Из истории культуры древней Руси

, т. е. весь материал стоил 100 гривен, а исключительная по тонкости работа оценивалась довольно высоко — в 40 гривен [39] .

Крест XIII–XIV вв. из Загорска имеет подпись мастера-владельца:

[40] . Семен; вероятно, и сам был причастен к ювелирному делу, судя по его прозвищу «Золотило».

Подписи трех мастеров есть на кованом медном ларце, хранящемся в Кракове. Ларец украшен гравированными изображениями разных святых и сценами из жития Кузьмы и Демьяна. Дата — XIV в.; место изготовления, возможно, Новгород. В палеографическом отношении интересно частое применение лигатур. На крышке ларца подписи:

39

Алексеев Л.В. Лазарь Богша — мастер-ювелир XII в. — СА, 1947, № 3.

40

Николаева Т.В.

Указ. соч., с. 110.

.

Кузнец, художник-гравер и чеканщик надписей увенчали красивый ларец своими именами [41] .

К тому же времени, к XIV в., относится интересное надгробие кузнеца Саввы Тарасина, найденное на западной окраине Новгородской земли в с. Войносолове [42] .

Этот раздел можно закончить надписью мастера шиферных пряслиц, токаря по камню из Любеча. Трогательной интимностью веет от надписи на крошечном детском пряслице:

, т. е. «Иванко сделал это тебе, единственная дочь». Пряслице стратиграфически датируется серединой или третьей четвертью XI в., когда на месте будущего княжеского замка Мономаха (1078–1096 гг.) существовали ремесленные мастерские.

41

Жолтовский П.Н. Ларец мастера Самуила. — СА, 1958, № 4, с. 209–213.

42

Седов В.В. Войносоловский крест. — СА, 1962, № 3, с. 312.

Токарь по камню оставил здесь целый ряд предметов из розового овручского шифера — жернова, точильные камни, бруски, — которые обычно делались из другого материала. Обилие овручского камня может быть, объяснено только тем, что мастер-камнерез, точивший шиферные пряслица, жил здесь, в самом Любече, работая на привозном материале. Мастер Иванко, отец единственной дочери, удостоверил это своей надписью на подарке, изготовленном им самим для дочери [43] .

На денежных слитках-гривнах XII–XIV вв. часто встречается написание имен, иногда с краткими пояснениями.

43

Рыбаков Б.А. Раскопки в Любече в 1957 г. — КСИИМК, вып. 79, М., 1960, с. 32–33.

М.П. Сотникова, специально изучавшая эти слитки, пришла к выводу, что надписи делали мастера-литейщики, переливавшие в слитки чужое серебро. Имя заказчика, владельца серебра, и надписывалось.

Можно привести несколько примеров:

Всего на слитках новгородских, черниговских и литовских 104 надписи [44] .

14. Надписи женщин, прявших пряжу. Две причины могли побудить древнерусских девушек (или тех, кто дарил им) старательно помечать метками, буквами и полными именами маленькие каменные пряслица для веретен.

44

Сотникова М.П. Серебряные платежные слитки Великого Новгорода. Автореф. канд. дис. Л., 1958, с. 9–10.

Во-первых, на «беседах», на девичьих посиделках, когда пряденье прерывалось играми и песнями, веретена могли перепутаться. Некоторые старинные игры требовали, чтобы от каждой девушки на посиделках брался какой-то приметный предмет, и, когда вынимали «счастье», нужно было сразу опознать его; пряслица с тамгой или надписью были особенно удобны для этой цели.

Во-вторых, по тем же этнографическим данным хорошо известно, что прялки и веретена являлись у славян предсвадебным подарком жениха невесте; с этим связана богатая символика орнамента на донцах прялок. В этом случае мы вправе ожидать, что надпись на пряслице сделана дарителем. К первой группе относится ряд надписей, возглавленных болгарской надписью

из Преслава [45] . Болгарская надпись, во-первых, дала нам точное наименование самого предмета «пряслень», а во-вторых, позволила исправить неверное чтение на одной русской находке: в Киеве в составе богатого княжеского клада XII–XIII вв. было найдено несколько пряслиц, надпись на одном из них читалась так:

, хотя это чтение и не давало смысла. Преславская находка помогла прочесть надпись так:

45

Миятев К. Эпиграфические материалы из Преслава. Byzantinoslavica, t. III. Praha, 1931.

. Имя Потвора может быть объяснено как «чародейка», «волшебница», может быть, это было только прозвище [46] .

На пряслицах (правильнее было бы — на прясленах) мы встречаем разные имена (Ульяна, Зоя, Ромада? и др.).

Одна надпись была сделана грамотной внучкой, чтобы отличить пряслице от других:

[47] .

На одном пряслице из Любеча написаны почерком XI в. первые девять букв русской азбуки; возможно, это было связано с какими-либо играми или гаданьями, вроде новогодних гаданий об имени жениха.

46

Рыбаков Б.А. Овручские пряслица. — Докл. и сообщ. истор. ф-та МГУ. М., 1946, с. 28.

47

Алексеев Л.В. Три пряслица с надписями из Белоруссии. — КСИИМК, вып. 57, М., 1955, с. 130. Пряслица из Витебского музея.

Вторая группа пряслиц-подарков тоже может быть начата болгарской находкой надписи

, где имя Ирины стоит в дательном падеже. Затем можно назвать пряслице из Любеча:

; другое любечское пряслице прямо указывает на подарок мужчины —

. Другие надписи

содержат мужские имена. Пряслице из Вышгорода с надписью

было, очевидно, подарком невесте [48] .

48

Известен еще ряд разных надписей, но не все они еще расшифрованы.

Надписи на пряслицах свидетельствуют о грамотности разных слоев городского населения, дают нам новые древнерусские имена и интересные для диалектологов особенности написания: отсутствия «ъ» в слове «невесточь», написание «Стипанида» через «и», замена «ъ» на «о» и наоборот, чтение

как «е».

15. Надписи на амфорах-корчагах. На двуручных корчагах X–XIII вв. для вина и масла мы встречаем множество меток, знаков, отдельных букв и надписей. Это объясняется тем, что амфоры-корчаги были торговой тарой.

Древнейшая русская надпись X в. —

— обнаружена именно на такой корчаге, положенной в погребальный курган [49] .

В надписях мы видим иногда имена (например,

), иногда обозначения количества (

) [50] , иногда пожелания полноты сосуду (

) [51] .

Находка в Пинске среди развалин дворца фрагмента корчаги с надписью

позволила связать дворец с князем Ярополком Георгиевичем, свадьба которого состоялась в Пинске весной 1192 г.

49

Авдусин Д.А., Тихомиров М.Н. Указ. соч.

50

Материалы Черниговского музея; Гуревич Ф.Д. Об окольном городе летописного Новгорода X–XIII вв. — СА, 1962, № 2, с. 243.

51

Рыбаков Б.А. Надпись киевского гончара XI в. — КСИИМК, вып. XII, 1946, с. 134–138.

В Старой Рязани обнаружена надпись на корчаге XII в.:

. По всей вероятности, «добрило» — сорт вина.

16. Надписи на серебряной утвари. Те немногие образцы роскошной пиршественной посуды, которые дошли до нас в целом виде, всегда снабжены теми или иными надписями.

Надписи иногда отмечают владельца вещи, как это было с чарой Владимира Давыдовича, на которой эпиграфическим уставом сделана круговая заздравная надпись.

На великолепной чаре восточной работы из княжеского дворца в Чернигове есть малозаметная надпись

; она едва ли обозначает владельца, а скорее купца, привезшего или подарившего эту драгоценность князю.

На серебряной чаре XII в. из Киева есть две глухих владельческих надписи: зачеркнутая —

и надписанная сверху

. Можно думать, что эта романская вещь была сначала в княжеском владении (очевидно, в роду Всеволода Ярославича), а затем оказалась в церкви Спаса на Берестове [52] .

52

Г.Ф. Корзухина построила такую цепь догадок по поводу чаши:

1. Чаша попала из Южной Италии в Венгрию.

2. Евфимия Владимировна в 1112 г. привезла ее в Киев.

3. В 1139 г. Евфимия завещала чашу церкви Спаса на Берестове.

4. В 1169 г. чашу украли из монастыря.

5. До 1240 г. чаша вместе с серебряными украшениями была зарыта как клад. (Корзухина Г.Ф. Серебряная чаша из Киева с надписями XII в. — СА, 1951, № XV).

Едва ли следует серьезно относиться к подобным построениям. Можно лишь заметить, что фигура Евфимии здесь совершенно не при чем — ведь надпись говорит о том, что чара «КЪН?Ж?», а не княгинина.