Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва

— Товарищ Опарин, вас, как партийного секретаря, предупреждаю, что будут серьезные неприятности, — спокойно заявил он. — Вы покрываете самочинные выходки начальника, хотя каждому ясно, почему нервничает товарищ… а может, лучше — гражданин Горбачев. Ему, ясное дело, не поздоровится и за нарушение техники безопасности на вышках и за допущение людей на работу в актированные дни. Есть и другие аспекты… Но вы-то, у вас должно быть политическое чутье!

Шумихин застонал, как от зубной боли. «Я говорил, не надо с этим чертоломом связываться! Все статьи знает!» Человек упал с вышки, где старшим десятником с самого начала утвержден он, Шумихин. Шкуру могут снять — и очень даже просто — в первую очередь с него, с Шумихина. А Горбачев ведет себя как школьник, не видя в этой истории никаких подводных камней.

— У вас какая специальность, Ухов? — желчно спросил Николай, заделывая самокрутку из кисета Опарина.

— Можете в личное дело глянуть, — небрежно отвечал Ухов, бросив ногу на ногу и раскачивая носком хромового сапога. На глянцевитом утином носке переливался оранжевый зайчик от лампы.

Николай открыл ящичек, нашел учетную карточку завхоза.

В графе «Гражданская специальность» значилось веско и впечатляюще: «Адмхозработник».

Николай показал карточку Опарину:

— Видел? И никаких институтов кончать не надо!

Шумихин было потянулся пальцами к анкете, потом передумал.

Но вот штука — Горбачева-то нимало не тревожила опытность завхоза. Шумихин недоумевал.

— Специальность, конечно, внушительная, — с усмешкой кивнул Николай и вдруг обернулся к счетоводу: — Сучков, дайте-ка мне оборотную ведомость и расходные ордера за прошлый месяц!

— Все сдано в ОРС, товарищ начальник! — Сучков тяжело дышал, держал руки по швам. Короткие волосы стояли торчком.

— Копии, копии! Что крутитесь?!

— Мыши их съели, копии, — усмехнулся Ухов. — Черновик не документ!

— Не документ? Тогда давайте подшивку котловых ордеров за этот месяц. Вчера вы их мне на подпись целой пачкой сунули, еще смеялись: под красный карандаш, мол!

Ничего не изменилось в лице Ухова, но Сучков понял: на этот раз тонуть ему, работнику учета.

— Ордера, ж-живо! — грохнул кулаком по столу Николай, перехватив их безмолвный обмен взглядами.

Сучков выскочил за дверь, а Ухова Николай подозвал ближе к столу.

— Я в этих ваших комбинациях действительно малограмотный человек. Но вы же совсем обнаглели, гражданин Ухов. Ведь любому дураку покажется странным: по ордеру овощи списали и даже талонами покрыли расход, а на кухню в натуре не выдаем. Люди овощей в глаза не видели, поскольку у них не было талонов в карточках, а у вас эти талоны фигурируют как отоваренные. И вы не стесняетесь всю эту галиматью совать на подпись, считая, что бывают дураки и с высшим образованием. Как это все понять? Может, поясните, гражданин Ухов?

Шумихин уже смотрел на Николая с восхищением. Когда же Горбачев успел во всем разобраться? Возможно. Золотов его научает? Но — срок мал. Ему, Шумихину, к примеру, за всю жизнь не удалось постигнуть премудростей учета… Покосившись на Ухова, он только презрительно плюнул под ноги и растер валенком.

— Завтра сдадите дела, — сказал Ухову Горбачев и встал. — Я больше не могу подписывать жульнические документы и доверять самое ответственное по нынешним временам дело «адмхозработнику» с уголовными наклонностями. Сегодня же оформите акт о хищении талонов у рабочих, и чтобы в течение недели вернуть людям все до крошки! Можете быть свободным!

— Это махинация счетовода! — вдруг завопил Ухов. — Я ордера тоже подписываю десятками! Ничего не знал! Семен Захарыч, вы же меня знаете как верного человека, вверните слово, прошу!

— Г-гадюка! — тонко завопил Шумихин и неистово застучал своей палицей о пол. — Двурушник и вредитель, сволочь! За пазуху ко мне влез, а?! Судить тебя будем как контрика!

Николай придержал Шумихина за локоть, а Ухову приказал удалиться. Когда тот вышел, он устало опустился на стул, задумчиво сдавил голову ладонями.

— Жуликов выгоним, отправим материал в суд. Пищеблок наладим… Но все это половина дела. Нужно не только отдать в котел все, что полагается по карточке, нужно разбиться в кровь, а изыскать дополнительные источники снабжения. Думать надо. Думать, Илья!

Шумихин подпер щетинистый подбородок кулаками, шептал ругательства, все еще переживая недавнее потрясение. Он не мог простить себе, что ошибся в Ухове.

— Илюха! — вдруг спохватился Николай. — Я не один раз думал — не разрешат ли нам цокнуть пару лосей по лицензии, а? Ведь это — с полтонны мяса, доброй говядины, и забот никаких. А после войны поголовье восстановится, лосей тут, наверное, много. Как думаешь?

За Опарина ответил Шумихин:

— По лицензиям бить смысла нет. Заставят оприходовать мясо и пустить в счет нормы. А нам нужно добыть продуктов, чтобы попало в котел сверх карточек.

Вошел Сучков с пачкой расходных ордеров. Николай молча забрал у него бумаги и, сунув в ящик, резко задвинул его. Сучкову махнул на двери.

Счетовод отошел к порогу, топтался, собираясь что-то сказать.

— Завтра, завтра! — зарычал на него Илья. А Горбачеву сказал: — Медведя бы подвалить. Отпуск давайте на неделю — обеспечу. В Лайках у нас есть дед, знает два логова. Если заплатить, не откажется подсобить.

— А колхоз нам не мог бы помочь? — задумчиво спросил Горбачев.

— Колхоз — вряд ли, — скептически возразил Илья. — Колхозники сами беду нянчат с прошлого года обеими руками, хлеба не хватает… чем помогут?

— А может, съездим все же? Я туда собираюсь давно по старинным делам… Заодно со своим дедом поговоришь. На отпуск можешь рассчитывать, но чтобы медвежью тушу в общий котел и — без накладных! А?

— Когда едем? — спросил Илья.

— Да хоть завтра. Дела подгоняют во все лопатки!

Разошлись поздно. Николай по пути заглянул еще на кухню. Там горел свет, работала золотовская комиссия.

Катя и Дуся управились только к полуночи.

По пути домой, у барака лесорубов, перед ними возник темный силуэт. Остановился на тропе, звякнул железом:

— Кто такие?!

Катя и Дуся шагнули в сторонку, к фонарю над входом барака.

— А-а, руководящая! — радостно закричал человек, и Катя узнала Алешку Овчаренко.

Он бросил лопату и лом, раскинул руки, но Дуська сунула ему кулаком под дых: