Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Иван Грозный
Шрифт:

Потом пытается оправдать собственные преступления: он считает, что государь никому ни в чем не должен отдавать отчет. Его безнаказанность – от Бога:

«Бесстыдная ложь, что говоришь о моих мнимых жестокостях! Не губим сильных во Израиле; их кровию не обагряем церквей Божиих; сильные, добродетельные здравствуют и служат нам. Казним одних изменников – и где же щадят их?.. Много опал, горестных для моего сердца; но еще более измен гнусных, везде и всем известных... Доселе владетели российские были вольны, независимы; жаловали и казнили своих подданных без отчета. Так и будет! Уже я не младенец. Имею нужду в милости Божией, Пречистыя Девы Марии и святых угодников; наставления человеческого не требую. Хвала Всевышнему, Россия благоденствует; бояре мои живут в любви и согласии; одни друзья, советники ваши, еще во тьме коварствуют. Угрожаешь мне судом Христовым на том свете; а разве в сем мире нет власти Божией? Вот ересь манихейская! Вы думаете, что Господь царствует только на небесах, диавол во аде, на земле же властвуют люди; нет, нет! Везде Господня держава, и в сей и в будущей жизни. Ты пишешь мне, что не узрю здесь лица твоего ефиопского; горе мне! какое бедствие! Престол Всевышнего окружаешь ты убиенными мною; вот новая ересь! Никто, по слову апостола, не может видеть Бога... К довершению

измены называешь ливонский город Вольмар областию короля Сигизмунда и надеешься от него милости, оставив своего законного, Богом данного тебе властителя... Великий король твой есть раб рабов; удивительно ли, что его хвалят рабы? Но умолкаю; Соломон не велит плодить речей с безумными; таков ты действительно».

Андрей Курбский с презрением отвечает, что царь унижается до лжи и оскорблений, которыми пестрит его письмо: «Стыдно должно быть тебе, как старухе, отправлять столь плохо составленное послание в страну, где достаточно людей знают грамматику, риторику, диалектику и философию... Я невинен и бедствую в изгнании... Подождем мало, истина недалеко».

Новое письмо царя Курбскому, которого он называет трусливым предателем: «Я знаю о моих беззакониях, но милосердие Божие не знает границ; оно спасет меня... Я не хвастаюсь своею славою. Эта слава не принадлежит мне, а лишь Господу одному... В чем же виновен я перед вами, друзьями Адашева и Сильвестра? Не сами ли вы, лишив меня любимой жены, стали истинной причиной проявления моих человеческих слабостей? Как можете говорить о жестокости вашего государя вы, которые хотели отнять у него трон вместе с жизнью!.. Князь Владимир Андреевич, которого вы так любили, имел ли он какое-то право на власть по своему происхождению или личным качествам?.. Прислушивайся к голосу Божественного провидения! Возвращайся сам, подумай о своих поступках. Не гордость заставляет меня писать к тебе, но христианское милосердие, чтобы ты смог исправиться и спасти душу».

Эта странная переписка продолжалась с 1564 по 1579 год, иногда с довольно значительными перерывами. От одного послания к другому собеседники буду приводить одни и те же аргументы, обрушивать друг на друга одни и те же упреки. Андрей Курбский, выдающийся представитель бояр, смотрит на эту аристократическую касту как на призванную Богом, чтобы давать советы царю. Никто другой, кроме этих людей, окружающих трон, не может способствовать процветанию России. Истребив друзей Адашева и Сильвестра, которые всегда давали царю разумные советы, Иван превысил свои права государя и утвердил преступный деспотизм, от которого страна никогда не оправится. Иван настаивает на Божественном начале своей власти, отказывается признать ту положительную роль, которую играют бояре и Дума, не считает себя виновным перед Богом. «До сих пор русские владетели не давали отчета никому, вольны были подвластных своих жаловать и казнить, не судилися с ними ни перед кем... Жаловать своих холопей мы вольны и казнить их также вольны». Царь, избранный Богом, обладает неограниченной властью, восстание против которой и просто критика – кощунство. Даже самые неразумные, жестокие и беззаконные его решения подданные должны уважать, как послания Бога, посадившего его на трон. Восстать против государя – не просто политическое преступление, смертельный грех. «Мы, смиренный Иван, царь и великий князь вся Руси милостию Божией, а не неверной волею людей» – подписывает послания «избранному», а не «наследному» королю Польши русский царь.

Между тем Андрей Курбский становится советником Сигизмунда-Августа. Его ненависть к царю столь велика, что он подталкивает своего нового покровителя к укреплению союза с татарами. Он не рассчитывает, что ободренные этим неверные, быть может, захватят добрую половину его родины и осквернят церкви, в которых он сам еще недавно молился. Им движет надежда на то, что поражение русских заставит бояр пойти на убийство Ивана, тогда беглецы смогут вернуться с высоко поднятой головой в свой дом, свободный от тирана.

Наконец Девлет-Гирей выступает в поход и останавливается недалеко от Рязани. Город героически сопротивляется, отражает приступы, а бояре Алексей и Федор Басмановы, подоспевшие со свежими войсками, преследуют отступающих татар. Опасность на юге ликвидирована, но неожиданно возникает на западе – польско-литовская армия под командованием Радзивилла и Курбского пытается захватить Полоцк, которым не так давно завладели русские. Эта попытка заканчивается провалом.

Двойная победа его воевод должна была бы ободрить Ивана. Действительно, он щедро награждает отличившихся военных. Но после предательства Курбского его гложет беспокойство, которое с каждым месяцем становится все сильнее. Несмотря на то что главные товарищи Адашева и Сильвестра казнены или сосланы, он чувствует себя окруженным заговорщиками. С тревогой вглядывается в лица бояр. Если они говорят свободно, значит, лгут. Если замолкают, значит, вынашивают против него предательские планы. Он надеется на новые разоблачения и недоволен тем, что их слишком мало. У митрополита Афанасия нет ни энергии, ни авторитета, чтобы давать ему советы и успокаивать его. Теперешние фавориты – Алексей Басманов, Михаил Салтыков, Афанасий Вяземский, Иван Чеботовый – подогревают его подозрительность, жестокость, сладострастие. Внезапно в начале зимы 1564 года Иван решает уехать из столицы в неизвестном направлении, вверив себя воле Божьей. Третьего декабря на заснеженной площади Кремля множество саней, в которые слуги укладывают сундуки с золотом и серебром, иконы, кресты, драгоценные вазы, посуду, одежду, меха. Это не просто отъезд – переезд. В Успенском соборе в присутствии бояр митрополит Афанасий благословляет царя на путешествие, цель которого не ведома никому. Иван, царица и два его сына, семи и десяти лет, садятся в сани. Некоторые сановники, фавориты и слуги – в другие сани. Сбежавшийся народ пытается выяснить: «Куда направляется царь?», «Почему он нас оставляет?», «Надолго ли?» Наконец нескончаемый караван трогается, оставив за собой охваченную беспокойством толпу. Наступившая оттепель заставляет царя оставаться в течение двух недель в селе Коломенском. Когда дороги позволяют, едет в Троице-Сергиев монастырь. Под Рождество со свитой и багажом прибывает в Александровскую слободу на севере от Владимира.

В течение тридцати дней боярская Дума не имеет никаких вестей от государя. Третьего января 1565 года чиновник Константин Поливанов привозит митрополиту Афанасию два письма Ивана. В первом тот перечисляет беспорядки, предательства, преступления, учиненные дворянством, сановниками и воеводами, которые разворовывали казну, плохо обращались с крестьянами, отказывались защищать родную землю от татар, поляков, германцев.

«Если я, движимый правосудием, объявляю гнев недостойным боярам и чиновникам, то митрополит и духовенство вступаются за виновных, грубят, досаждают мне. Вследствие чего, не хотя терпеть ваших измен, мы от великой жалости сердца оставили государство и поехали, куда Бог укажет нам путь».

Второе письмо адресовано купцам иностранным и русским, всем христианским жителям Москвы. Царь утверждает в нем, что рассердился на бояр и сановников, что к своему народу относится с прежней милостью. Царские дьяки зачитывают это послание на площади перед толпой. Нет больше царя! Возможно ли это? Но не лучше ли власть тирана, чем беспорядок? Отовсюду слышны крики: «Государь нас оставил! Мы гибнем! Как могут быть овцы без пастыря!» Уныние скоро сменяется яростью. Если царь отказался от трона, то это вина тех, кто его предал. Лавки закрываются, дома пустеют, и толпы людей устремляются в Кремль, крича и требуя наказать виновных. Испуганный митрополит созывает на совет духовенство и бояр. «Царство да не останется без главы, – решают они. – Мы все с своими головами едем бить челом государю и плакаться».

Делегация из князей, епископов, приказных людей, купцов под предводительством архиепископа Новгородского Пимена тут же направляется в Александровскую слободу. Длинная процессия, подгоняемая ветром, тянется по заснеженной дороге. В ней причудливо перемешаны церковные одеяния и парчовые платья, военная форма, хоругви, кресты и кадила. Они похожи не столько на подданных, направляющихся к своему государю, сколько на паломников, идущих приложиться к чудотворной иконе. Прибывают на место через два дня, 15 января 1565 года. Царь принимает их с выражением гневным и отсутствующим. Пимен благословляет его и говорит: «Вспомни, что ты блюститель не только государства, но и Церкви; первый, единственный монарх православия! Если ты удалишься, кто спасет истину, чистоту нашей веры? Кто спасет миллионы душ от погибели вечной?»

Так, по признанию самого духовенства, царская власть распространяется не только на бренные тела его подданных, но и на их бессмертную душу. Он правит на земле и на небе. Церковь отступает перед его властью. Все, священники и бояре, становятся на колени перед ним, стоящим с железным посохом перед ними. Он от всего сердца наслаждается своей победой – он выиграл сражение благодаря внезапному отъезду. Пораженные возможностью потерять хозяина, самые видные люди государства ползают перед ним. Еще раз Иван поставил на карту все. Если эти трусы поймают его на слове, в тот же миг он перестанет быть государем. Склоняясь перед ним, они поднимают его, придают ему сил. Дрожащим голосом царь обращается к этим кающимся грешникам с присущим ему красноречием и избыточностью в речах. Он упрекает их в стремлении восстать против него, в алчности, трусости и даже в желании умертвить его самого, его жену и старшего сына. Все стоят пораженные этими обвинениями, и никто не осмеливается протестовать. Лучше выслушать необоснованные обвинения, чем навлечь на себя гнев государя, отрицая их. Он говорит с горячностью, глаза его сверкают, и каждый из присутствующих ощущает, как тяжесть тирании опускается им на плечи. Наконец обнаруживает свои истинные намерения: «Для отца моего митрополита Афанасия, для вас, богомольцев наших, архиепископов и епископов, соглашаюсь паки взять свои государства; а на каких условиях, вы узнаете». Условия эти просты: царь свободен в выборе наказания предателей – опала, смерть, лишение имущества, духовенство не должно ему в этом мешать. Безусловно, подобное решение лишает Церковь присущего ей с давних времен права выступать в защиту невиновных и даже виновных, заслуживших помилование. Но просители счастливы, что царь согласился вновь взойти на трон, и со слезами в голосе благодарят его. Удовлетворенный их покорностью и смирением, государь приглашает некоторых отпраздновать с ним в Александровской слободе праздник Богоявления. Народ в нетерпении, но Иван не стремится возвратиться в Москву. Чем желаннее он окажется, тем большего сможет требовать.

Глава 10

Опричники

Второго февраля 1565 года под сильным снегопадом Иван возвращается в Москву. Народ собрался еще на заре и теперь стоит коленопреклоненный, наблюдая за въездом царя, в слезах благодарит Бога, который вернул им государя. Те же, кто решается смиренно взглянуть в лицо царю, поражены его грустью и растерянностью. По словам всех, видевших его, этот тридцатичетырехлетний мужчина похож на глубокого старика: очень бледное, изможденное лицо, хмурый взгляд, редкие волосы, тонкие сжатые губы, глубокие морщины на лбу, борода, поредевшая из-за привычки дергать в порыве гнева или отчаяния, сгорбленная спина, впалая грудь. Кажется, он не замечает никого из пришедших встретить его, не слышит колокольного звона; он привык к обожанию толпы, к восхвалениям, исходящим от нее, и никакие проявления восторга больше не радуют его.

Прибыв во дворец, государь объявляет боярам, что не намерен более жить за кремлевской стеной, рядом с останками своих предков, и необходимо срочно построить в центре города хорошо укрепленный дворец. Перечислив еще раз свои претензии к боярам, требует, чтобы Церковь заранее безоговорочно одобрила все меры, которые он посчитает нужным принять против негодных своих слуг. Их ошибки вынудили его выехать из столицы, и Иван хочет получить сто тысяч рублей, чтобы покрыть издержки, связанные с переездом в Александровскую слободу и пребыванием там. Кроме того, отныне государство будет поделено на две части: опричнину – «особый двор», находящийся в полной власти царя, с особыми боярами, с особыми дворецкими, казначеями и прочими управителями, дьяками, всякими приказными и дворовыми людьми, с целым придворным штатом, и земщину – все остальное государство, которое, также находясь под властью царя, будет управляться боярами и государственными чиновниками. Иван объявляет своею собственностью несколько кварталов Москвы, двадцать семь городов, восемнадцать волостей и главные пути. Бояре, слушая предложенный план раздела государства, прекрасно понимают, что, отнимая у них земли, крестьян и нажитое добро, государь стремится лишить их былого могущества. Но воспротивиться тому, кого они сами умоляли вернуться, кому фанатично верит народ, – невозможно. Под угрозой оказаться в темнице за неповиновение они покидают унаследованные от предков владения, которые становятся теперь царскими вотчинами. Право пожизненного пользования этими владениями на особых условиях получают опричники. Прежние хозяева должны довольствоваться бедными и отдаленными наделами. Начинается разорение родовых гнезд удельных князей, оттеснение их к окраинам государства. Двенадцать тысяч семей лишаются состояния и влияния. Оторванные от земли, которая принадлежала им веками, от своих корней, растерявшие сторонников, они становятся людьми без прошлого, без опоры и без защиты.

Поделиться с друзьями: