Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Иван-чай. Год первого спутника
Шрифт:

— Чифир этот… сроду не буду пить. И тебе не советую! — сказал он на прощание. — Мыслимое дело, всю пачку ухать на четыре стакана!

Костя хлопнул его по плечу, подтолкнул к двери. В темном тамбуре оправдался:

— Память он отшибает здорово, тем и хорош. Тебе-то, конечно, рано к нему привыкать. Ну, бывай!

Ночная свежесть хлынула со всех сторон, полилась за ворот, в рукава, умыла разомлевшее лицо, и Павел с наслаждением вдохнул этой целебной, настоянной на хвое свежести. Зыбкие звезды в вышине, туманные фонари поселка отрезвили его.

Хорошо, что всю

его анкету легко представить, как незаполненный вопросник. И пока что лишь от него самого зависело, какими впоследствии будут ответы.

13

Дожди перемежались мокрым снегом. Майка Подосенова с утра обмела веником доску показателей и, не снимая новеньких пушистых варежек, принялась вписывать мелком проценты сдельщиков.

Майка мерзла в осеннем пальтишке, под которым совсем не по сезону похрустывала новая нейлоновая блузка. Варежки мешали держать мелок, но писать все-таки приходилось: Майка знала, что обеспечивает гласность соревнования. Соревнование шло нормально: в сравнении с прошлой неделей, несмотря на новые нормы, проценты кое у кого даже выросли.

За спиной появился Эрзя Ворожейкин. Глянул на доску и вдруг начал дико ругаться, поминая какую-то «тригаду». На беду, вышел из гаража бригадир Ткач, и начался форменный скандал. Такие пошли слова, что Майка зажала варежками уши.

— Что же вы делаете, гады! — орал Ворожейкин. — Что же вы накручиваете, ворюги?! Опять нам отдуваться? До скончания века прикрывать эту музыку?!

Ткач бормотнул что-то неуступчиво, но из проходной появился нормировщик, и бригадир предпочел почему-то удалиться.

Терновой заглянул через плечо Майки в сводку.

— У кого самая высокая выработка?

— Как всегда… у товарища Тараника, — с достоинством сообщила Майя. — У него даже по новым нормам сто семьдесят процентов!

К удивлению Майи, нормировщик тоже начал ругаться и торопливо побежал в контору.

Уже две недели Павел усердно нормировал рабочие листы по новым расценкам, аккуратно занося результаты в сличительную ведомость. Колонки цифр увеличивались, картина прояснялась, и сами собой являлись выводы.

В общем ничего не изменилось. Новые нормы (более прогрессивные!) Тараник не то что перевыполнял, он их щелкал как орехи. Если не считать, что в тракторах почему-то увеличился износ, выросли дефекты скрытого характера. Одних заломанных болтов тридцать пять штук на каждый мотор.

Что они с Кузьмичом — белены объелись?

Павел схватил наряд и ринулся в гараж.

Трактор № 152, о котором шла речь, еще стоял на яме. Тараник с подсобником регулировали натяжение гусеницы, орудуя огромным ключом с трубной наставкой.

Павел оценил медвежью ухватку Тараника, сказал с издевкой:

— Пружину не порвите! Больно тянете на недозволенные обороты!

Тараник оглянулся с недоумением, поправил ушанку и понятливо кивнул: ясно, мол! Старых слесарей не разыграешь!

А Павел подозвал Ткача, сунул ему наряд:

— Покажи-ка, где вы тут тридцать заломанных болтов нашли?

В сумраке за трактором засмеялись.

— Ты же сам по стажу

механик. Смотри: тебе виднее! — сказал Ткач и звякнул крышкой капота. Услужливо посветил переносной лампой. — Вот они, смотри!

Строй болтовых головок с завидной точностью впечатался в чугунное тело блока. Шестигранники маслянисто поблескивали, будто подмигивали: попробуй установи теперь, какой из болтов сел в исправное отверстие, а какой ждал высверловки? Проконтролируй!

Головки болтов скрывали правду, но Тараник все же почуял неладное. Бросил ключ, заглядывая через плечо Павла в наряд:

— Чего, че-е-го он спрашивает?

— Болты считать хочет, — насмешливо пояснил Ткач.

— Болты — они железные, — сказал Павел. — Болты не краснеют. Чего их считать. А вы-то? У вас совесть есть?

Ткач кашлянул, убрал переноску.

— До тебя старый хрыч сюда сроду не совался, потому что понимал: бесполезно! Знал свои обязанности старик, не превышал власти, а ты по молодости суешься за допустимую черту. Говорено было!

— Гляди, парень! — многообещающе добавил Тараник сквозь зубы. — Не сработаешься с нами — и начальство тебя не спасет. Вылетишь как пробка! Останешься один, как бывший путешественник Робирзон на необитаемом острове!

— Сам ты Робирзон, — без улыбки процедил Павел. — И лететь мне некуда: везде за себя отвечу без высверловок, понял? Хоть в гараже, хоть на трассе, в Комарином болоте, ре-кор-дист!

— Ты с рабочим классом не дури! — уже с явной угрозой выдохнул Тараник, тесня Павла своей рослой тушей. — Смотри!

— Шкурник ты, а не рабочий класс! Отойди-ка! А то как перепрессую челюсть, что и по чертежам не соберешь! — Голос у Павла дрогнул, перешел на внятный шепот.

Догадливый Ткач вдруг выхватил из кармана пачку «Беломора», торопливо протянул Павлу.

— Пошли покурим, Павел Петрович. Разговорец-то никакими допусками не предусмотрен. Ты административная личность, не забудь. И спорить особо не о чем: ежели хочешь, все скрытые работы загодя будем актировать при твоем непосредственном участии. А?

Ого, Ткач и за двоих умеет подумать, когда нужно! Чует кошка, чье мясо съела. Чует, пожалуй, что и Терновой — это не старик Резников. Этот и сам в руках железо держал.

Павел не глянул на папиросы.

— На собрании ты вон передовиком себя поставил, — с ненавистью сказал он. — А у самого заместо души карман да пол-литра! Какие тут акты помогут?

— Да ты закуривай.

Павел выдернул папиросу из ровного ряда подогнанных гильз, молча пошел в курилку. Около песочного ящика, в уединении, Ткач неожиданно преобразился.

— Этак вы, дорогой товарищ, и в самом деле в один момент шею сломите! — сказал он, небрежно взмахнув горящей спичкой перед глазами Павла. — Куда это годится? Что за тон в разговоре с трудящими?

— Опять за свое?

— Постой-погоди, милый друг! Я, может, собираюсь на тебя жаловаться, а ты бежишь! Мне знать надо: ты с нами официально говорил, как должностное лицо, или просто как посторонний Робирзон?

Павел затягивался сыроватой папироской, ждал, пока Ткач выпустит его рукав.

Поделиться с друзьями: