Иван Безуглов

– В таком случае и у меня никаких возражений, - жизнерадостно заключил Поль Верлен. Под лучом весеннего солнца из высокого окна его массивная авторучка с той же монограммой, что и перстень, лучилась тусклым, тяжелым блеском.
– Да-да, - он заметил любопытный взгляд Тани, - действительно золотая. Подарок от жены на пятидесятилетие. Что поделать, дорогая Таня, все мы не молодеем.

Он посетовал на то, как мало места ему оставили для подписи, и украсил последнюю страницу витиеватым знаком, в котором при желании можно было прочесть любую фамилию. Корейцы тут же поднялись и начали церемонно раскланиваться, отказавшись от совместного обеда.

– Что ж, до новых встреч, - Иван крепко пожал руку своему новому партнеру.
– Будем держать связь по телефаксу, и ручаюсь, что через месяц с небольшим к вам прибудет целый пароход вашего драгоценного сырья. А пока давайте завершим гастрономическую тему. Вы, кажется, упоминали в разговоре рыбьи яйца? Существует несколько разновидностей черной икры - она добывается...

– Из белуги, осетра и стерляди, - завершила за него Таня.

Иван, не говоря ни слова, раскрыл невзрачную картонную коробку, которую в самом начале переговоров принес Жуковский. Оттуда он извлек четыре увесистые, по килограмму каждая, жестяные банки с изображенной на крышке невиданной рыбой - острые плавники, хищная морда, - и протянул по одной всем троим корейцам, а также господину Верлену. Тот недоверчиво открыл банку - и глазам присутствующих предстала ровная, маслянистая поверхность, отливающая темно-серым.

– Стерляжья икра!
– воскликнул Верлен.
– Самая драгоценная разновидность этого деликатеса. Но ведь ее уже нет на рынке! Моя фирма безуспешно гоняется за этим товаром уже больше года. Нью-йоркские гурманы готовы платить за нее любые деньги.

Иван пожал плечами.

– У нашей фирмы большие возможности, - заключил он, - думается, что мы поможем вам выполнить этот заказ в минимальные сроки.

Господин Ким Ду-Хван и его подчиненные уже прятали подарок в свои кейсы, благодарили, кланялись, смущались, торопились. Иной бы подумал, что подарок Ивана предназначен для того, чтобы мягко отомстить им за сушеную собаку и ким-чи, но Таня знала своего шефа - он был чужд мстительности, и хотел от чистого сердца, чтобы корейцы увезли в Сеул самое редкое и драгоценное, что только есть в России. Кажется, и они это поняли, во всяком случае, прощальная улыбка Ким Ду-Хвана была более радушной, чем полагается по восточным правилам поведения.

Через десять минут Лермонтов, Иван, Таня и господин Верлен уже сидели за белой скатертью ресторана при "Украине". Скромный стол украшала ледяная бутылка русского шампанского, только что с внушительным хлопком открытая исполнительным, но чудовищно медлительным официантом.

– Я еще раз прошу прощения за опоздание, - заметил Верлен Ивану.
– Тому были свои настоящие причины, о которых чуть позже.

Он выразительно посмотрел на Лермонтова и Таню.

– У меня нет секретов от своих служащих, - твердо сказал Иван, чуть помедлив.
– Наша небольшая компания достигла такого веса в деловом мире только за счет стопроцентного доверия между ее работниками.

При этих словах Таня заметила, как Лермонтов заерзал на своем стуле.

– Как странно, господин Верлен, - сказала она, чтобы разрядить слегка напряженную атмосферу.
– Никогда в жизни наши партнеры не приносили с собой национальных блюд. Впрочем, наверное, бедным сеульцам уже надоела европейское питание, тем более, в его русском варианте. А вам?

– Мне нравится русская кухня, Таня, - отвечал Верлен серьезно.
– Борщ, пирожки, грибы... Что же до сеульцев, то я уже прошел обряд испытания сушеной собакой еще года три назад. Это старая шутка господина Ким Ду-Хвана, который далеко не так сердечен и простодушен, как хочет казаться. Впрочем, бизнесмен он, за вычетом этой странности, честный и дельный. Никогда не подозревал, что на старости лет буду заниматься такими экзотическими сделками, - вдруг засмеялся он.
– Вы понимаете, господин Безуглов, что наш транспортный отдел легко справится с перевалкой ваших кактусов, но прибыли мы практически не получим.

– Не верится, что ваша фирма будет заниматься благотворительностью, - тонко улыбнулся Иван.

– О нет, себе в убыток мы не работаем, - вокруг проницательных, живых глаз Верлена вдруг собрались морщинки, выдающие его возраст.
– Вот почему мне, по всей видимости, придется на этот раз уехать из России практически несолоно хлебавши - так, кажется, выражаются по русскому языку?

Взгляд его стал сосредоточенным, как у всякого бизнесмена, решающего сложную деловую проблему.

– Бизнес здесь становится все сложнее. Не хочу обидеть вас, господин Безуглов, - продолжал он, раскачивая в руке бокал с шампанским, исходящим легкими пузырьками, - но кое-кто из русских предпринимателей нового поколения разочаровывает меня. Например, сегодня в девять утра я получил телефонный звонок, которым меня настоятельно уговаривали, что вы на переговоры не приедете, что фирма ваша ненадежна, и в этой сделке ее вполне может заменить...

– Банк "Народный кредит"?
– не удержался Безуглов, искоса бросив взгляд на своего юриста.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Отправив Лермонтова с Жуковским в офис на "Кадиллаке", Таня с Иваном из вежливости сели в "Чайку", нанятую Полем для разъездов по городу. Мрачный шофер, не говоривший по-английски, долго не мог завести внушительную, но не слишком надежную машину. Наконец, выплевывая сизый выхлопной дым и ощутимо подскакивая на неровностях разбитого асфальта, она покатила по Кутузовскому проспекту. С правой стороны за рекой высилось увенчанное золотыми курантами белокаменное здание, знакомое любому москвичу, а с августа прошлого года - и любому телезрителю мира.

– Вот резиденция российского правительства, которую мы в шутку называли "Белым домом", - заметил Иван.
– Вокруг него до сих пор сохранились остатки баррикад. В августе было страшное время, Поль. Большевики едва не вернулись к власти, и сейчас вместо нас, господин Верлен, на этом лимузине катался бы какой-нибудь секретарь райкома партии или инструктор ЦК КПСС в компании с канадским коммунистическим чиновником. Отвратительная, доложу вам, публика.

– Мне пришлось бы кататься на моем "Мерседесе", - засмеялся Поль, - но, думаю, по Монреалю, а не по этому городу. А вам?

– Боюсь и подумать, что бы со мной сделали большевики, - откликнулся Безуглов, провожая взглядом удалявшийся величественный дом, на котором развевался трехцветный национальный флаг России.
– Больше всего в мире эти людоеды ненавидят свободное предпринимательство. Они не так глупы, господин Верлен. Как говорил мне замученный большевиками отец, они всегда понимали, что бизнес - лишь первый шаг на пути превращения раба в гражданина. Но они упустили время. Уже никто не хочет быть рабом в этой стране, кроме горстки бывших коммунистов.

– Да и те хотят быть не рабами, а рабовладельцами, Иван, - с волнением вставила Таня.

– Вот почему весь состав моей фирмы сражался на баррикадах с первого до последнего часа. Даже Лермонтов был там со своей гитарой.

Машина давно миновала Белый дом, и катила теперь по Новому Арбату, прямо на величественные древние стены Кремля. Однако Верлен продолжал расспрашивать своих хозяев о тех героических днях, когда горстка москвичей под предводительством храброго российского премьера отважно выступила на защиту молодой демократии против вооруженных до зубов офицеров КГБ и сбитых с толку солдат, которым отдавали приказы такие же преступники, как сидевшие в здании ЦК, только в военной форме.

– Женщинам из офиса Иван запретил идти на баррикады, - пожаловалась Таня.
– Даже пригрозил, что уволит.

– Как будто вы послушались!
– Иван усмехнулся.
– Никогда не забуду, как встретил вас со Светой у самой линии огня. Помнишь, как быстро кончился кофе в вашем термосе? Но послушай, наши воспоминания утомят господина Верлена. Вернемся лучше к делу. В конторе нас ожидают переговоры с участием Тютчева и одной твоей близкой знакомой...

– Иван!
– взмолилась Таня.
– Я и так уже потеряла полдня. Почему ты не берешь нашего Баратынского на эти совещания? После летней школы в Неаполе он знает английский не хуже меня. У меня столько собственной работы! Через неделю я должна сдать тебе обоснование на проект нового швейного комбината, а оно готово едва наполовину.