Из истории Боспора

В своем объяснительном словаре к десяти аттическим ораторам Гарпократион, имея в виду то место из Эсхина, разбором которого нам предстоит еще заняться, пишет под словом : «Эсхин в речи против Ктесифонта говорит: „Нимфей на Понте“. Кратер в 9-й книге „Декретов“ говорит, что Нимфей платил афинянам талант». Не входя в обсуждение вопросов, связанных с Кратера [58] , должно сказать, что ссылка на него у Гарпократиона так коротка, или, лучше сказать, так последним сокращена, что сделать из нее какие-либо вполне надежные выводы вряд ли возможно. Это тем более досадно, что сборник Кратера содержал, в первую очередь, полные тексты афинских декретов, отражавших наиболее важные моменты внешней и внутренней истории Афин V в. Гарпократион взял соответствующий декрет из сборника и отметил из него то, что ему нужно было для пояснения термина «Нимфей». Мы не знаем, касался ли этот декрет специально Нимфея, или последний был упомянут в какой-нибудь иной связи с другими нам неизвестными сюжетами. Мы не знаем, имеется ли в виду в декрете боспорский Нимфей, или какой-нибудь другой Нимфей из числа известных нам Нимфеев, а может, быть и неизвестных, поскольку самое имя Нимфей по своему характеру могло быть, распространенным в греческой топонимике [59] .

58

Обстоятельная статья F. Jacoby, RE, XI, 1617 сл.

59

Из указаний, сопоставленных у Pape-Benseler, стоит отметить: Нимфей мыс и гавань в Иллирии на границе ее с Македонией, мыс на Халкидике у Афона, местность около Халкедона.

Мы не знаем, наконец, что нужно дополнять к словам Гарпократиона: «Нимфей платил талант». Талант чего? Фороса или каких-либо иных взносов? Лично я склоняюсь к мысли, что Кратер имел в виду боспорский Нимфей, а как представляется мне вероятным расшифровать слова: «платил талант», скажу позже, в связи с разбором свидетельства Эсхина о Нимфее. Пока я хотел бы лишь указать на то, что и свидетельство Кратера, в передаче его Гарпократионом, все-таки, не убеждает меня в том, что Нимфей входил в состав афинского морского союза.

На этом, впрочем, не все и настаивают. Зато с давних пор в научном обиходе получило права гражданства то мнение, что афиняне в результате понтийской экспедиции Перикла прочно утвердились в боспорском Нимфее [60] .

Теперь уместно будет кратко сказать о том, что мы знаем о Нимфее. Местоположение Нимфея или Нимфеи (в античной традиции обычно , но в перипле Скилака, 68 — ) установлено прочно. Он находился в расстоянии 15 км с небольшим к югу от Пантикапея, на месте теперешнего Эльтегеня, на морском берегу [61] . Страбон (VII, 309) называет Нимфей . Когда он был основан и кем? Близость Нимфея к Пантикапею, его чисто греческое название наводят на мысль о том, что своим основанием Нимфей обязан был милетским колонистам, поселившимся в Пантикапее и прельстившимся удобной нимфейской гаванью, имевшей преимущество пред пантикапейской в том отношении, что, в то время как последняя в зимнее время замерзает, море в южной части пролива или замерзает ненадолго, или иногда и вовсе не замерзает. В общем, на Нимфей приходится смотреть как бы на филиал Пантикапея, достигший, однако, самостоятельного значения и ставший полисом уже при Археанактидах или, в крайнем случае, при одном из двух первых Спартокидов. Это доказывается тем, что сохранились нимфейские серебряные монеты, относимые к концу V — началу IV в. до н. э. [62] , нимфейская надгробная надпись, по характеру письма могущая принадлежать второй половине V в. [63] За это же говорят и наблюдения над нимфейским некрополем: некоторые из погребений его могут быть относимы ко второй половине V в. [64] От IV в. дошло с десяток нимфейских надгробных надписей [65] , от III в. фрагментированный список имен с отчествами нимфейских граждан, среди которых попадаются имена туземные. В делосской посвятительной надписи около 100 г. до н. э. (SIG³, 1126) упоминаются два «нимфаита», т. е. нимфейских гражданина, попавшие на Делос в качестве купцов или капитанов судов. В 65 г. до н. э. Нимфей наряду с Фанагорией, Феодосией, Херсонесом и другими городами отпал от Мифрадата, но чрез два года, когда последний вернулся в Пантикапей, должен был признать его власть (App., Mithr., 108). Хотя Плиний (N. H., IV, 86) говорит о Нимфее как о «бывшем» городе, но это показание опровергается дошедшими до нас от императорской эпохи как нимфейскими надгробными надписями, так и открытыми в нем погребениями [66] . Вот все наши источники о Нимфее.

60

Не ставя целью исчерпать литературу предмета, приведу следующие указания. Grote, Gesch. Griechenlands², VI, 723: Нимфей находился под афинской властью. Duncker, 544: Нимфей принадлежал афинянам. Busolt, Griech. Gesch., III, 587: «Нимфей перешел во владение афинян». Ed. Meyer, V, 78: «Нимфей со времени Понтийской экспедиции Перикла стал аттическим владением… по-видимому, там находился и аттический гарнизон». Brandis, BE, III, 761: Нимфей — аттическое владение. Minns, Scythians and Greeks, 561: Нимфей был основан афинянами (в связи с понтийской экспедицией) с целью обеспечить за ними боспорскую хлебную торговлю. Stern, Hermes, L, 1915, 182: Нимфей — афинское владение. U. Kahrstedt, Der Umfang des attischen Kolonialreiches, Nachr. d. Gesellschaft d. Wiss. zu G"ottingen, 1931, 163: Нимфей афинская колония. Rostovtzeff. Cambr. Anc. Hist., VIII, 565: Нимфей — афинская клерухия.

61

Шкорпил, Нимфея и первый «список нимфейских граждан», Зап. Одесск. общ., XX, 1897, 16 сл.

62

А.Л. Бертье-Делагард, Нум. сборн., II, 45; Minns, табл. IX, 89.

63

ИАК, 10, 52, 47: ‘’; и имя и отчество засвидетельствованы в греческой ономатологии впервые; едва ли они греческие. В Нимфее же, в одной из гробниц, найдена надпись (ИАК, 10, 25, 20) того же времени, если не раньше: ‘[]. Надпись, посвятительная (дат. падеж!). Латышев склонен усматривать в ней посвящение Гармодию тиранноубийце; в таком случае она поставлена одним из афинян, проживавших в Нимфее.

64

Rostowzew, Skythien und der Bosporus, 149, 230, 291. Нимфейский некрополь только пробовали исследовать. Все же и случайные исследования еще позволили Ростовцеву сделать такое наблюдение: в некрополе имеется большое число таких курганных погребений, которые по найденным в них вещам не могут считаться греческими, но принадлежат соседним скифам, так что, очевидно, население Нимфея было смешанное. В общем нимфейский некрополь напоминает пантикапейский.

65

IPE, II, 248; IV, 287, 325, 343, 301, 399; ИАК, 3, 44, 10; 10, 58, 59; 70, 75; 49, 73, 13.

66

Тут же Плинием называются в число «бывших» город Cythae (Китея) и Dia, что также опровергается археологическими обследованиями этих пунктов.

Теперь обратимся к разбору того единственного свидетельства, на основании которого возникло убеждение, что было такое время, когда Нимфей принадлежал афинянам. Эсхин в произнесенной им в 330 г. речи против Ктесифонта, предложившего присудить золотой венок Демосфену за услуги, оказанные последним Афинскому государству, касаясь, между прочим, предков своего политического противника, говорит следующее (171, 172): «Отцом Демосфена был Демосфен пеаниец, свободнорожденный человек… А как обстоят дела у Демосфена со стороны матери и деда с материнской стороны, об этом я скажу. Был некто Гилон керамеец. Предав врагам Нимфей, что на Понте, — государство (афинское) имело тогда эту местность, — Гилон, на основании [возбужденной против него] исангелии присужденный к смертной казни, не дождался судебного приговора и бежал из города. Он является на Боспор и получает там в дар от тираннов так называемые Сады. Там он женится на женщине богатой, клянусь Зевсом, принесшей ему много золота, но по происхождению скифянке. От него родились у нее две дочери; их он прислал сюда с большими деньгами. Одну из них он выдал — ну нее равно за кого… не хочу наживать себе многих врагов. На другой дочери, презрев государственные законы, женился Демосфен пеаниец, и от него родился Демосфен, этот обтачивающий каждое слово крючкотворец [67] . Таким образом, со стороны деда он будет врагом народа, так как вы присудили одного из предков его к смертной казни, а со Стороны матери — скиф, варвар, говорящий по-гречески» [68] .

67

Перевод последних слов взят у Нейлисова. В подлиннике .

68

В основу перевода положено editio maior Бласса 1908 г. Некоторые считают слова: «присужденный к смертной казни», вставкою. Я не вижу в этом необходимости и представляю дело так: Гилон бежал из Афин до судебного разбирательства, и суд над ним, как в свое время над Алкивиадом, состоялся заочно, причем ему был вынесен смертный, приговор. Нужно иметь в виду, что дошедшая до нас речь Эсхина против Ктесифонта подвергнута была им новой редакции после того, кате Демосфен опубликовал свою речь «О венке», и при этой редакции речь Эсхина была расширена всякого рода дополнениями. Thalheim, RE, I, 1058 сл.

Уже Плутарх (Демосфен, 4) писал: «О том же, что говорит оратор Эсхин по поводу матери Демосфена, будто она была дочерью некоего Гилона, бежавшего из Афин вследствие обвинения его в измене, и варварки, я не берусь сказать, правду ли Эсхин говорил тут, или он клевещет и лжет» [69] . Добродушный Плутарх, которого мы нередко упрекаем за недостаточно критическое отношение к своим источникам, оказался более критически настроенным к показаниям Эсхина, нежели новые ученые: они принимают показание Эсхина без всяких оговорок и возводят на нем соответствующее построение.

69

Ср. Liban. Argum. orat. Dem., 2 и в биографиях Демосфена, помещенных в схолиях к нему (текст в Scythica et Caucasica, I, 369); по мнению Шуберта, на которого ссылается Rostowzew, Skythien und der Bosporus, 111, сведения, сообщаемые в этих биографиях, попали не непосредственно из Эсхина, а чрез посредство Диилла.

Государственная измена всегда и везде считалась и считается тягчайшим преступлением, В Афинах она каралась смертью, конфискацией имущества, запрещением хоронить осужденного на родине [70] . Нечего и говорить, что это преступление налагало и налагает в моральном отношении несмываемое пятно, по крайней мере, на ближайшее потомство изменника. И случае с Гилоном, как он изложен у Эсхина, могло бы показаться несколько странным не то, что Гилону, которому было предъявлено обвинение в государственной измене, удалось бежать на Боспор до разбирательства дела [71] ; странным является то, что преступник, которому предъявлено обвинение в государственной измене, бежит на Боспор и там находит не только покровительство у представителей правящей династии, которая состояла в дружественных отношениях с Афинским государством, но и обласкан Сатиром. Гилону Сатир жалует земельное угодье, Гилон там прекрасно устраивается, обзаводится семьей и посылает затем своих дочерей устраивать их судьбу в Афины, где они и выходят замуж за афинских граждан, которые нимало не шокированы тем, что женятся на дочерях государственного изменника. Но самое удивительное — то, что Демосфен в своей ответной речи Эсхину ни словом не обмолвился о том, что Эсхин говорил о деде Демосфена как о государственном преступнике, заочно приговоренном к смертной казни за измену интересам родины. В начале речи о венке (3) Демосфен метко замечает, что все люди по своей природе вообще с удовольствием слушают, как злословят других людей, и далее говорит (9): «если бы Эсхин в своей речи говорил только по существу возбужденного им против меня процесса, то я тотчас же приступил бы к защите состоявшегося решения совета [о награждении меня венком]; но так как Эсхин расточил немало слов, распространяясь обо всем прочем [не стоящем в связи с самим делом], и при этом, по большей части, сказал обо мне одну неправду, то и я считаю необходимым и вместе с тем справедливым, прежде всего, сказать обо всем этом прочем, чтобы никто из вас под впечатлением не относящихся к делу инсинуаций не относился слишком враждебно к законным моим доводам, вытекающим из сущности взведенного на меня обвинения. Смотрите же, как просто и справедливо я отвечу на то, что Эсхин старался опорочить мою частную жизнь в своей бранной речи…: Если вы знаете и признаете меня и моих родственников за людей гораздо лучших по сравнению с Эсхином и не уступающих никому из честных граждан, то и во всем прочем не верьте Эсхину, ибо ясно, что он точно так же выдумал все это… Ты же, Эсхин, хоть и человек злонравный, тут, однако, оказался очень недальновидным, коль скоро думал, что я, оставив в стороне мою политическую деятельность, стану отвечать на твою брань. Нет, я не сделаю этого — я не настолько глуп. Напротив, я подвергну критике твою ложь и твою клевету насчет моей политической деятельности, а о твоих обильных надругательствах я вспомню потом, если судьи пожелают этого» (отчасти по переводу Нейлисова).

70

J.H. Lipsius, Das attische Recht und Rechtsverfahren, 377 сл.

71

«Критон» Платона показывает, что за деньги в Афинах можно было бежать и из тюрьмы.

Судьи ли не пожелали, или Демосфен не счел нужным вспомнить в дальнейшем изложении о «надругательствах» Эсхина, мы сказать не можем. Но как бы то ни было, упоминаний о Гилоне в речи о венке нет. Зато в начале речи против Афоба, произнесенной в 364-3 г., т. е. за 30 с лишним лет до процесса Ктесифонта, Демосфен вспоминает и о Гилоне и своем отце в связи с утверждением Афоба, что Гилон состоял государственным должником и что отец Демосфена этого долга не уплатил. Демосфен опровергает это и указывает, что его отец долг Гилона погасил. У Демосфена нет ни слова о государственной измене Гилона, о его бегстве, о его заочном осуждении. Демосфен указывает лишь на то, что его дед, Гилон, состоял в числе государственных должников. Если Гилон действительно предал афинское владение на Боспоре, Нимфей, врагам, т. е. совершил государственную измену, то нельзя допустить и мысли о том, что афиняне заменили смертную казнь Гилону наложением на него денежного штрафа. Это было бы слишком мягкое наказание за государственную измену, каравшуюся, как указано выше, очень строго. Примирить показания Демосфена и Эсхина о Гилоне вряд ли возможно. Нужно разобрать каждое из этих показаний по существу и только тогда решить, какому из них отдать предпочтение.

Начнем с Эсхина. Поверим, что Гилон совершил то преступление, о котором говорит Эсхин: Гилон передал Нимфей, принадлежавший Афинскому государству, его врагам. Когда это могло произойти? По общепринятому мнению (Busolt, Gr. Gesch., III, 586; Ed. Meyer, IV, 81) — в конце Пелопоннесской войны, когда Афины, в результате своего поражения при Эгос-Потамах, лишились своего флота, после чего и оказались не в состоянии удерживать в своих руках далекое владение на Боспоре. Гилон, говорит Эсхин, предал Нимфей врагам. Этими врагами афинян были во время Пелопоннесской войны лакедемоняне и их союзники. Однако мы ничего не слышим о том, что лакедемонский флот крейсировал тогда на Черном море, да это и само по себе невероятно [72] .

72

Исократ в «Банкирской речи», написанной в 394–391 гг., упоминает (36), что в то время лакедемоняне действительно властвовали над морем, но вряд ли и тут под последним нужно разуметь Черное море.

Если под «врагами» разуметь лакедемонян нельзя, то кто же эти враги? Тут приходит на помощь схолиаст одной из лавренцианских рукописей Эсхина, дающий такое пояснение: «Нимфей — место города на Понте; им владели афиняне, и его афинянин Гилон предал боспорским тираннам». Вот кто оказался врагами афинян: Боспорские тиранны, т. е. правивший в ту пору, когда измена Гилона имела место, Сатир, тот самый Сатир, с которым, как свидетельствуют наши источники, Афины поддерживали дружественные отношения. Думается, едва ли стоит тратить много слов на то, чтобы доказывать вздорность толкования схолиаста? Скорее нужно удивляться тому, что новые ученые приняли это толкование и продолжают ему верить. И лишь у Fluss’a (RE, II А, 225) я встретил следы скептического отношения к толкованию схолиаста, хотя и Fluss не может отказаться от той мысли, что Гилон был афинский «комендант» Нимфея. «Он оставил вверенный ему пост и передал защиту его стоявшему в Нимфее афинскому гарнизону». Но нужно выяснить, когда и зачем послан был в Нимфей афинянами гарнизон под командою Гилона. Проще всего было бы думать, что Нимфей был афинскою клерухиею [73] . Но и тогда дело выходит не совеем гладко. В V в. афиняне основывали клерухии преимущественно для обеспечения своей власти над городами, входившими в морской союз, а также для облегчения положения беднейших граждан путем предоставления им земельных участков в клерухиях. Известные нам афинские клерухии концентрируются все в бассейне Эгейского и Фракийского морей; спрашивается, что могло побудить афинян отправить клерухов в отдаленный Боспор, который был связан с Афинами, как и Афины были связаны с Боспором, исключительно экономическими, торговыми отношениями? В сферу афинского империализма Боспор, как и вообще северное Причерноморье, не входил. Да и каким путем Нимфей мог бы быть оккупирован Афинами? Насильственно или с согласия боспорского правительства?

73

Об афинских клерухиях Ф.Ф. Соколов, Труды, 411 сл.

Обратимся снова к Эсхину и послушаем, в каких выражениях говорит он об афинском обладании Нимфеем. Гилон, , , … и . д. Слова в окружающем их контексте производят впечатление пояснительной вставки. Эсхин как бы желает пояснить своим слушателям и читателям тяжесть измены Гилона: Гилон предал врагам Нимфей, несмотря на то, что тогда Афины имели (в своих руках) эту местность. Я вовсе не хочу сказать, что фраза, облеченная в genetivus absolutus, — интерполяция; эту фразу читал уже схолиаст, точнее его источник, который приводит ее дословно, лишь заменяя посредством ’ . Но была ли эта фраза сказана Эсхином на судебном процессе, или она прибавлена была оратором при подготовке своей речи к опубликованию, — на этот вопрос я не могу дать определенного ответа за неимением внешних данных; внутренний же голос подсказывает мне, что фраза эта прибавлена была Эсхином при обработке своей речи для опубликования широкому кругу читателей. Едва ли была, нужда афинским судьям, разбиравшим процесс Ктесифонта, пояснять, что Нимфей некогда принадлежал афинянам, если он им действительно принадлежал, хотя с тех пор и много воды утекло. Но не забудем, что процесс Ктесифонта был политический процесс, на котором столкнулись интересы тогдашних политических партий в Афинах, македонской и антимакедонской; что Демосфен долгое время был очень крупною фигурой в Афинах; что поэтому не только его прошлое, но и прошлое его ближайших предков должно было быть более или менее известно афинской публике. Иное дело — читатели речи Эсхина: им нужно было подчеркнуть, какую ошибку сделали афиняне, присудив венок Демосфену, тому Демосфену, дед которого совершил государственную измену, предав врагам принадлежавший Афинам Нимфей. И неужели, если бы дело было так, Эсхин, превосходный оратор, опытный политический борец, не нашел бы для указания на то, что Нимфей был афинскою клерухиею, более определенного выражения, чем довольно-таки бесцветный оборот: ? [74]

74

Kahrstedt, ук. с., сославшись на Эсхина и его схолиаста, замечает: «Die Athener den Ort. Was das bedeutet, zeigt Latyschew IPE, IV, 205, wo athenische Familien noch sp"ater dort leben» (Kahrsted ссылается на упомянутый список III в. до н. э. нимфейских граждан). Категорическое утверждение Карштедта заставило меня сличить имена, встречающиеся в списке, с афинскими именами, зарегистрированными у Kirchner, Prosopographia attica, у Sendwall в Beitr"age к ней и у Bechtel, Griech. hist. Personennamen. Вот результаты: ни в одном случае совпадений имен с отчествами их в списке и имен с отчествами их в аттической просопографии не оказывается. Из 60 имен, названных в списке, 47 зарегистрированы и в аттической просопографии. Но в число этих имен такие имена, как: Антифонт, Дионисий, Феофил, Гераклид Гиппомах, Кратипп, Аполлоний, и им подобные можно, пожалуй, найти в любом греческом городе. Таким образом проживание афинских клерухов в Нимфее в III в. висит в воздухе.

Упоминание Эсхина о государственной измене Гилона понадобилось Эсхину для того, чтобы очернить своего политического противника со стороны его происхождения. Но этим Эсхин не ограничился.

Отец Демосфена, говорит Эсхин, женился на дочери Гилона, презрев законы государства. Тут под ногами Эсхина, нужно сказать, более твердая почва. При восстановлении демократии в Афинах и при общей ревизии законов в 403-2 г. был, по предложению Аристофонта, восстановлен пришедший в забвение закон, по которому афинским гражданином считался только тот, кто происходил ’, дети же, родившиеся от матери, не бывшей афинской гражданкой, считались и не могли быть заносимы в списки фратрий. По предложению, внесенному Никоменом, никто после года Евклида архонта не должен был пользоваться гражданскими правами, если он не мог доказать свое происхождение [75] . Этот закон продолжал действовать и в последующее время, но всяком случае в ту пору, когда родился Демосфен-сын, так что последний должен был бы считаться , чего на самом деле не было. Каким образом отец Демосфена, афинский гражданин, женившийся на дочери Гилона, прижитой последним от скифянки, мог обойти упомянутый закон в отношении родившихся от этого брака детей, имевших права афинского гражданства? Ответ мы получим, сделав такое предположение: между Афинским и Боспорским государствами существовала эпигамия, наличие которой обеспечивало за женщиной одного государства, выходившей замуж за гражданина другого государства, положение в последнем законной супруги, а детям, родившимся от такого брака, предоставляло все гражданские и фамильные права. Если мое предположение имеет право на внимание, то из него вытекают некоторые выводы и касательно «измены» Гилона. Вряд ли за государственным изменником, осужденным на смертную казнь, но скрывшимся, были бы сохранены права афинского гражданства; его во всяком случае должна была бы постигнуть атимия. Гилон же, бежавший на Боспор, проживая там, по-видимому, продолжал числиться афинским гражданином; как таковой, он женился на «скифянке», принадлежавшей, надо полагать, к числу зажиточной туземной знати, рано уже с греческим населением Боспора слившейся и обэллинизовавшейся [76] .

75

Busolt-Swoboda, Gr. Staatskunde, 941.

76

На это указывает и имя дочери Гилона, бабки Демосфона — Клеобула. Биограф Демосфена Зосим Аскалонский предполагал, что Клеобула «тайно была отправлена» Гилоном в Афины. Вздорная догадка.