Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Как и во времена до Горбачева, после развала СССР принимается указ Президента Российской федерации от 14 января 92 г. «О защите государственных секретов Российской Федерации». Тон его отнюдь не либеральный. Предписывается всем руководящим инстанциям, от министерств и ведомств до руководителей учреждений и предприятий, до издания новых законов по обеспечению государственных секретов руководствоваться ранее принятыми нормативными актами. «Для проведения этой работы иметь в своих структурах специальные самостоятельные подразделения, а там, где объем работы по защите государственных секретов незначителен — специально назначенных работников». Правительству России предлагается рассмотреть вопрос организации защиты государственных интересов, при необходимости внести соответствующие предложения. Координацию деятельности по организации защиты государственных секретов «возложить на Министерство безопасности и внутренних дел» (Бох238-9). О либерализме нет и речи. Сразу же начинается «завинчивание гаек». При этом ориентация делается (видно по тону) не на горбачевское законодательство, а на нормативные акты предшествующего ему времени.

21 июля 1993 г. принят закон Российской федерации «О государственной тайне». В законе весьма подробно определяется понятие «государственная тайна», дается обширный перечень сведений, относящихся к этому понятию: в военной области, области экономики, науки и техники, внешней политике. Описывается порядок и организация засекречивания. В закон включаются статьи о принципах засекречивания (якобы ограничивающие произвол): Раздел III. Ст. 6. «Засекречивание сведений осуществляется в соответствии с принципами законности, обоснованности и своевременности» (Бох239). Говорится об установлении «путем экспертной оценки целесообразности засекречивания конкретных сведений», «исходя из баланса жизненно важных интересов государства, общества и граждан», о своевременности засекречивания и пр. Все это звучит вроде бы объективно (засекречивается только то, что необходимо), но дела не меняет.

И всё же ориентация на демократические принципы в какой-то степени еще сохраняется. Особый интерес с этой точки зрения представляет статья 7-я: Сведения, не подлежащие засекречиванью. «Не подлежат засекречиванию сведения: о чрезвычайных происшествиях и катастрофах, угрожающих безопасности и здоровью граждан, и их последствиях, а также о стихийных бедствиях, их официальных прогнозах и последствиях; о состоянии экологии, здравоохранения, санитарии, демографии, образования, культуры, сельского хозяйства, а также о состоянии преступности; о привилегиях, компенсациях и льготах, предоставляемых государством гражданам, должностным лицам, предприятиям, учреждениям и организациям; о фактах нарушения прав и свобод человека и гражданина; о размерах золотого запаса и государственных валютных резервах Российской Федерации; о состоянии здоровья высших должностных лиц Российской Федерации; о фактах нарушения законности органами государственной власти и их должностными лицами. Должностные лица, принявшие решение о засекречивании перечисленных сведений или о включении их в этих целях в носители сведений, составляющих государственную тайну, несут уголовную, административную или дисциплинарную ответственность в зависимости от причиненного обществу, государству и гражданам материального и морального ущерба. Граждане вправе обжаловать такое решение в суд» (Бох240). Ограничение засекречивания весьма существенное. К сожалению, оно не соблюдалось. О нем просто забыли. С самого начала.

Интересен также раздел 1У. Рассекречивание сведений и их носителей. Статья 13. Порядок рассекречивания сведений. Органы государственной власти, руководители которых наделены полномочиями по отнесению сведений к государственной тайне, обязаны периодически, но не реже, чем раз в 5 лет, пересматривать перечень сведений, подлежащих засекречиванию. Срок засекречивания сведений, содержащих государственную тайну, не должен превышать 30 лет. В исключительных случаях этот срок может быть продлен специальной комиссией. Статья 14. Порядок рассекречивания носителей сведений, составляющих государственную тайну… Этими полномочиями наделяются руководители Государственных архивов… Раздел У1. Защита государственной тайны. Статья 20. Органы защиты государственной тайны: Министерства Безопасности и Обороны, Федеральное агентство правительственной связи и информации при президенте, Служба внешней разведки, органы государственной власти, предприятия, учреждения и организации и их структурные подразделения по защите государственной тайны и др. Подпись: Ельцин (Бох239-41).

Закон опубликован лишь 21 сентября 1993 г. в «Российской газете». По сути дела он вводит строгую цензуру, как и законы советского периода о военной или государственной тайне. Знаменательно, что в 1993 г. никакой войны не было, если не считать баталий Ельцина с Верховным Советом. Видно, что структура цензурного наблюдения подробно разработана, регламентирована, предусмотрена во всех деталях, что она поручена «силовым министерствам». Во всем этом не было ничего демократичного, кроме раздела о сведениях, не подлежащих запрещению. Но раздел включен как популистско-демагогический, никто им не собирался руководствоваться, в противном случае к судебной ответственности необходимо оказалось бы привлечь всё руководство страны, на всех его ступенях, начиная с президента. А так называемые демократы приняли и этот закон как должное.

Как последний всплеск надежд и усиливавшихся опасений можно рассматривать обращение от 29 марта 1993 г. трудового коллектива Всероссийской государственной телерадиовещательной компании к зрителям и слушателям. Оно принято на собрании представителей трудового коллектива. В нем идет речь о событиях на девятом съезде народных депутатов, о том, что свобода слова, гарантируемая Конституцией и законом «О средствах массовой информации» и международными обязательствами России, «находится под угрозой». Сообщается, что 28 марта съезд принял Постановление «О мерах по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании»; которое «открывает на самом деле путь к свободе неограниченного вмешательства в профессиональную работу журналистов и редакций со стороны не только властных органов и должностных лиц, но и партий, общественных организаций…»; постановление превращает СМИ в арену жестокого политического противоборства, дестабилизирующего жизнь общества. Авторы обращения считают, что Средства Массовой Информации — общенациональное достояние; они служат обществу, а не президенту, парламенту или конституционному суду; о том, что в других странах мира существуют попечительские советы из наиболее авторитетных деятелей культуры, науки, искусства, не связанные с активной политической деятельностью и независимые от властных структур; съезд же создал наблюдательные советы с властными функциями, что ведет «к восстановлению политической цензуры и монополизации средств массовой информации». В Обращении выражается протест против таких решений, со ссылками на параграфы закона. А далее идет примечание: «Сегодняшняя действительность представляет всё новые и новые примеры посягательства на свободу слова; налицо механизмы воздействия на каналы информации, начиная от системы зависимости СМИ от властных и финансовых структур, кончая физическим устранением неуправляемых журналистов» (Бох597-98, 636). Ясно, что тиски цензуры все более ужесточаются, но об этом еще можно говорить. Вскоре начинается свара между народными депутатами и президентом. Каждая сторона пытается использовать в своих интересах печать, которая тщетно старается остаться независимой.

5 декабря 1993 г., вскоре после разгона Верховного Совета и расстрела Белого дома, Ельцын подписывает указ «О мерах по защите свободы массовой информации в Российской Федерации». Президент объявляет, что указ издан в целях защиты массовой информации. Об этом свидетельствует и название указа, и некоторые положения его. Провозглашается «Недопущение создания» (стиль текста — ПР) организаций, учреждений, органов, должностей, в задачи или функции которых входит осуществление цензуры. После этих общих слов следует сущность: на основании указа президента от 7 октября 1993 г. «О правовом регулировании в период поэтапной конституционной реформы…» постановляю: 1.Приостановить действие постановлений Съезда народных депутатов от 29 марта 1993 г. «О мерах по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании и в службах информации» и постановления Верховного Совета от 15 июля 1993 г. «О приватизации государственных издательств, издательско-полиграфических комплексов и типографий» до принятия соответствующих решений Федеральным собранием Российской Федерации. 2. Совету министров — Правительству до 10 января 1994 г. представить предложения по совершенствованию законодательства о средствах массовой информации. 3. Внести Указ на рассмотрение Федерального Собрания Российской Федерации. 4. Указ вступает в силу со дня подписания. Подпись: Ельцин. Ни о каких конкретных свободах здесь не говорилось; речь шла совсем о другом, об отмене всех постановлений, касающихся средств массовой информации, принятых разогнанным Верховным Советом (Бох241-42). Особых причин для ликования и в данном случае указ не давал.

С 1992 г. начинаются экономические преобразования периода Ельцина. Уже во времена Горбачева ощущается ориентировка на приватизацию, на отмену всеобщей государственной собственности, создание мелких и средних частных и кооперативных хозяйств, в городе и деревне. Но не происходит коренной денационализации, передачи в частные руки крупных отраслей народного хозяйства, огромных предприятий. С приходом к власти Ельцина дело меняется. Премьер министром становится молодой реформатор, «рыночник» Е. Т. Гайдар, сторонник «монетарной» системы, так называемой «чикагской школы», по убеждениям демократ. Он считает, что рыночное формирование цен, отказ от всякого регулирования их, «шоковая терапия» сами по себе приведут к установлению разумного рынка, росту благосостояния населения (пускай даже на первых порах цены поднимутся). Следует отметить удивительную безответственность так называемых демократических теоретиков, пришедших к руководству экономикой. Они и позднее считают, что, например, впустую потраченные 5 млрд. долларов!! полученного Россией транша не преступление, а просто ошибка (Б. Е. Немцов высказывал подобное мнение в связи с обвинениями в адрес С. В. Кириенко). Со всяким, дескать, может случиться (транш в данном случае — кредит, полученный Россией от Международного Валютного Фонда; он выплачивался частями, через определенные промежутки времени, в случае выполнения его условий при использовании предыдущей части. Россия эти условия нарушала. Кириенко — один из важных деятелей в проведении экономической реформы; о нем рассказывали анекдот: если В. В. Геращенко был Гераклом российской экономики, то Кириенко — ее Герасимом (напомним, что Герасим в рассказе Тургенева утопил Муму). Не говорю уже о тех политиках, кто использовал проводимые реформы для собственного обогащения, наживая баснословные капиталы. При этом следует учитывать, что Беловежские решения разрушили целостную экономическую систему страны. Она работала плохо, была мало целесообразной, но все же кое-как работала. Насильственный распад СССР разорвал хозяйственные связи, сложившиеся в течение многих десятилетий. СНГ, образованное после распада Советского Союза, так и не стало полноценным, эффективно действующим объединением.

Для понимания возникшей в 1990-е годы обстановки мы используем материалы двух зарубежных экономических публикаций, дающих, думается, серьезный анализ происходившего. Первая— статья Питера Реддуэя, профессора политологии университета Джорджа Вашингтона и Дмитрия Глинского (Васильева) — научного сотрудника того же университета. Ее название: «Настоящей помощью России был бы отказ в кредитах Ельцину». (Опубликована в газете «Лос Анджелес Таймс» 19 июля1998 г. Перепечатана в «Независимой газете» 27 июля 1998 г.). Вторая— статья Дэвида Сеттера «Три кита разрухи („Time“, где-то в конце 1998 г.; перепечатка: „Эстония-М“. 22 февраля 1999 г.).

Рассматривая события, происшедшие в России 1990-х годов, Сеттер приходит к грустным выводам. По его мнению, в начале этого периода (т. е. к завершению правления Горбачева, началу власти Ельцина) в России возникли проблески свободы, она готова была устремиться к демократическому будущему. Но последующие годы привели к полному крушению надежд: „В России же правят бал страх, нужда и преступность“. В статье подробно рассматриваются причины такого положения. Начинается с того, что построение нового государства было ориентировано на формирование группы богатых собственников, а не многочисленного среднего класса. Российские экономисты — реформаторыдоказывали, что наличие таких собственников автоматически приведет к обогащению всего общества, к созданию правового базиса. Идея, по Сеттеру, вообще сомнительная, в случае с Россией превратилась в гибельную. Страна с догматическими традициями советского периода, с деградацией социальной морали была совершенно непригодна к подобному эксперименту. Реформаторы считали введение рыночной экономики главным, чуть ли не единственным средством достижения цели и очень торопились с проведением реформ, не отказавшись по сути ни от веры в марксистские экономические авторитеты (базис определяет всё), ни от неуважения к главенству закона. Они отказались от идеи социализма во имя частной собственности, проигнорировав необходимые правовые и этические рамки процесса реформ, вечные нравственные ценности. Разрушение старой системы произошло без создания комплекса основ новой системы. Пренебрежение к закону привело к серьезным последствиям. Оказавшись у власти, сами реформаторы нарушали зaкон и смотрели сквозь пальцы на нарушения других. Те любымиспособами проникали в экономические структуры. Скорость реформ, их криминализация разрушали цели демократии. А реформаторы не обращали внимание на это, на способы обогащения, веря, что, независимо от них, новые капиталисты поведут себя как рациональные экономические деятели, думающие о благе государства и народа. На практике же годы реформ создали атмосферу полного беззакония; главным принципом стало не производство, а воровство.

Значительная часть реформаторов сама влилась в русло происходящего процесса. Она либо изменилась, переродилась, деградировала, отказавшись от прежних искренних устремлений, либо никогда не имела их, примыкая к движению из корыстных личных целей. К последним относилось большое количество прежних бюрократов, сохранивших свои посты и влияние, бывших партийных функционеров, верхушка технократов: руководители заводов, колхозов, различных предприятий. Перестройка превратилась во „вторую криминальную революцию“, где, начиная с самой-самой верхушки, всё определяла жажда власти и богатства (А. Чубайс, В. Шумейко — председатель Совета Федерации, олигархи — миллионеры и миллиардеры). На другом полюсе возникало полное разочарование всё более нищающего народа во всех демократических ценностях („дермократии“, как стали говорить многие), ностальгия по прошлому, по Сталину, СССР.