Иван-чай. Год первого спутника

Сторожко глянув в сторону, девушка откинула тыльной стороной кисти куцый чубчик со лба.

— Элька! — крикнула соседке, склонившейся у токарного. — Элька, держись! Нормировщик пришел!

Подруга ее, очень маленькая, с тонкими запястьями и бледной шейкой, срезала исподлобным строжайшим взглядом толстую подружку и Павла.

— А мне что он? Норму, что ли, прибавит?

Эта девчонка умела шутить и не улыбаться, а Лена явно кокетничала.

— Да ты не форси, человек новый, обидится! — И добавила с каким-то значением: — Меня вот удивление берет: чего это люди нормировщиков ненавидят? По мне — попадаются из них вполне подходящие.

— Брось, Ленка! У него диспетчер есть, не нам чета!

Станки разом заработали. Лицо толстой Лены сделалось внимательным и печальным, а тяжелый ползун строгального так двинул, что из-под резца задымило. Брызнула окалина.

— Крепко дерешь! — одобрительно сказал Павел, склонившись через плечо Лены к детали.

И она вся замерла, боясь повернуться, боясь толкнуть его. Куда он лезет? По технике безопасности нельзя так близко соваться к резцу.

— Крепко дерешь, молодец! — повторил Павел. — А кронштейнов на ремонте нету. Это как понять?

Он говорил ей на ухо, чтобы одолеть цеховой шум.

Лена отшатнулась, дерзко ответила:

— Не наша забота! Думать надо, когда какую деталь гнать, а у начальства заместо головы кронштейн! От материала пляшут!

— Ты, видно, не одних нормировщиков не любишь?

— А то как? Многих еще с т р о г а т ь нужно не хуже болванок! Случай чего — ко мне их: я на своем «Удмурте» любую стружку возьму!

По соседству с Эльвирой бездействовал новый ДИП.

— Где токарь? — спросил Павел.

Эля промолчала, в разговор снова вмешалась Лена:

— На этом историческом станке лучший токарь солнечной системы Сашка Прокофьев работает, Элькин ухажер. Он знатный. На какой-то слет махнул, передовым опытом оделять. А она вон против — всю неделю не целовалась.

Эльвира от удивления выключила станок.

Боясь остаться наедине с языкастой толстухой, Павел шагнул дальше.

На старинном станке «Унион» работал Федор Матвеевич Полозков, отец Нади. Он сдержанно кивнул Павлу — как-никак начальство! — снял с проточки громоздкую ступицу и взвалил на плечо, направляясь в гараж.

— Приточка по месту? — догадался Павел.

— Третий раз тащу, будь она неладна, — кивнул Федор Матвеевич. — Приходится волосную стружку брать.

Все-таки интересная работа попалась Павлу! Все можно смотреть, входить в тонкости дела, со всеми перезнакомиться, а то и подружиться, не то что в лесу! Там всю смену один на один с машиной, и весь коллектив — Селезнев с Могилой.

Он, конечно, понимал, что нынешнее чувство безмятежности временное, до поры, когда уйдет на пенсию инженер Резников. Но для беспокойства пока поводов нет. И непонятно даже, откуда взялось такое мнение, будто нормировщиков не любят.

Когда Павел выходил из цеха следом за Федором Матвеевичем, Лена не выдержала, послала вдогонку:

— Эх, радиатор-карбюратор и коробка скоростей! Ну, никакой техники безопасности люди не признают! — и включила мощный «Удмурт».

«Девка какая-то заполошная… За душу ковырнуть хочет», — подумал Павел.

Хотелось еще пройти по гаражам, посмотреть на слесарей, но часы показывали без пяти девять, пора было возвращаться в контору.

Высокий худощавый старикан с усталым лицом — инженер Резников — звенел связкой ключей, отпирал ящики, шкафы, таинственный сейф в углу. По количеству замков легко было заключить, какие большие ценности хранит старик, — лет сто назад сошел бы он за верховного казначея, не иначе. Но сейчас он только достал из своих тайников кипу нормативных справочников, пачку захватанных мазутными пальцами нарядов и, нахохлившись, надел очки.

— Перво-наперво запомни главную заповедь, Павел Петрович, — блеснув очками, сказал старик и несказанно удивил Павла обращением: его ни разу еще не называли по имени и отчеству. — Запомни: наша техническая норма есть главный стимул технического прогресса, и ты при ней государственный контролер. Переплатить не имеешь права и не доплатить — упаси боже… Так? И второе — всякая норма должна соответствовать самой работе. Цифирь в справочнике — это половина дела, а ты в корень должен смотреть.

Павел кивнул, отдавая себе отчет в важности происходящего: из него начинали делать «академика».

— Ну, вот… Как рассчитать норматив, я покажу потом, а пока возьми справочник и попробуй расценить наряды.

Стол Павлу достался ветхий, облезлый, но такой огромный, что на нем можно было бы играть в пинг-понг. На видном месте, у мраморного письменного прибора, зияло чернильное пятно от непроливашки. Видать, еще с давних лет служил этот стол верой и правдой, с тех пор, когда никто не помышлял о мраморных чернильницах. Заинтересовала Павла еще передняя стенка выдвижного ящика: она вся была источена, как ломоть зрелого сыра с душком. Словно на ней многие годы практиковался опытный жук-древоточец.

Как бы то ни было, но этот исторический стол с нынешнего дня принадлежал Павлу не только со своим прибором, чернильным пятном на сукне и дырявым ящиком, но и со всей своей биографией, и поэтому был полон неясной и глубокой значимости. За ним можно пока сидеть просто так, ничего не делая, и никто не заметит: мало ли какая глубокая мысль могла прийти тебе в голову как должностному лицу?

Стол этот к чему-то обязывал, но сидеть за ним было и выгодно в сравнении с трассой, где, между прочим, никому не удавалось отсиживаться с умным видом.

Черт возьми, неужели на свете есть такие счастливцы, которым всю жизнь удается нести такие ответственные обязанности?

Опахнуло пряным ароматом духов — на свое место прошла экономист Эра Фоминична, цветущая, яркая женщина в нейлоновой блузке, с такими безукоризненно круглыми бровями чуть повыше надбровных дуг, будто их навели с помощью циркуля.

Смелым и гибким движением Эра Фоминична вскинула сзади плиссированную юбку и, будто на парашюте, опустилась на стул. Щелкнув замочком сумки, мельком глянула в зеркальце. Надув полные красивые губы, машинально оправила завивку. Эра Фоминична ярко выделялась в конторе.

Когда появился за столом бухгалтер Васюков, Павел не заметил: его вовсе не было слышно.

Последней влетела с фанерным списком суматошливая табельщица Майка Подосенова. На старика Резникова, бухгалтера и Павла она вроде бы не обратила внимания, а экономисту Эре Фоминичне радостно и подобострастно улыбнулась, будто конфетку предложила.

Но та не приняла ее улыбки, сказала озабоченно:

— Подбейте выхода, Майя. Побыстрее.

Тишину нарушал лишь шелест бумаг — все углубились в работу. Но тут бухгалтер Васюков, будто спохватившись, ударил короткими очередями на счетах.