Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Иван Васильевич – грозный царь всея Руси
Шрифт:

Следующее лето выдалось мирным. Великий князь собрался на охоту, не удавшуюся в прошлом году. Сперва с женой и детьми поехал в Троице-Сергиев монастырь. У гробницы Сергия Радонежского помолились в день его памяти, 25 сентября. А потом направились в Волоколамск. Но на бедре Василия Ивановича появилась болячка, беспокоила. Он не придавал значения, надеялся перетерпеть. Пригласил отдохнуть вместе брата, Андрея Старицкого. В селе Колпь выехали поохотиться, но государь смог проскакать лишь две версты, боль заставила его вернуться.

Тогда он вызвал к себе иноземных врачей Николая Булева и Феофила, а вместе с ними князя Михаила Глинского. И.Я.

Фроянов обращает внимание на этот факт – никакого отношения к медицине Глинский не имел, после освобождения из тюрьмы не занимал важных постов. Видимо, теперь великий князь рассудил, что родственник жены будет гарантированно верным, не предаст. Вызов Глинского свидетельствует, что обстановка при дворе была очень сложной, и Василий Иванович знал – у него есть враги, которые не остановятся перед любыми средствами [131].

Врачи начали прикладывать к больному месту «муку пшеничную с медом пресным и лук печен», но после двух недель лечения становилось только хуже, бедро стало краснеть и загнивать. Государя перевезли в Волоколамск, и здесь неизвестным образом появилась некая мазь. Нарыв от нее прорвался, но облегчения это не принесло, а только новое ухудшение. Гноя выходило все больше, Василий Иванович перестал есть, в груди появилась «тягость велика». Было ли это неспособностью тогдашней медицины справиться с заболеванием? Или ошибкой врачей? Или?…

И.Я. Фроянов, анализируя документы, пришел к мнению, что «залечивание» великого князя было совсем не случайным [131]. Он был сильным и мужественным человеком, стойко переносил страдания. И приближение смерти воспринял как истинный православный человек. Но по его действиям опять видно – он прекрасно осознавал, что рядом есть скрытые враги. В Волоколамске с ним находились брат Андрей Старицкий, князья Дмитрий Бельский, Иван Шуйский, Иван Кубенский. Но великий князь скрывал от них, что собирается предпринять. В курсе был только Шигона. Стряпчего Мансурова и дьяка Путятина послали в Москву – привезти духовную грамоту (т. е. завещание) отца государя и его собственную старую духовную грамоту, она составлялась еще до рождения наследника. Гонцов отправили в строгом секрете, разглашать цель поездки им запрещалось.

Как только грамоты доставили, Василий Иванович сразу же, без промедления, «свою духовную велел сжещи» [101]. Уничтожил опасный документ, согласно которому престол переходил к брату Юрию. После этого так же, без промедления, ночью 26 октября государь стал совещаться с Шигоной и дьяком Путятиным, кого «пустити в думу к духовным грамотам и приказати свои государев приказ» – кого из присутствующих в Волоколамске допустить к составлению нового завещания. Этот вопрос оказывался совсем не простым. Его и не решили – появилось новое лицо. Невзирая на все меры секретности, кто-то сообщил о болезни государя Юрию Дмитровскому, и он примчался в Волоколамск. Великий князь не желал, чтобы он находился здесь. Заверил его, что выздоравливает, и велел уехать. Но тот не выполнил приказ.

Доктор исторических наук Фроянов объясняет столь дерзкое упрямство тем, что Юрий «был посвящен в тайны московского двора» и ему «было кое-что известно насчет исхода болезни» старшего брата [102]. Но тогда сам Василий Иванович отказался от составления духовной в Волоколамске, велел везти себя в Москву. Мало ли что могло произойти в здешней глуши? С Юрием была дружина слуг. Свои отряды были у Андрея Старицкого, у бояр. Как они себя поведут в случае смерти государя? И какая духовная грамота потом может быть предъявлена?

Но

перед отправлением в столицу, невзирая на самочувствие, Василий Иванович решил заехать «в Осифов монастырь ко Пречистыя молитися… Иосифа игумена гробу поклонитися» [103]. Это свидетельство чрезвычайно важно. Государь знал о связях оппозиции с еретиками. Наказал он не только Вассиана Косого, впоследствии изменник Андрей Курбский обвинял его, что он «и других святых мужей, овых заточил на смерть, а других погубити повелел» [104]. Великий князь явно подозревал, что его болезнь исходит из тех же кругов, и молил о помощи в признанном центре борьбы с ересями. Он хотел и покаяться, попросить прощения у Иосифа Волоцкого за то, что поверил в свое время Косому, позволил ему клеветать на святого.

Но и в Москве было кое-что необычное. Там вдруг очутились «многие людие иноземцы и послы». С какой стати? Вероятно, тоже услышали о скорых переменах на Руси [105]. Это еще одно свидетельство не случайного характера болезни и еще одно доказательство связей оппозиции с заграницей. Василию Ивановичу было уже очень плохо, он остановился в своем подмосковном селе Воробьеве. Сюда к нему прибыли митрополит, духовенство, бояре. Лед на Москве-реке был еще тонким, и государь повелел прорубить его, навести мост. И опять произошел очень подозрительный случай.

Мост делали для больного государя! Но когда по нему двинулись лошади, впряженные в зимнюю повозку, он провалился… Кони ухнули в воду, потянули повозку за собой. Спасли положение дети боярские из свиты Василия Ивановича. Не растерявшись, обрубили гужи, а повозку удержали на руках. Снова – случайно ли? Момент был самым подходящим, новая духовная еще не составлена. Если бы не расторопность детей боярских, великий князь в закрытой повозке ушел бы под лед. Как минимум, окунулся бы в ледяную ванну, вполне способную добить больного. Но Василий Иванович уже прощался с миром, поэтому запретил наказывать строителей моста.

А в Кремле, едва лишь государя принесли в его покои, он сразу собрал у постели митрополита, бояр и велел дьякам составлять новую духовную. При всех! Чтобы никто не мог оспорить! Наследником назначил трехлетнего сына Ивана. До 15-летнего возраста он должен был находиться на попечении матери и совета опекунов. В их состав сам Василий Иванович определил Михаила Глинского. Но и бояре подали голоса. С их подачи в число опекунов включили Василия Васильевича и Ивана Васильевича Шуйских, Михаила Тучкова. Также в регентский совет попали Андрей Старицкий, бояре Захарьин-Юрьев, Михаил Воронцов. И многозначительный факт – бывшего заговорщика Юрия Дмитровского в этот совет не включили, хотя он был старше брата Андрея.

Судя по поведению государя, он ознозначно опасался за судьбы страны и маленького наследника. От братьев Юрия и Андрея, уже принесших в 1531 г. присягу на верность ему и княжичу Ивану, потребовал еще одной, повторной присяги. Мало того, при этом заклинал братьев, что надеется на их честь и совесть, убеждал исполнять крестное целование. То есть, не был уверен, что исполнят. Сбивчивые речи выдают его переживания и растерянность. Он призывал бояр «блюсти крепко» сына и державу, просил «не оставлять» его племянников Бельских. Но тут же убеждал и Бельских, чтобы были верными наследнику. А особенно надеялся на Михаила Глинского, внушал, что он должен за ребенка и Елену «пролить всю кровь свою и дать тело свое на раздробление» [106]. Да, Василий Иванович предвидел, что они будут в опасности.

Поделиться с друзьями: