Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
Шрифт:
Из спецхрана изымается и переводится в общие фонды пользования множество книг. По распоряжению ЦК КПСС создается специальная комиссия из представителей Главлита (без него не обошлось!), Министерства культуры, Госкомиздата по пересмотру списков запрещенных книг. В январе 1987 г. она заканчивает свою работу и докладывает об этом. Главлит просит ту же комиссию продолжать свою деятельность, принять решение о переводе из особых в общие отделы произведений авторов — эмигрантов, выехавших за рубеж с 1918 по 1988 гг. «Это около 600 авторов». В их числе ряд известных писателей: Бунин, Набоков, Гумилев, Замятин, Бродский, философы Бердяев, Ходасевич, Зайцев (так в тексте- ПР). Идеологический отдел ЦК КПСС полагает возможным поддержать предложение Главлита. О результатах работы комиссии предлагается доложить к 1 января 1990 г. Решение подписано секретарями ЦК. Среди них Лигачев, Чебриков, А. Яковлев. Т. е. вопрос разбирался на самом высоком уровне.
Записка 31 декабря 1988 г. (секретно) идеологического отдела ЦК, с согласия секретарей, о пересмотре списков общих и специальных фондов библиотек и книготорговой сети. В приложении дан список книг писателей — эмигрантов на 17 листах, которые разрешается вернуть в обычные фонды. С марта 1987 по октябрь 1988
Приходится раскрывать секретные военные приказы. Совместная Записка от 1 июля 1988 г. (секретно) отдела Культуры и отдела Науки и учебных заведений, с согласия секретарей ЦК, о публикации полного текста приказа Наркомата обороны (Сталина) № 227 от 28 июля 1942 г. Там, в связи с летним отступлением советской армии летом этого года, вводился ряд жестоких мер в отношении солдат и офицеров, вплоть до расстрелов за отступление (штрафные роты и батальоны, суровые десятилетние приговоры и пр.). Секретный приказ зачитывался на фронтах, а после войны публиковался, но не полным текстом (было чего стыдится! — ПР). Решив полностью напечатать приказ, начальство пытается его оправдать: он-де учитывал характер наказаний и репрессий в немецкой армии (что за оправдание ссылка на наказания в фашистской армии? — ПР)И всё же опубликовать разрешено, хотя и в сопровождении обстоятельной редакционной статьи и комментариев, в «Военно-историческом журнале» (1988. № 8), т. е. не для широкого пользования (Бох221-22).
Без особого удовольствия, вынужденно, властным структурам приходится раскрывать архивные материалы, касающиеся в частности отношений СССР и стран народной демократии. Записка общего отдела ЦК… от 6 февраля 1991 г. Совершенно секретно. Об интересе деятелей чешской компартии к архивным документам о чехословацких событиях 1968 г. (т. е. о вторжении в Чехословакию войск Варшавского договора — ПР). В связи с запиской В. Купцова от 30 ноября 1990 г. с грифом: Совершенно секретно (Купцов в 1990–1991 гг. был членом Политбюро и секретарем КПСС) подобрано 38 документов, так как во время московского совещания левых партий к нему обратились руководители коммунистической партии Чехословакии с просьбой познакомить их с документами 1968 г. Купцов считает, что разговор об этом не праздный, что от него не уйти и раскрытие архивов по «пражской весне» неизбежно должно произойти. Но, по его мнению, будет, лучше, чтобы КПСС начал делать это сам, постепенно, начиная с относительно «безобидных“ материалов. Иначе потом будет поздно».
Главлит (Горбачев называет его «своего рода идеологическим КГБ» еще продолжает существовать, но власти, материальных средств, которых ранее не жалели, у него остается всё меньше. Функции его во многом меняются. И материальное обеспечение тоже. Из постановления Совета министров от 5 октября 1988 г. Не для печати. О переводе Главлита на хозрасчет, хотя бы частичный. Подпись: Рыжков (Бох222-23). Постановление Совета Министров от 24 августа 1990 г. о Временном положении Главного Управления по охране государственных тайн в печати и СМУ. Упрощение процедуры контроля. Редакции и издательства посылают в Главлит по 2 контрольных экземпляра всех изданий на русском языке, рассчитанных на общесоюзную аудиторию. Об остальных речь не идет, но можно предположить, что их это не касается — ПР(Бох 229 ). В приложении к Временному положению… говорится о правах, функциях, финансировании Главлита. Сохраняется довольно много ограничений, но разрешается проводить проверку выборочно, предоставляется право отменять ее.
Сфера Главлита продолжает ограничиваться. Все чаще выражается недовольство им. 25 января 1988 г. начальник Главлита В. А. Болдырев посылает в ЦК… информационную записку о «выступлении М. Шатрова против цензуры». В ней сообщается, что на дискуссии в Центральном доме литераторов по вопросам истории драматургии Шатров выступал, в присутствии многочисленной аудитории, в том числе иностранных корреспондентов, утверждая, что официальная цензура запретила публикацию в «Литературной газете» статьи А. Ваксберга «Царица доказательств». Болдырев сообщает: Шатров говорил, что он опасается за судьбу перестройки, что «Главлит продолжает действовать, несмотря на политику гласности», и призывал писателей бороться за публикацию этой статьи. По словам Болдырева, заявление Шатрова не соответствует действительности: редакция «Литературной газеты» просто задержала печатанье статьи в связи с необходимостью ее доработки, так как в ней, «вопреки указаниям директивных органов», делается попытка реабилитации Зиновьева, Каменева, Бухарина и других. Болдырев добавляет, что заявление Шатрова вызвало «негативную для нашей страны реакцию за рубежом» и отсылает к подробному отчету о дискуссии и выступлении Шатрова во французской газете «Монд» (Бох591). Бдительность прежняя, но по поводу ее приходится оправдываться 6 июля 1989 г., в обзоре Болдыревым для ЦК КПСС материалов прессы, посвященных съезду народных депутатов, приводятся с осуждением многие выступления печати о съезде. В них «бездоказательность и неуважительность идут часто рука в руку». Болдырев явно не одобряет публикацию критических выступлений о консервативных тенденциях и ему не нравятся похвалы тенденциям прогрессивным. Отмечаются публикации «Огонька», где печатаются письма, выражающие недовольство речами на съезде писателей В. Белова и В. Распутина, но не допускается никакая критика Сахарова «или других членов так называемой московской группы»; впрочем, подобное не только в «Огоньке». О том, что иногда встречаются замаскированные выпады в адрес Горбачева. Как пример приводится юмористический рассказ Э. Медведева «Ошибка» в «Огоньке»; в нем один из персонажей говорит другому: «И запрети Горбачеву с женой ездить <…> Из-за такого примера моя Акулина везде за мной тащится» (Бох593-4).
4 апреля 1990 г. тот же Болдырев посылает записку в ЦК…, «в порядке информации»: о том, что 4 апреля (оперативность!!) на сессии Верховного Совета Эстонской ССР председатель Президиума Верховного Совета А. Ф. Рютель подробно информировал депутатов о разговоре с Горбачевым; тот говорил, что события в Эстонии идут по литовскому пути и добавлял: неужели эстонские депутаты «не могут понять, что путь этот пагубный, тупиковый?». Сообщение Рютеля, по словам Болдырева, встретило «негативную
реакцию» депутатов, расценивших этот разговор как нажим со стороны президента СССР (Бох 592).Наконец-то, почти через 75 лет создания советской власти, приступают к составлению цензурного устава — закона о печати. Он подписан 12 июня 1990 г. и опубликован в Ведомостях ВерховногоСовета СССР (N 26) за подписью Горбачева. Приведем выдержки из закона СССР о печати и других средставах массовой информации: Гл.1. Общие положения. Ст. 1. Свобода печати. Печать и другие средства массовой информации свободны. Свобода слова и свобода печати, гарантированные гражданам Конституцией СССР, означают право высказывания мнений и убеждений, поиска, выбора, получения и распространения информации и идей в любых формах, включая печать и другие средства массовой информации. Цензура массовой информации не допускается (впервые за все советское время открыто говорится о существовании цензуры и об ее уничтожении — ПР). Правда, здесь же идет речь о недопустимости злоупотреблений свободой слова. Ст. 5. «Недопустимость злоупотребления свободой слова»: в ней говорится о непозволительности использования СМУ для разглашения сведений, составляющих государственную или другую, охраняемую законом, тайну, для призыва к насильственному свержению или изменению существующего государственного и общественного строя, пропаганды войны, насилия и жестокости, расовой, национальной, религиозной исключительности или нетерпимости, распространения порнографии или иных уголовно наказуемых деяний. Запрещается использование СМУ для вмешательства в личную жизнь граждан, посягательства на их честь и достоинство. При желании этот закон можно истолковывать весьма расширительно, объявив государственной и иной тайной всё, что угодно. Но в момент создания, принятия его пафос заключался в освобождении СМУ от ограничительных мер, а не в стремлении сохранить их (Бох228-9).
Но сохранить все-таки хочется. Пускай временно, под другим названием, с привлечением общественности. За год до путча, т. е. почти в конце правления Горбачева, 24 августа 1990 г. опубликовано постановление Совета Министров СССР «Об утверждении временного положения о главном управлении по охране государственных тайн в печати и других средствах массовой информации», сокращенно ГУОТ — по сути тот же Главлит под другим названием — ПР). Положение принято в связи с утверждением Верховным Советом закона о печати 12 июня. В приложении к временному положению подробно рассматриваются функции ГОУТа, весьма обширные. В конце Приложения сообщается о том, что при ГУОТе «образуется на общественных началах совет по делам охраны государственных тайн в средствах массовой информации» (Бох230 — 32).
Более решительно проблемы преобразования или уничтожения цензуры обсуждаются в обществе. В 91 г. Инициативная группа (Ю. М. Батурин, М. А. Федотов, В. Л. Энтин) подготавливает проект закона «О средствах массовой информации». В нем значится: Статья 3. « Недопустимость цензурыЦензура массовой информации, то есть требование от редакции средства массовой информации со стороны должностных лиц государственных органов, организаций, учреждений или общественных объединений предварительно согласовывать сообщения и материалы (кроме случаев, когда должностное лицо является автором или интервюируемым), а равно наложение запрета на распространение информации, их отдельных частей — не допускается. Создание и финансирование органов, организаций и учреждений, назначение должностных лиц, в задачи или функции которых входит осуществление цензуры массовой информации, — не допускается…» (Бох 235-36). Приведенный проект, пожалуй, самый радикальный из всего, что предлагалось в период перестройки в области цензуры. Но это не закон, а всего лишь предложения из авторского проекта.
Другой проект тоже не утвержден, но он проект Кабинета Министров СССР от [14] июня 1991 г. и на нем стоит подпись премьер-министра В. Павлова (число не поставлено). Суть его такая: «Главному управлению по охране государственных тайн в печати и других средствах массовой информации (ГУОТ) продолжать выполнение задач и функций, определенных временным положением о нем, утвержденным постановлением Совета Министров СССР от 24 августа 1990 г. № 843. 2. Министерству финансов СССР продолжать финансирование ГУОТа до конца 1991 г.». Таким образом, власти все же настаивают на сохранении цензуры, а общество требует уничтожения ее. Проект не принят в связи с августовскими событиями.
В период Горбачева всё же постепенно происходят изменения в области цензурной политики, очень медленно, не густо, неохотно, но происходят. Главным образом речь идет о прошлом, отменяются прежние запреты, относящиеся к освещению давних событий. Говорить можно далеко не о всём. Для иллюстрации приведем статью С. А. Эфирова «Белые пятна: воображаемый диалог о пределах гласности» (сб. «Демократизация советского общества. Истоки, Проблемы. Решения». Серия «Шаги перестройки». Ред. проф. В. И. Купцова. М.,1989). Остановлюсь на ней подробнее, так как здесь хорошо очерчено, что разрешено и что запрещено цензурой в конце 1980-х гг. Статья написана в виде диалога автора с редактором, при участии «внутреннего цензора» (он оказывается не столь уж «внутренним»). Авторрассказывает своему приятелю, редактору, человеку «достаточно широких взглядов», что ему предложили написать статью, выбранную из нескольких тем. Редакторреагирует сразу: «Всё это не пойдет». — Почему? — спросил автор. — Ты же знаешь, — ответил редактор, — о таких вещах пока молчат. Здесь нужна санкция свыше. Вот когда она будет, тогда и напишешь. — А как же гласность? — упорствует автор. — Ведь не должно быть «закрытых тем!“ — Неужели ты это принимаешь настолько всерьез? — удивляется редактор. — Границы дозволенного расширились, но есть же пределы». Между редактором и автором начинается обсуждение причин прошлой «безгласности» и нынешних пределов гласности. Во мнениях они расходятся довольно существенно. К их спору присоединяется и воображаемый «внутренний цензор». Он, цензор образца 1988 года, не мракобес, не похож на цензоров прошлого; у него современная внешность, он смел (до определенных пределов, конечно), сторонник гласности и перестройки, в несколько даже больших дозах, чем те, которые разрешены начальством, но он не приемлет никакой «безответственности», никаких «крайностей»; пишущая братия, по его авторитетному мнению, никогда не должна терять «политического чутья», понимания того, что «нужно» и что «можно» в данный момент.