Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены
Шрифт:
– Постараемся, господин начальник караула!
– Специально самого лучшего солиста со стороны наняли и втору – такие деньжищи раз в жизни приходят, не выпускать же из рук!
– Ну, кончай болтать!
– Бегом, бегом!..
– Но я… – не оставлял попыток прояснить истинное состояние вещей Иванушка, но Агафон, которому, как видно, пришла в голову другая идея, получше, вдруг быстро сунул губы в Иваново ухо и горячо зашептал:
– Тише! Мы с музыкантами пройдем, а там улизнем и отыщем короля!
– Но мы же…
– По-другому тебя никто не пустит, пойми же ты!..
И царевич
– Только мы перед ними потом извинимся, что так получилось…
– Куда без этого! – фыркнул чародей.
Иванушка принял его издевку за согласие и кивнул.
Ворота перед оркестром распахнулись, музыканты ухватили покрепче свои
инструменты и нашедшихся в последнюю минуту солиста и втору и припустили чуть не вприпрыжку сначала по дороге, а потом – по дорожкам между клумб и газонов вслед за размашисто шагающим долговязым стражником.
Метров через десять к ним присоединились еще двое.
– Агафон! – шепнул Иван, скосив глаза в сторону волшебника.
– Что? Бежим?
– Нет, куда тут! Они с нас глаз не спускают! Я просто хотел тебя спросить, что такое «втора»?
– Втора? Это субстанция такая алхимическая. Из одной группы с хлорой, бромой, йодой и астатой. Мы проходили. А что?
– Они, – царевич украдкой кивнул в сторону музыкантов, – что-то про нее говорили. Что она у них одна. О чем это они?
– Не знаю, – пожал начинающим неметь под весом трубы плечом маг. – Послышалось, наверное…
– Агафон!.. – не прошли они и трех метров, как Иванушка снова обратился к другу нервным шепотом.
– Что? Бежим?
– Да нет… Пока что-то у нас не бежится… Стража на нас так таращится, словно на нас что-то написано…
– Неприличное, – добавил про себя маг.
– …Я спрашиваю, ты когда-нибудь играл на трубе?
– Это не труба, а горный рог, я слышал, как стражники его так назвали, когда мы уже проходили, – уточнил чародей.
– Замечательно, – кивнул царевич. – Ты когда-нибудь играл на горном роге?
– Нет, – мотнул головой тот. – Но я видел, как у нас в деревне Степка-пастух играл на своей дудочке. У него точно такая же, только раз в тридцать меньше, прямая, как палка и с дырочками. Не думаю, что это особенно сложно. Принцип-то ведь одинаковый. Дуй сильнее, да на дырки нажимай…
– И все? – недоверчиво уточнил Иван, и на озабоченном лице его как демоны сомнения, заплясали отблески разноцветных фейерверков.
– Да откуда я-то знаю? – вытаращил глаза маг. – И какая тебе разница? Ты что, играть на нем собрался?
– Да нет…
– И чего они на нас так смотрят… Слушай, может, они тебя уже видели, когда ты в первый раз зайти пытался?
– Да нет, я тех запомнил, а эти незнакомые. Караул, кажется, сменился.
– Повезло… И с этими дударями повезло, как по маслу прокатило. Ловко ты сориентировался, – кинул Агафон быстрый довольный взгляд на царевича и был удивлен, увидев его страдальческую гримасу:
– А все же нехорошо как-то все получилось, а, Агафон!.. Они должны были дождаться настоящих музыкантов! Из них ведь один солист! Что они будут делать без него?
– Какое твое дело? Ты должен найти короля и успеть сказать ему хоть пару слов перед тем, как тебя, а вместе с тобой и меня бросят в
тюрьму!– Ты прав… Но все равно по-глупому вышло… Надо было прорубать ограду…
– Вернись, – посоветовал маг и, не дожидаясь ответа, уточнил: – Так когда мы все-таки бежим? По твоему сигналу?
Иван кивнул.
– Сразу, как только они отворачиваются – ну отвернутся же они хоть когда-нибудь!
– мы незаметно…
Где-то невдалеке грохнуло, ухнуло, стукнуло, затрещало, и по черному небу рассыпались радужные звезды ослепительных фейерверков. Завизжали вдалеке довольные дамы, зааплодировали мужчины, музыканты, не останавливаясь, задрали головы и заулыбались.
– Бежим! – прошипел чародей, но тут же натолкнулся взглядом на пресытившегося подобными развлечениями Вяза и парочку его бдительных сослуживцев, искоса разглядывающих их причудливые инструменты, и поспешил опустить глаза.
– К-кабуч-ча… Это они не на нас, а на эти дудки смотрят, оказывается!..
– Может, мы их бросим, и дадим им возможность рассмотреть их получше, пока мы все-таки отсюда…
– Ну, наконец-то!
– Вот и они!
– Прибыли!
– Быстрее становитесь на горы!
– Куда?..
– Туда!!!
Друзья окинули отчаянным взглядом то место, в которое ткнул жезлом разряженный, как клоун на именинах, встретивший их в конечном пункте их следования главный распорядитель.
Перед ними расстилалась обширная платформа из серого с искрами камня, с двух сторон огороженная резной мраморной балюстрадой. С одного конца на ней сгрудились мягкие, обтянутые тонкой белой кожей кресла. С другого – величественно возвышались метров на пять красные скалы из настоящего камня, которого они достаточно навидались за время своего тура по окрестным горам. В нескольких местах на крутых склонах были прибиты чучела баранов со стеклянными глазами и плотоядно раскрытыми алыми ртами.
– Располагайтесь, быстро, быстро! – шипел рассерженным гусем на них главный распорядитель. – Там сзади лестницы, восемь площадок, по одной на музыканта!
Иванушка хотел указать сухопарому измученному человечку на явное несоответствие количества музыкантов и количества площадок и благородно предложить постоять в
стороне, пока их товарищи будут зарабатывать сказочный гонорар своим искусством, но волшебник уже тянул его за руку, увлекая за собой под прикрытие гор…
Старший недовольно оглянулся и зарычал:
– А вы это куда собрались? Солист и второй рог стоят впереди!
– Мы сейчас вернемся…
– Раньше надо было думать! – понял их по-своему старший. – А теперь идите, становитесь на место и терпите!
– Вот здесь, рядом с собакой, – показал на подножие гор, огороженное невысоким бронзовым заборчиком с проплешинами патины1. Рядом с ним лежал небрежно
свернутый тюк нечесаной белой овчины, призванный, как понял Иванушка, изображать спящего верного друга пастуха.
Пока они занимали позиции плечом к плечу перед псевдонеприступной кирпичного цвета стеной, как приговоренные к расстрелу и лишенные последнего слова, и освобождали из чехлов рога, стражники, трое распорядителей и несколько прибившихся раньше времени придворных не спускали с них и их инструментов любопытных глаз.