Из духа и оков

— Джастис, — прошептал Ридли, но мой дядя покачал головой.

— Нет, нам нужны ответы. Он — наш король. Мальчик, который рос на наших глазах, должен был однажды стать нашим королем. Я не знаю, кто перед нами. Я не знаю, он ли это. Или все изменилось. Так что ему нужно объясниться. Или он отправится в подземелье с этим незнакомцем.

— Я — твой племянник. Король Обскурита. Я не знаю, как я тут оказался, как все дошло до этого, но это я. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы оставаться им.

— Это было совсем не загадочно, — буркнул Родес и посмотрел на Люкена. Я заметил, что Люкен носил Брэлинн, кошку, которая смотрела на меня, щурясь.

Это было большое семейное дело.

Вокруг никого не было: ни придворных, ни других магов, ни даже стражей. Нас было достаточно, чтобы постоять за себя.

Мои слова будут скрыты. Мы были в безопасности. Насколько это было возможно, когда я мог быть предателем. Я мог передать все тайны Серому.

Я надеялся, что было не так.

— Гаррик спас меня от Серого.

Любой, кто слышал истории в детстве, отпрянул, охнул или уставился большими глазами.

Джастис и Ридли переглянулись, будто обсуждали что — то беззвучно или пришли к решению, которое я не уловил. Они знали? Нет, но они могли что — то подозревать. Только Лирика была растеряна. Лирика и Брэлинн.

Если кошка могла выглядеть растерянно.

Но Розамонд просто смотрела на меня, ее большие глаза Пророка не видели.

Я не знал, Видела ли она своей магией. Или у нее были такие глаза? Я присмотрелся, понял, что она использовала в этот миг свой дар Пророчицы. Я хотел знать, что она Видела.

— Серый придет. Он всегда был тут. Он покончит с нами. Он нас не переживет. Все такое мутное.

Она покачала головой, потирая виски. Ее брат пришел к ней и обвил рукой ее плечи. Она прильнула к нему и тихо вздохнула. Было странно видеть, как кто — то из ребят передо мной прислоняется к другому. Все были сильными и обычно вели себя независимо. То, что Розамонд прислонялась к брату, говорило, что видения, которые она пыталась Увидеть, или те, что сами к ней приходили, давались ей тяжело.

И я ничего не мог сделать для нее.

Я посмотрел неуверенно на Лирику. Я не мог ничего сделать и для нее.

— Что это означает? — спросила Лирика. — Кто Серый? Почему это вызвало пророчество или видение у Розамонд? Нужно объяснить мне это лучше. Я многое выучила за последние пару месяцев… лет. Но этого мало. Вы на века меня старше. И мне нужно знать. Этого не было в книгах, — она посмотрела на Розамонд. — Почему этого не было в книгах? Разве не должно быть, если вы знаете имя?

— Это сказка, — ответил Родес.

Я хотел ударить его. Не знал, почему. Было что — то во мне, что хотело, чтобы он был подальше от Лирики. Я убедился, что не Родес все объяснял. Он не мог быть идеальным, как — то выжившим с помощью костяной магии, всегда рядом с ней. Тот, у кого было чистое будущее, который не работал на врага. Я не хотел, чтобы он был таким.

Я ненавидел это. Ненавидел все это. И ненавидел себя.

— Сказка? — повторила медленно Лирика.

Родес кивнул.

— Серый должен быть из тьмы. Тот, кто был с самого начала времен, когда мир мейсонов только создали. О нем известно мало, кроме того, что он должен быть мифом. Как бугимен из твоего мира.

— Что — то, что рассказывают детям, чтобы отправить их спать пораньше, и чтобы они не нарушали правила? Что Серый их поймает? — спросила Лирика.

В этот раз я ответил:

— Именно. Серый не должен существовать, — я посмотрел на свои ладони, на них все еще была кровь. Я покачал головой. — Он настоящий, — я посмотрел на Лирику, ее большие глаза. — Да. Настоящий. И он забрал меня. Я не знаю, что это означает. Я не знаю, сколько раз он так делал. Я думал, это был Лор. Это все время был Серый. Я думал, это закончилось. Я думал, то, что пытался со мной делать Лор, забирая мою магию, прекратилось. Я думал, все. Но нет. Это оказался Серый. И это он проклял меня.

— Мне нужно, чтобы ты объяснил, что за проклятие, — голос Лирики был деревянным. Ее тон указывал, что она слышала о проклятии раньше. Может, другие говорили.

Это не беспокоило меня. Я был королем. Все говорили обо мне. Так было, когда я был принцем, теперь было больше. Мне просто нужно было привыкнуть. Я не хотел, чтобы она слышала все от других. Я хотел, чтобы она слышала правду от меня. Но это было не важно, да? Потому что она не была моей. Мне нужно было понять это.

Она не могла быть моей, если я ничего не чувствовал к ней. Эмоции бушевали во мне, путая и раздражая меня. Казалось, когти впивались в мою плоть изнутри. Хотелось знать больше, но другие эмоции отгоняли это, пытались скрыться от всего.

В этом не было смысла. Я не мог разобраться, значит, не был собой полностью. Это беспокоило меня. Потому что, если я не был собой, когда дело касалось Лирики, кем я был для других?

Какие еще силы были у Серого?

Чем еще он управлял?

Нам нужно было выяснить это. И снять проклятие. Потому что я не хотел, чтобы кто — то управлял моей судьбой. Мир уже пытался управлять моим будущим. Я не хотел позволять кому — то еще пытаться делать то же самое.

— Серый проклял меня, и проклятие нужно снять, хотя я не знаю, как.

— Что за проклятие? — никто не говорил, когда сказала Лирика. Они все знали ответ, но мне нужно было сказать это. Я не двигался. Не протянул к ней руку. Отчасти хотелось, но другая часть отогнала эту мысль. Потому что она все — таки не была моей. Я не любил ее.

— У меня никогда не будет половинки. Я буду вечно идти во тьме. Я не смогу любить половинку так, как должен. Так что не важно, какой будет моя судьба, я никогда не буду ее любить.

«Я никогда не буду любить тебя».

Я не сказал это вслух. Все же я уже говорил ей это в лицо. И тогда меня забрал Серый.

Я был козлом.

— Ладно, — мягко сказала Лирика. — Допустим. Если он проклял тебя так, он добавил еще проклятия?

Она была такой сильной. Сильной. Она постоянно удивляла меня. Она отогнала то, что я не полюблю ее, не буду ее, и перешла к важным проблемам. Не важно, что она чувствовала ко мне. Не важно, что мифическое притяжение вело ее ко мне, и она не управляла этим. Не важно, что она разобьется внутри, когда все будет сказано и сделано, и я останусь пустым.

Она отогнала это все и переживала за других. И, может, это был хороший защитный механизм. Я не хотел бы такое чувствовать.