуда… Что скажешь, ежели тебе дело поручу, да в дорогу с бережением отправлю?