Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены
Шрифт:
Не всё им нас бить.
– Ну, что, проспали, вояки-забияки? – свесил голову в рогатом шлеме, однажды сегодня уже спасшем ему жизнь, самодовольный рейдер. – Ну, давайте! Покричите, попрыгайте, повопите!.. Дармоеды! Идите лучше похвастайте вашему командиру, как вы прохлопали полторы тонны хлеба и овса! Из-под носа у вас их увели, из-под самого вашего сопливого носа! Нате, утритесь!..
И вниз с флагманского ковра полетела какая-то грязная тряпка.
– У-у-у-у, гады!!!.. – взревели дружинники, но разве их, супостатов, теперь достанешь…
– Валите,
Дружинники бессильно взвыли, потрясая бесполезным оружием, как вдруг над их головами раздался треск.
Многоголосый треск, если быть точным, сопровождаемый испуганным воплем только что насмехавшегося над ними голоса и бомбардировкой крыш и проулка мешками, бочками, шестоперами, умрунами и офицером.
– Ага!!!.. – мстительно возопили лукоморцы, и с алебардами и веревками наперевес бросились собирать посланный небесами урожай.
– Марфа с вами? – выскочил из-за угла худощавый парнишка в овчинном малахае и с колчаном.
– Пашка?.. – донеслось откуда-то сверху.
– Тетка Марфа!.. Я здесь!..
– Пашка, ты цел, поросенок? – с беззвездного неба на освещающего весь квартал своей счастливой улыбкой охотника обрушилась ведьма из Пятихатки. – Что ты с ними сделал? Не ври, я знаю, это твои штучки!..
– Да ковры им прорезал вдоль шва, так им и надо… – отмахнулся стрелок, схватил ведьму за руку и быстро потянул вместе с метлой, как шарик на веревочке, к взломанному сараю. – Иди, тетка Марфа, посмотри: они, подлецы, кажись, сторожа порешили! Но, может, жив еще?..
– Я его посмотрю… не беспокойтесь… я всё с собой прихватил… – задыхаясь и отдуваясь, откуда-то из темноты выскочил чернобородый мужичок с мешком, подписанным корявыми красными буквами на фоне белого круга «ЛАЗОРЕТ» и рысью помчался к складу.
На бегу он оглянулся и крикнул:
– Больше раненых нет?
– Если эта костяная морда прямо сейчас не слезет с фонарного столба – точно будут, – донеслось насмешливо-сердитое откуда-то из темноты.
– Будут – приноси… – выкрикнул чернобородый и скрылся в просторах разграбленного склада.
– Принесу уж я гада… вперед ногами… – прорычал уже другой голос, раздался тонкий вскрик и звук падающего в застывшую грязь тела2.
– Вот то-то, – одобрительно рассмеялся первый голос, и отряд, видя, что финита ля комедия, занялся связыванием философски дожидающихся своей очереди умрунов и сбором отбитого добра.
– Ну, ладно, мужики, – солидно кивнул мальчишка. – Если вы тут – я спокоен. А мы тогда полетели.
– Куда?
– Так еще ведь не утро, – неспешно, как взрослый, развел он руками. – А наше дежурство до восхода. От нас сегодня ночью зависит весь город!..
* * *
– …Смотрите, смотрите, он опять летит!.. – отчаянным стенанием пронеслось над
стеной оповещение о воздушной
тревоге, и защитники, побросав всё, похватали лукии арбалеты и, задрав головы, устремили взгляды в медленно приближающееся грязно-зеленое пятно, постоянно меняющее очертания.
– Проснуться ить не успели – и опять это наказание!..
– С утра пораньше!..
– Ничего, не дрейфь, ребята! Сейчас мы ей устроим… последний день Полпеня3!..
– начало сноски-
1 – Или не довершил начатое.
2 – Чуть ранее неосторожно попавшего в радиус поражения самой длинной алебарды в руках самого высокого дружинника.
3 – Еще одно свидетельство того, что модные выражения распространяются – и
становятся жертвами народной этимологии – быстро. Даже если никто так и не понял, где эти пол-пня растут, и что случилось с половиной второй.
–
Расчет Андрейки Соловьева засуетился, раздувая задремавшие в поддоне угли и подбрасывая им на съедение новую порцию топлива: кузнецам не терпелось опробовать усовершенствованные козлы для своей «аленушки» лично на том, ради кого соловьи-разбойники не спали две ночи, высчитывая углы, усилия, давление и
скорости, а потом воплощая всё это в железо и дерево в Семеновой кузне в четырех экземплярах – кто знает, откуда этот трехголовый супостат налетит в это раз…
– Ну, сейчас ужо ты у нас получишь, гада змейская… – бормотал Андрейка, торопливо прибивая к жерлу парового самострела стопорный брус номер пять. –
Сейчас ужо мы тебя отучим над нашим Лукоморском летать, дома честным людям жечь…
Пламя уже пылало вовсю. Вода в котле закипела и начала сердито бурлить, требуя выхода если не для себя, то для своего пара.
– Вот ужо мы тебя встретим… – сосредоточенно сцепив зубы, приговаривал наводчик, прильнув к теплой шершавой коре самострела заросшей щекой.
– Ну, как?.. – подал голос снизу от обода громадного колеса, на котором теперь вращались козлы, Никита.
– Черточки на три левее… – едва сдерживая готовое прорваться радостное возбуждение, скомандовал Андрейка.
Самострел вместе с поддоном и дровами переместился, как было указано.
– На одну правее… Сдувает его, что ли…
Колесо, тихо скрипнув, мягко подвинулось еще чуть-чуть.
– Ну?..
– Кажется, есть! – радостно воскликнул Андрейка и торжествующе добавил: – Прямо на нас летит, скотинка, как чует…
– Ой, и впрямь на нас… – нервно присели Никита с Олежком, не забывая, тем не менее, подбрасывать поленья в огонь.
Не подозревающий подвоха Змей, заинтересовавшийся непонятной деятельностью на городской стене, взял курс прямо на задранный к небу ствол паровой оружии.
Недовольный рев запертой в котле воды становился все громче, и его дрожь передавалась теперь не только колесу и деревянному стволу, но и прижавшемуся к нему всем задрожавшим вдруг независимо от самострела телом Андрейке.