Иван Грозный

На Руси падение колокола считалось предвестием серьезной трагедии. Так и случилось. 21 июня в Москве вспыхнул грандиозный пожар. По рассказам очевидцев, в полдень 20 июня перед церковью Воздвижения на Арбате появился юродивый Василий. Обычно и зимой и летом он ходил нагишом – как «Адам первозданный». Так же выглядел Василий и в тот день. Он смотрел на церковь и горько плакал. Все поняли, что произойдет что-то неладное. На следующий день в этой церкви вспыхнул пожар. Сильная буря, налетевшая на Москву в это время, сделала свое дело. Пожар от церкви перекинулся на соседние деревянные здания. Все строения за рекой Неглинной и на Пречистенке превратились в пепел. Затем буря понесла пламя на Кремль, Китай-город. Вся Москва выглядела как огромный пылающий костер под тучами густого дыма. В Кремле загорелся верх Соборной церкви. Пламя охватило деревянные кровли царских палат. Во время пожара сгорели: оружейная палата, постельная палата с домашней казной, царская конюшня и разрядная изба (здесь велось делопроизводство о всяких назначениях по службе). Огонь проник и в погреба, нанося урон царским съестным припасам. Пострадал придворный Благовещенский собор. Внутри него сгорел иконостас, иконы для которого писал Андрей Рублев. Митрополичий двор и Успенский собор остались целы. Сам же митрополит чуть не задохнулся от дыма и бежал из Кремля через потайной ход. Огонь дошел и до пороховых складов Кремля. Высокая башня, где лежал порох, взлетела в воздух с частью кремлевской стены, упала в реку и запрудила ее. Начались взрывы, перекинувшие огонь на Китай-город. Пожар охватил Большой посад. Деревянные здания исчезали, каменные распадались, железо раскалялось как в горне, медь текла ручьями. К вечеру буря затихла, а ночью погас огонь. Очевидцы рассказывают, что в пожаре погибло 1700 взрослых и несколько тысяч детей. Современники рассказывали: «Нельзя ни описать, ни вообразить этого бедствия. Люди с опаленными волосами, с черными лицами бродили как тени среди ужасов обширного пепелища; искали детей, родителей, остатки имения; не находили и выли, как дикие звери».

Царь с вельможами удалился в село Воробьево (ныне Ленинские Горы) и приказал немедленно восстановить Кремлевский дворец. Бояре поспешили отстраивать свои дома. Но население города находилось в состоянии отчаяния. В голове вертелась одна мысль: как дальше жить? Но это мало интересовало государя и бояр, хотя не всех. Противники Глинских князья Шуйские, Челяднин, Захарьин, Нагой, протопоп Благовещенского собора Федор Бармин решили в разыгравшейся трагедии обвинить Глинских. Дело в том, что русские люди того времени причины таких страшных явлений искали в действиях каких-то нехристианских сил (колдунов и злодеев).

На следующий после пожара день царь с боярами поехал в Новоспасский монастырь навестить митрополита. Здесь духовник государя Федор Бармин, боярин Федор Скопин-Шуйский, Иван Челяднин начали говорить, что Москва сгорела волшебством. Царь приказал расследовать это дело. 26 июня, на пятый день после пожара, в Москву прибыла комиссия. На площади перед Успенским собором бояре собрали черных (простых) людей и начали расспрашивать их, кто поджег Москву. Из толпы раздались возгласы: «Княгиня Анна Глинская (бабка царя) со своими людьми волховала: вынимала сердца человеческие, да клала в воду, да тою водою, ездя по Москве, кропила, от того Москва и загорелась!». Конечно же, эту басню придумали противники Глинских. Но камень был брошен. Чернь взбунтовалась. Князь Юрий Глинский в это время вместе с боярами стоял на кремлевской площади. (Его брат Михаил и мать Анна находились в Ржеве, в своем имении.) Юрий, услыхав о матери и о себе такие речи в народе, понял, что его может постигнуть, и вошел в Успенский собор. Но бояре, противники Глинских, впустили в собор чернь. Толпа убила Юрия, вытащила его труп из храма и Кремля и положила перед торгом, где в то время казнили преступников. Возмущенный народ перебил много людей Глинских и разграбил их имущество. Через несколько дней толпа появилась в с. Воробьево у царского дворца, требуя у Ивана IV выдачи княгини Анны и князя Михаила. Государь в ответ приказал схватить крикунов и казнить; остальных охватил страх, и они разбежались по городам.

Много лет спустя один из первых, если не первый историк этих событий – царь Иван – обвинит бояр в том, что именно они «напустили» на него и на его родственников Глинских народ. В письме к князю Курбскому царь писал: «Чего ради нам самим жечь свое царство? Сколько ведь ценных вещей из родительского благословения у нас сгорело, каких во всей вселенной не сыщешь. Кто же может быть так безумен и злобен, чтобы, гневаясь на своих рабов, спалить свое собственное имущество? Он бы тогда поджег их дома, а себя бы поберег! Во всем видна ваша собачья измена».

Между тем, московские события стали важной вехой в жизни Ивана IV. Они заставили его удалить из Боярской думы скомпрометировавшую себя царскую родню Глинских. Казни в Москве прекратились, как по мановению руки. Закончилась целая полоса политического развития государства, известная под названием «боярского правления».

«Избранная рада»

Московское восстание 1547 г. обнаружило непрочность боярских правительств и тем самым создало благоприятные возможности для выхода дворянства на политическую арену. Именно после восстания впервые прозвучал голос дворянских публицистов, и представителям дворянства, как считает историк С. О. Шмидт, был открыт доступ на сословные совещания, или соборы, получившие позже наименование Земских соборов. Дворянские публицисты выдвинули проекты всестороннего преобразования государственного строя России.

Стержнем политики Ивана IV стало укрепление самодержавной власти. При этом идеологи самодержавия прямо опирались на восточные образцы. Один из них, И. С. Пересветов, побывавший в Турции, представил в качестве идеала правителя турецкого султана, который сумел отстранить от власти своекорыстных вельмож и добился победы над внешними врагами. Пересветов писал: «Боже, сохрани и милостив будь к благоверному русскому царю великому князю всея Руси Ивану Васильевичу и к царству его, чтобы не уловили его вельможи еретической своей ворожбой и своим коварством, чтобы не укротили его воинский дух, боясь смерти, чтобы им богачам не погибнуть».

Иван Пересветов убеждал царя, что иные становятся вельможами не по своим заслугам, не по другим каким дарованиям: «Это чародеи и еретики, – пишет И. Пересветов, – удачу отнимают у царя и царскую мудрость, ересью и чародейством распаляют на свою пользу царское сердце, а воинский дух укрощают». «Таких, – по мнению автора письма, – следует в огне сжигать и другим лютым смертям предавать, чтобы не умножались беды». Царь должен опираться лишь на служилых людей, которые преданы ему. «Царь на престоле своем – благодать божья и мудрость великая, а к воинам своим щедр. Какова щедрость царя к воинам, такова и мудрость его. Щедрая рука никогда не оскудеет, а славу себе великую приобретет». Деньги для уплаты жалованья этим воинам (дворянам) Пересветов предлагал брать с горожан, установив цены на рынке царским указом и под страхом наказания запретив отступать от них. Центральная идея посланий И. С. Пересветова к царю – установление деспотической власти правителя. «Государство без грозы, что конь без узды», – писал он.

В это время предметом дискуссии идеологов царской и боярской власти становится традиционное русское понятие «правда», которое после принятия христианства связывали в основном с религиозными ценностями православия. Бояре настаивали на традиционной трактовке этого понятия. При этом под правдой они подразумевали идеи справедливости, милосердия, соборного, т. е. коллегиального, характера власти. Царь, по их мнению, должен быть «любосовестен». В трактовке И. С. Пересветова понятие «правда» отождествлялось с самодержавной властью государя, отрывалось от традиции власти и веры на Руси. Идеалом для него являлась «правда турецкая», т. е. «правда» самодержавная, дополнением которой должна служить «вера христианская». Это был совершенно новый подход к русской системе ценностей, ставивший царя выше церкви. И. С. Пересветов настаивал на том, что если этой самодержавной «правды» нет, то «всего нет», т. е. вера в его системе представлений играла второстепенную роль.

Поток преобразовательных идей, в конце концов, увлек молодого царя. Вокруг Ивана IV сгруппировался кружок из близких ему людей, который Андрей Курбский впоследствии назовет «Избранной радой». Согласно данным различных источников, кружок не являлся официальным государственным учреждением. В него входили близкие на тот период времени к молодому царю люди, с которыми он советовался о путях развития государства. Среди членов «Избранной рады» мы видим князей Андрея Курбского, Михаила Воротынского, Дмитрия Курлятева, Дмитрия Палецкого; дворянина Алексея Адашева; дьяка Ивана Висковатого; священника придворного Благовещенского собора Сильвестра. (Многие из них впоследствии подвергнутся опале со стороны государя.) Влияние на политику правительства оказывали родственники жены царя Романовы-Захарьины и глава церкви – митрополит Макарий. Избранная рада действовала независимо от Боярской думы. Наибольшим влиянием в совете пользовались Алексей Адашев, Андрей Курбский, Сильвестр и Макарий.

Алексей Адашев родился в семье богатого придворного дворянина Федора Адашева, который имел свои вотчины в Костроме. Имя Алексея упоминается в документах 1547 года среди царских рынд в походе под Коломну. Затем он – казначей в царском походе на Оку и царский постельничий. Являлся хранителем личного архива Ивана IV вместе с печатью «для скорых и тайных дел». Политическая карьера Алексея начинается в 1547 г. Адашев талантливый и хорошо образованный для своего времени человек. Он быстро продвигался по лестнице чинов и в скором времени стал царским стряпчим и думным дворянином. Иван IV четко определил место Адашева в государственном аппарате. «Слышал я о твоих добрых делах и теперь взыскал тебя выше меры твоей для помощи души моей, – писал Иван. – Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно… Не бойся сильных и славных… не смотри и на ложные слезы бедного… все рассматривай внимательно и приноси к нам истину». Адашев был назначен руководителем одного из важных приказов в государстве – Челобитного. С этого времени он принимает участие во всех военных походах Ивана IV и присутствует на важнейших придворных церемониях. По словам А. Курбского, без совета Адашева и его сторонников царь не мог «ничего же устроити или мыслити». А летописец отмечал, что когда Адашев «был во времяни, и в те поры Русская земля была в великой тишине и во благоденстве и управе». А. Адашев руководил работами по составлению официальной разрядной книги и «Государева родословца», редактировал «Летописец начала царства». В конце 50-х годов из-за разногласий с царем по ряду внешне и внутриполитических вопросов Адашев был отстранен от дел и отправлен на воеводство в Ливонию. Противники Адашева обвинили его в «крамоле» и отравлении царицы. Он был арестован. Умер в тюрьме.

Андрей Курбский происходил из рода ярославских князей. По материнской линии являлся родственником царицы Анастасии. Андрей получил широкое образование, сотрудничал с московскими книжниками. Известен как писатель, публицист, переводчик. Он считался одним из самых просвещенных людей России, изучал грамматику, астрономию, риторику, историю и философию. Курбский был талантливым полководцем, принимал участие во многих военных походах царя Ивана, неоднократно командовал всем русским войском. Прославился при взятии Казани в 1552 г. и подавлении народного движения в Поволжье. Князь быстро продвигался по служебной лестнице. В 28 лет его пожаловали боярским чином. В ночь на 30 апреля 1564 г., боясь царской опалы, Андрей бежал в Литву. Здесь, находясь среди католиков, князь боролся с усиливавшимся католическим влиянием. Из Литвы князь пишет свои знаменитые письма Ивану IV, в которых резко обличает его действия и восхваляет свои заслуги. В своем первом письме к царю Ивану Грозному Андрей пишет: «Какого только зла и каких гонений от тебя не претерпел! И каких бед и напастей на меня не обрушил! И каких грехов и измен не навел на меня!… И воздал ты мне злом за добро мое и за любовь мою – непримиримой ненавистью… Полки твои водил и выступал с ними, и никакого тебе бесчестия не принес, одни лишь победы пресветлые с помощью ангела господин одерживал для твоей же славы и никогда полков твоих не обратил спиной к врагам, а напротив – преславно одолевал на похвалу тебе. И все это не один год и не два, а в течение многих лет трудился и много пота пролил и много перенес…».