Из багажника с любовью

Если меня поймают и я проведу остаток жизни в тюрьме, то я вроде как заслужил это. Боже, какой же я тупой.

Я сделаю это гуманно. В любом случае, я никогда не мучил людей до смерти. Это же чистый садизм. Я обеими руками за грубое насилие, но какой смысл растягивать его, если, конечно, ты не какой-нибудь душевнобольной извращенец.

Лопатой по голове. Пробить ей череп и сломать шею. Она даже не почувствует. А если я все же ударю неправильно и она упадет на землю, захлебываясь кровью, но все еще живая, я обезглавлю ее лезвием лопаты до того, как она успеет намучиться.

Я должен сделать это сейчас.

Или сохранить ей жизнь.

Ей-богу, если подумать: какие будут минусы в том, что я подвезу Минди до ее машины, пожму ей руку и пожелаю удачи в будущих начинаниях?

Если не брать в расчет такие мелочи, как, например, возможность того, что она все разболтает полиции и пошлет их за мной с факелами, вилами и автоматами?

Нечего тут раздумывать. И пора бы перестать притворяться, будто есть над чем.

— Эй, — окликаю я ее. — Тебе есть что сказать?

— В каком смысле?

— Над могилой. Ты хотела что-нибудь сказать, прежде чем я закончу закапывать могилу? Несколько слов усопшему?

— Я уже сказала. «Гори в аду».

Я киваю.

— Хорошо. Я просто хотел удостовериться.

Я подбрасываю еще пару лопат земли. Минди бормочет под нос проклятия, а затем снова подходит к яме.

— Я же не была замужем за этим сукиным сыном. Я ему ничего не должна.

— Знаю.

Она смотрит в могилу.

— Дорогой Терренс, если бы у меня был полный контроль над твоей судьбой, я, возможно, не зашла бы так далеко, чтобы убить тебя, так что прими мои извинения на всякий случай. И я на самом деле не желаю, чтобы ты горел в аду, но я не хочу, чтобы ты оказался и на небе, поэтому надеюсь, что жизни после смерти нет. И что в твоих глазницах будут копошиться личинки, и если я из-за этого становлюсь плохим человеком — что ж, переживу.

— Хорошо сказано, — говорю я ей.

Мой план стукнуть ее по голове лопатой, пока она говорит с Терренсом, был бы более эффективен, если бы я по-настоящему стукнул ее по голове лопатой, пока она говорила с Терренсом.

Она все еще смотрит в могилу.

Так что я мысленно приношу извинения, которые у меня хватает мозгов не произнести вслух, и даже шепотом, а затем размахиваюсь лопатой.

Размах хороший. Я выполняю его на пять. Он мощный, и цель идеальна. Но она ожидала этого и уклоняется от удара.

Я взмахиваю снова. На этот раз попадаю по ней. Бью не очень основательно и поэтому попадаю в бок, а не в череп. Удар далек от смертельного или даже нокаутирующего, но все же она теряет равновесие и сваливается в могилу.

Я прыгаю за ней. Здесь, вероятно, на мили вокруг никого нет, но лучше убить ее прежде, чем она начнет кричать.

Она бьет меня по голени так, что я вскрикиваю. Такое ощущение, что она разломила долбаную кость надвое.

Она кричит.

Я поднимаю лопату над головой.

Она пинает меня снова, на этот раз попадая носком прямо в пах. Перед глазами все расплывается, и я падаю на колени.

Я выпускаю лопату из рук. Смутно осознаю, насколько близок к идиотскому моменту, когда брошенная мной лопата бьет меня же по голове. Но она все же не попадает по цели и падает на землю.

Минди нападает.

Мы боремся. У нее преимущество из-за того, что мне больно и я дезориентирован, а еще у нее отличные ногти. Но я сильнее и убивал людей.

Она побеждает.

Я не женофоб, но как, черт возьми, она умудряется побеждать?

— Да что с тобой? — кричит она. — Зачем ты это сделал?

Сейчас у меня нет нормального ответа.

Она целится ногтями мне в глаза, но пока что я избегаю попадания.

Я бью ее по шее, но попадаю в плечо. Это слабый удар. Ее он вообще не сдерживает.

Я смягчаю свои удары. Даже здесь, в этой могиле, при совершенно реальной возможности поражения в драке, я смягчаю свои удары. Безумие.

Ее удар в шею не попадает мне по плечу, и он не слабый. Задыхаясь, я хватаюсь за горло.

Она вцепляется в мои волосы, и в следующий миг я оказываюсь лицом в мягкой земле.

— Почему ты предал меня? — рыдая, спрашивает она.

Если поразмыслить, ее слова до смешного шаблонные, но они совершенно точно не звучат шаблонно, потому что мое лицо упирается в могильную землю.

Я настолько растерян, что пытаюсь ответить, из-за чего в мой рот набивается земля. Я пытаюсь высвободить голову и, невероятно, не могу этого сделать.

— Тебе не нужно было этого делать, — произносит она. — Это не должно было произойти. Все же было прекрасно.

Я открываю для себя, что выплевывать землю, пока лицо погружено в нее, неэффективно.

Я не могу дышать. Я задохнусь в этой могиле, если не приложу больших усилий, но теперь Минди у меня на спине, давит мне на голову обеими руками, и я, похоже, в заднице.

Мое лицо упирается во что-то. Может быть, в мертвое лицо Терренса. Нас разделяет пленка, но это все равно жутко. Он что, улыбается?

Чувствовал бы он себя отмщенным, если бы знал, что я умру, лежа на нем лицом вниз, или это была бы дополнительная издевка над его смертью?

Я думаю, издевка.

Мне отчаянно нужен воздух.

Какой ужасный способ умереть.

Я как могу пытаюсь вырваться. Быть может, я смягчал свои удары из-за какого-нибудь ненормального чувства, которое я еще не понимаю, но сейчас я почти наверняка пытаюсь сбросить ее с себя и не могу сделать это.

Мне нужно, чтобы она сжалилась надо мной.

Я пропадаю.

Я пропал.

* * *

Я все еще в могиле.

Теперь я сижу, прислонившись к земляной стене. Мое лицо все еще покрыто землей, и я пытаюсь проморгаться. Глаза горят.

Во рту — привкус грязи. Я выталкиваю воздух через нос, пытаясь прочистить ноздри.

Мои руки связаны клейкой лентой.

Минди сидит в могиле вместе со мной.

— Я нашла твой рюкзак в машине, — говорит она. — По крайней мере, я предположила, что он твой, если, конечно, Терренс не таскал с собой набор убийцы, о котором я не знала. Ты довольно неплохо подготовился. — Она выставляет перед собой охотничий нож. — Это на случай более детальной работы над Терренсом?

Это не изобличающее доказательство. Я никогда его ни на ком не испытывал. Но мне все равно не нравится, что она трогает мои вещи.