Из чего созданы сны

— Ты тоже хороший парень, — ответил шофер.

— Но политика…

— Да.

— Политика — дерьмо поганое! — прокричал Кушке.

— Политика — дерьмо поганое, — подтвердил его новый друг.

— И политики — дерьмо поганое! — снова закричал Кушке.

— Поганое дерьмо — политики, — согласился его новый друг. Потом они снова пожали друг другу руки, и Кушке опять похлопал друга по плечу.

— Вот так-то, товарищ, — проговорил Кушке и побрел своей дорогой. Шофер открыл дверцу кабины огромного грузовика, вскарабкался за руль, завел мотор, включил первую скорость и поехал. Был он не пьян, но подвыпивши. Луна светила так ярко, что он даже не обратил внимания, что едет без света. Он вспомнил об этом только когда выехал из-за поворота и неожиданно увидел прямо перед собой тень, а потом почувствовал легкий удар правым крылом и успел еще заметить, как тень отлетела в сторону.

Шофер испугался так сильно, что тут же остановился и даже заглушил мотор. С дрожащими коленями он вылез из кабины и пошел вокруг грузовика к кювету с правой стороны. Немного позади он снова увидел эту тень. Она оказалась маленькой старой женщиной, неподвижно лежавшей в камышах.

— Jezus Maria, doufam ze se stare pani nic nestalo! — хрипло взмолился он.

Он подошел к фройляйн Луизе. Отброшенная в сторону ударом переднего крыла грузовика, она мягко приземлилась и теперь смотрела на шофера широко распахнутыми глазами. Капор на ее белых волосах сдвинулся набок, обеими руками она прижимала к себе увесистую сумку.

— Что с вами? — От страха с шофера разом слетели и сон, и хмель.

Фройляйн Луиза смотрела на него и молчала.

— Ну! — подбодрил шофер.

Фройляйн Луиза дружески подмигнула ему, и ее губы растянулись в улыбке.

— Что такое? — недоумевал тот.

— Это ты сейчас сказал: «Йезус Мария, надеюсь, со старухой ничего не случилось»? — спросила фройляйн по-чешски.

— Ну конечно, я, землячка! — восторженно ответил шофер тоже по-чешски. Поскольку она говорила ему ты, он тоже обратился к ней на «ты».

— Так как? Я тебе ничего не сделал?

— Нет, совсем ничего, — ответила фройляйн Луиза.

Он помог ей подняться на ноги. Она отряхнула пыль с пальто, подняла руки, повернула голову и потянулась всем телом.

— По крайней мере, я считаю, что ничего, — сказала она.

Разговор продолжался на чешском языке.

— Моя вина. Я ехал без света. Я был вон в том кабачке, а потом, когда выезжал, забыл…

— Да, — подхватила фройляйн Луиза, — забыл включить фары. — Она принюхалась. — Земляк, — удивилась она, — да ты выпил.

— Всего-то три кружечки, маленьких.

— Не ври! Я чувствую запах шнапса.

— Ну, и чуток шнапса.

— Разве ты не знаешь, что это преступное легкомыслие, земляк?

Свист ветра над болотом становился все сильнее. Поэтому фройляйн Луиза и не услышала шум грузовика.

— И долго ты пробыл там?

— Может, с час. Я разговаривал о маленьком Кареле, которого сегодня днем застрелили в лагере, и обо всем прочем.

На лице фройляйн Луизы снова появилось восторженное выражение.

— Так ты, выходит, все знаешь? — спросила она прерывающимся от волнения голосом.

— Ну, конечно, знаю.

— Бедный, бедный Карел.

— Да, бедный ребенок. Проклятые свиньи, кто это сделал. Во всем виновата политика. Проклятая дерьмовая политика. Извини, землячка.

Фройляйн Луиза жестом отбросила извинения.

— Ты — мой друг, да? — склонив голову набок, спросила она доверительным и тихим голосом.

— Ну, ясное дело, — ответил шофер, у которого камень с души свалился, когда он убедился, что женщина не пострадала. — Я твой друг.

— Да, теперь я это вижу. Ах, как это прекрасно, Боже мой! — фройляйн Луиза подняла глаза к небу.

— Что там наверху? — Шофер поднял голову, потом сообразил.

— Ах, да, — сказал он. — Господь Бог.

— Да, — отозвалась фройляйн Луиза.

«Она благодарит Господа Бога за то, что у нее не переломаны кости», — подумал шофер. Мог бы, вообще-то, и я это сделать. И он снова поднял глаза вверх и сказал вслух: «Благодарю».

— Не хватало еще, чтобы ты наехал на свою Луизу, Франтишек, — сказала фройляйн.

Шофер ломал себе голову. Что бы это значило? Франтишек? И почему его фройляйн Луиза? Потом в его памяти, как молния, промелькнула история о полусумасшедшей воспитательнице из лагеря, которая разговаривала с невидимками, с мертвыми, история, которую под величайшим секретом рассказал ему Кушке. Эту полусумасшедшую звали… звали… Луиза! Теперь шофер все понял. Луиза! Боже Всемогущий, перед ним была она. Но она такая безобидная, совершенно безобидная, самый лучший человек на свете, как сказал ему Кушке. «Вот так штука, что мы с ней встретились», — подумал шофер.

— Мне очень жаль, Луиза, — сказал он. — Конечно, я не хотел, ясное дело. Но этот проклятый свет…

— Этот проклятый шнапс и кружечки пива, — продолжила она и погрозила ему пальцем. И они оба рассмеялись.

— Я… — начал шофер.

— Да знаю я, кто ты, — перебила фройляйн Луиза, теперь уже совершенно уверенная.

— Да?

— Да.

— И кто же я? — спросил шофер с любопытством.

— Ты — мой чех, земляк!

«Осторожно — сумасшедшая», — подумал шофер, а вслух сказал:

— Правильно, а ты — моя Луиза.

Фройляйн почувствовала, как к глазам подступают слезы радости, она прислонила голову к его широкой груди и проговорила:

— Как прекрасно, ах, как это прекрасно. Так ты мне поможешь?

— Ясное дело, помогу, — ответил шофер, чувствовавший себя немного не в своей тарелке.

— Мне нужно в Гамбург, — сказала фройляйн. — Да ты ведь знаешь. Может, ты едешь в Гамбург, земляк?

— Нет, в Бремен. Я тут забрал торф — там, на другой стороне лагеря, где его еще режут.

Фройляйн Луиза не могла на него насмотреться. На глазах у нее блестели слезы.

— Возьмешь меня с собой в Бремен? — спросила она. — До вокзала, если можно? Чтобы я успела на ближайший поезд на Гамбург?

Шофер немного поколебался, но потом подумал, что эта сумасшедшая может при случае заявить на него, устроить скандал и принести ему массу неприятностей, и согласился.

— Ну, конечно, Луиза.

— Потому что ты мой друг, я так и знала. Значит, так все и начинается.

«Что же, интересно, так начинается?» — думал шофер, а потом решил: какая, к черту, разница!