Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Выступление Суркова можно считать провозглашенной программой внутренней политики России. Провозглашением политики внешней являются в значительной степени выступления министра иностранных дел А. Лаврова. Его программная статья «Россия в глобальной политике» в какой-то степени выражение личных взглядов Лаврова, но связь их с общей концепцией Кремля, определяемой Путиным, несомненна. О статье Лаврова, об общем изменении международной ориентировке России идет речь в статье А. Пионтковского «Пакт Лаврова — Машаля» («Грани», 13.03.06. Машаль — глава делегации ХАМАСа, прибывшей в марте 06 г. на переговоры в Москву).

Пионтковский напоминает выступления Путина летом 2000 г., вскоре после избрания его президентом. Тогда Путин говорил о необходимости борьбы с мировым терроризмом, о том, что Россия находится на переднем крае этой борьбы. Он обращался к Европе и Америке с призывом понять это, присоединиться к России. То же повторял Путин после 11 сентября 2001 г, в отклике на взрыв Торгового центра в Нью-Йорке. «Американцы, мы с вами!» — заявлял он. По словам Пионтковского, примерно в тех же самых выражениях в 30-е гг. власти Советского Союза обращались к Западу, отмечая угрозу фашизма, упрекая западные страны в недооценке опасности, предлагая совместные действия. А затем последовало соглашение с гитлеровской германией. Со времени высказанных выше уверений Путина прошло четыре с половиной года и всё существенно изменилось. Статья Лаврова — отражение таких изменений, нового видения мира. В ней содержатся крайне жесткие формулировки, относящиеся к США и Европе; речь идет о том, что между этими странами и Россией существуют «разногласия столь кардинального характера, что вряд ли уместна позиция конструктивной неопределенности». Статья Лаврова и предыдущие его выступления, по Пионтковскому, многими рассматриваются как объявление новой холодной войны Западу; такая психологическая война не прекращалась и ранее, в 2001–2002 гг., что не мешало России и Западу быть военными союзниками в реальной горячей войне с «исламским экстремистским интернационалом» (выражение Путина); ныне Лавров каждой строчкой своих статей заявляет жестко и определенно: американцы, мы не с вами, мы меняем свою ориентировку в глобальном конфликте и само понимание этого конфликта: «Россия не может принимать чью-либо сторону в развязанном межнациональном конфликте глобального масштаба». Пионтковский считает, что подобные высказывания напоминают цитаты из выступления Молотова 31 октября 39 г., в которых содержатся уверения, что СССР — нейтральное государство — не намерен связывать себе руки, становясь на чью-либо сторону; в этом повороте 39 г. сказалась идейная близость «кремлевского го'рца» и его тонкошеих вождей идеологии фашизма; недаром Риббентроп говорил, что чувствовал себя в Кремле как «среди старых партийных товарищей»; те же чувства переполняли, видимо, одного из лидеров ХАМАС, Халеда Машаля, во время переговоров в Кремле: он не подписывал никаких протоколов, но демонстративные прогулки по кремлевской территории, осмотр кремлевских достопримечательностей, православных соборов, прием у патриарха всей Руси и пр. свидетельствовали, что цель визита выходила далеко за рамки изложения ему Россией позиции западного «квартета»; произошла как бы демонстрация сознательного выбора кремлевского питерцаи его толстошеих вождей; один из влиятельных думских деятелей благодушно заявил: «наше законодательство не расценивает ХАМАС как террористическую организацию», поскольку «ХАМАС не вел никакой террористической деятельности на территории РФ»; конечно, с такой точки зрения, те, кто взрывает автобусы с детьми, убивает мирных жителей, евреев, американцев, иракцев не террористы; они социально близкие российским властям «борцы с однополярным миром» (террористы — лишь чеченцы, защищающие свою землю и свой народ — ПР); похоже, что выбор сделан: всё ясно. Но Пионтковский, заканчивая статью, напоминает две простые истины: первая — хотя США и Европа сделали множество ошибок и пока проигрывают психологическую борьбу с исламским радикализмом — террористы «никакие не борцы за национальное освобождение или религиозную идею, а откровенные мерзавцы: определение „исламофашисты“ применительно к ним является вполне уместным». Второе — «как бы не неистовствовала сегодня наша антиамериканская клака», какую бы солидарность с исламскими «борцами» она ни выражала, в глазах исламофашистов Россия всегда останется частью ненавистного Запада, причем наиболее уязвимой и наиболее привлекательной для экспансии; за 39 г. неизбежно последовал 41-й; пакт Молотова — Риббентропа привел Россию на край гибели; Русский Бог, морозы, невероятное мужество и жертвенность русского народа спасли её, но заплатить за победу пришлось миллионами человеческих жизней. Пакт Лаврова — Машаля и очередной «выбор сердца» кремлевских вождей могут иметь не менее серьезные последствия; в 2000 г. Путин говорил об общей угрозе, теперь он забыл о ней: «Каким слепым и безумным кажется нескрываемое злорадство, с которым его министр <…> считает необходимым заметить европейцам, что они ''еще не осознали, что стали частью исламского мира''»; подобные высказывания, по мнению Пионтковского, напоминают, как трагифарсовое подражание, те поздравления, «которые предшественник г-на Лаврова (Молотов — ПР) передал руководителям Третьего рейха по случаю успеха доблестных германских войск — взятии Парижа».

Говорит Пионтковский и о том, что изменение отношения российских властей к террористам сказывается не только в моральном сочувствии, но и в реальной помощи им: по сведениям Пентагона русские силовикиснабжали военной информацией Садама Хусейна в начальный период войны в Ираке; 27 марта 06 г. появилось сообщение об аресте в Германии группы (в основном русских), покупавшей для Ирана материалы, которые возможно применять при изготовлении ядерного оружия (ведется следствие); нельзя поручиться, что во время переговоров с делегацией ХАМАС не были заключены какие-либо секретные соглашения: такое бывало (вспомним секретный протокол к пакту Молотова-Риббентропа).

Инструктивной лекции Суркова, о которой говорилось выше, можно противопоставить интервью А. Илларионова. Он дал его редактору радио «Эхо Москвы» Венедиктову 17 марта 06 г. и оно появилось в интернете 24 марта. Вначале рассматривается вопрос о Стабилизационном фонде. Многие полагают, что Стабилизационный фонд можно использовать для различных нужд страны, для повышения пенсий, зарплат и пр. Илларионов решительно возражает против такого использования фонда. Он считает, что всякое использование Стабилизационного фонда внутри России неизбежно ведет к инфляции. По его мнению, из фонда прежде всего следовало бы выплатить иностранные долги, избавиться от уплаты процентов на них, а затем его можно использовать для вкладов для будущего поколения (ныне сделано то, против чего возражал Илларионов: принято решение об использовании Стабилизационного фонда. ПР.25.06.08).

Затем Илларионов говорит о несостоятельности монополистической политики установления цен, в частности на энергоносители. Он приводит пример из далекого прошлого, когда Турция пыталась отрезать Европу от доступа к восточным пряностям. Ничего хорошего из этого для Турции не получилось, а Европа нашла выход, способствующий ее развитию. Аналогичная история произошла в XX веке с Саудовской Аравией, когда она попыталась установить монопольные цены на нефть. Илларионов делает вывод, что страны, проводящие монопольную политику, в конечном итоге не выигрывают от неё, а обречены на упадок и застой. К доводам Илларионова можно бы добавить ссылку на высказывания Ленина о том, что монополии — характерная особенность империализма, загнивающего капитализма, обреченного на гибель («Империализм, как высшая стадия капитализма»). Полезно вспомнить и некоторые элементарные сведения политической экономии, учения Маркса: о стоимости, цене, себестоимости, монопольных ценах и т. п.; достаточно хорошо известно, что ни к чему хорошему для монополистов, в конечном итоге, монопольные цены не приведут. Но конечный итог— дело не сегодняшнего дня; пока же почти вся нынешняя экономика России основана на монопольных ценах на газ и нефть, не только добываемые в стране, но и покупаемые у других и перепродаваемые по спекулятивным ценам. Здесь уже речь идет не столько об экономике, сколько о политике, и политике пагубной, недальновидной — ПР.

Но вернемся к Илларионову. Ему задают вопрос: закономерно ли присутствие Россия в «восьмерке» наиболее развитых держав, или ей дали там место в виде «аванса», поощрения на будущее? Илларионов отвечает так: присутствие государств в «восьмерке» определяется двумя обстоятельствами: величиной ВВП и уровнем демократии; по ВВП, экономическому производству, доходу на душу населения Россия стоит в «восьмерке» на последнем месте; но дело не только в этом; важно, что от седьмого места она отстает примерно в три раза (размер ВВП в остальных странах «восьмерки» колеблется от 28 до 40 тыс. долларов на человека в год; ВВП в России — около 10 тыс.). По словам Илларионова, по уровню развития Россия относится совсем к другому классу стран, чем остальные члены «восьмерки»; в начале 90-х гг. намечалась тенденция приближения России к уровню остальных; под эту тенденцию она и получила «аванс»; но позднее такая тенденция исчезла; остается, правда, более высокий темп развития, но он тоже в последние годы снижается; высокий темп развития объясняется исключительно выгодной для России внешнеэкономической конъюнктурой (она получает доход от нефтепродуктов, а остальные члены «восьмерки» за них платят); доход России в сравнении с остальными — мнимый; реальный у них постоянно увеличивается примерно на 2.2 % в год, а у России он понижается на 1.5 %; уровень инфляции за год у них около 2 %, а у России на протяжении пяти-шести лет — примерно около 15 %; получается практически разница почти на порядок. Это экономика.

Со второй составляющей, демократией и политическими свободами, по словам Илларионова, дело обстоит еще хуже, значительно хуже. Между Россией и остальными членами «восьмерки» — кричащая разница. Остальные страны, её составляющие, пришли к политической свободе около пяти десятилетий тому назад. В России — совсем недавно. Затем остановились и начали обратное движение. В 91 г. Россия, в основном, политически свободная страна, затем около десяти лет — частично свободная. Но в последние годы она снова стала политически несвободной, особенно за последние год-два. Вопрос Венедиктова (ведущего передачу): как это определяется? Илларионов: Имеются объективные показатели, которые определяются разными общественными организациями, начиная с «Фриид Хауса». Россию относят к таким странам как Судан, Египет, Афганистан, Руанда. Россия принадлежит к иному миру, чем европейские государства. К какому же? Об этом судят по разным составляющим: степень демократичности выборов, степень свободы СМИ, независимость судов, положение оппозиции, свобода доступа её к СМИ и многое другое, что составляет индекс политических свобод (думаю, что здесь и разделение и независимость трех ветвей власти: законодательной, исполнительной, судебной; отсутствие единодержавного правления, права меньшинства, личности, индивидуума и пр. — ПР). Всё это в сумме приводит к выводу о степени политической свободы страны, дает ответ на вопрос: свободна она или нет? По степени деградации свобод за последние 15 лет Россия оказывается в число стран, входящих тоже в «восьмерку», находящуюся позади всех: Непал, Белоруссия, Таджикистан, Россия, Гамбия, Соломоновы острова, Зимбабве, Венесуэла. Венедиктов: всё таки Россия не Белоруссия. Илларионов: Мы от нее отличаемся не многим; там, действительно, темпы уменьшения политических свобод несколько большие и страна находится на более низкой ступени, чем мы; но Россия довольно быстро сокращает разрыв между нашими странами, особенно в последнее время; есть еще и другие страны, которые могут с нами соперничать по части уменьшения политических свобод: Зимбабве, Венесуэла. Венедиктов: Но в России об этом никто не знает. Илларионов: Но во всем мире знают и говорят об этом уже десять лет. Причем темпы сокращения свобод и в этих странах меньше, чем в России. Венедиктов: Многие считают, что главные задачи — избежать событий 93 г. (расстрел у Белого дома), 98 г (дефолт — заявление правительства о неспособности платить свои долги — ПР), навести порядок, а свободы немного подождут, возникнет средний класс, стабильный, свободный, и тогда свобода вновь появится. Илларионов: ликвидация политических и гражданских свобод — лучший способ ослабления страны, ликвидации стабильности, настоящей, долгосрочной. Венедиктов: сейчас в вас выстелят Южной Кореей (в ней диктатура не мешает экономическому процветанию — ПР). Илларионов: Пускай; Южная Корея со средины 80-х гг. демократическая страна, со свободой СМИ, избирательным процессом, конкуренцией разных партий; в ней не всё замечательно, как и в развитых странах, она далека от совершенства; но это демократическая страна. То же можно сказать о Тайване. В этих странах государство не национализирует частные компании, не сажает бизнесменов за решетку, не закрывает по четыре газеты за публикацию карикатур в защиту религиозной терпимости. «Если бы мы жили как в Южной Корее, об этом оставалось бы только мечтать. Потому что наша жизнь, к сожалению, не имеет отношения к южнокорейской ситуации». А имеет отношение к совсем другой, по степени и скорости ликвидации политических и гражданских свобод за последние 15 лет. Из 193 стран, по которым существует соответствующий индекс, Россия находится на 190 месте. В 90-е годы ситуация была сложной, но люди хотели оставаться в своей стране. Ныне не то. Самая главная проблема — абсолютная политическая неустойчивость, неопределенность, гигантские риски. Табуированные (запретные) темы обсуждения в СМИ. Общество становится всё более примитивным. Совсем не обсуждаются вопросы, важные для страны. По сути — идет возвращение в советское время. Страна становится слабее, неустойчивее. И государство — тоже. К этому ведет достаточно убедительно опыт всех стран, которые шли по пути ликвидации политических свобод.

Во время второго срока правления Путина, Россия стала, по словам Илларионова, по скорости деградации свободы одной из первых стран в мире. Особенно зримо движение деградации происходит в сфере свободы слова, средств массовой информации (СМИ). В последних, по сути дела, почти совсем не осталось значимых, хорошо известных тележурналистов. Их либо уволили, либо они вынуждены были подать заявления об уходе. Не появляется более в телеэфире Евг. Киселев, бывший главный редактор НТВ. Не видно на экране Светланы Сорокиной. Куда-то пропала Татьяна Миткова. Уволили Парфенова. На ладан дышит RENTV, пожалуй, единственная телепрограмма, сохранившая остатки независимости. Меняется руководство газеты «Коммерсант». Она совершала ряд оплошностей, за что бывала наказана. В частности газета получила предостережение за публикацию интервью с Мосхадовым. Будущие издатели газеты, по слухам, близкие Кремлю люди. Все телеканалы, давая информацию, сообщают одно и то же. Как будто бы уже вновь введен иронически предложенный И. А. Крыловым проект о введении в России единомыслия. На некоторых фактах цензурной политики властей в последнее время я остановлюсь подробнее.

Прежде всего на увольнении Парфенова с НТВ. Парфенов — давний сотрудник канала, не ушедший с него после встречи работников НТВ с Путиным. Его программы имели самый высокий рейтинг, приносили каналу самый большой доход (плата за объявления. Передачи Парфенова «Страна и мир», «Российская империя» перестали выходить за год до его увольнения. Но оставалась программа «Намедни», в высшей степени популярная, определявшая лицо канала. Поводом прекращения его и увольнения Парфенова послужили подготовленные им сообщения о выходе книги Трегубовой (о ней шла речь ранее) и интервью с вдовой чеченского деятеля Яндарбиева, жившего в последние годы перед смертью в Катаре и убитого, судя по всему, советскими агентами-террористами (его дело рассматривал суд Катара и признал подозреваемых агентов виновными). Кстати, в интервью вдова ничего особенно крамольного не говорила и Россию прямо не обвиняла (суди их Бог!). В публикации «Выйти замуж за Яндарбиева», опубликованной в газете «Коммерсант» и переданной по радио «Свобода», рассказывалось о статье Парфенова, послужившей причиной увольнения. Её, как и заметку о книге Трегубовой, запретил заместитель генерального директора НТВ Н. Синкевич «по просьбе российских спецслужб». Это было еще одним проявлением всё усиливающейся цензуры. В интервью Е. Афанасьевой и О. Бычковой на радио «Эхо Москвы» по поводу увольнения Парфенова отмечалось, что «цензура все чаще присутствует на отечественном телевиденье, это факт», «И не только в программе Парфенова <…> но и в других передачах, других программах». В интервью говорилось о том, что «Цензура появилась, и совершенно не в том виде работают многие каналы, как работали они несколько лет назад», об «абсолютно причесанных информационных программах государственных каналов».

На увольнение Парфенова откликнулись многие журналисты. Генеральный секретарь Союза журналистов И. Яковенко отмечал, что увольнение Парфенова — знаковая вещь, пример одного порядка с закрытием НТВ, ТВС, убийством Холодова и других журналистов. По его словам, лучшего тележурналиста страны уволили по политическим мотивам, власть не в состоянии терпеть даже малейшее инакомыслие; она уничтожает на федеральных телеканалах последние отдушины для свободной мысли; увольнение Парфенова — новая веха в движении страны в сторону от демократии и прогресса. Президент фонда защиты гласности А. Симонов считает, что от Парфенова избавились, так как он яркий журналист, выделяющийся на фоне «всеобщего молчаливого согласия на всё». Хакамада расценила увольнение Парфенова как «тревожное событие», свидетельствующее, что СМИ сейчас «не свободны, а манипулируемы, а информация превращается в пропаганду». Кратко и решительно на увольнение отреагировала Миткова: после увольнения Парфенова канал прекратит свое существования: «канал бабахнулся». В. Познер сообщил, что он глубоко огорчен увольнением Парфенова: оно — серьезная потеря для русского телевиденья, в какой-то степени невосполнимая; если это тенденция, то вряд ли можно с каким-то оптимизмом говорить о состоянии СМИ в нашей стране. Сам Парфенов заявлял, что работал на НТВ пока было хоть как-то можно.

В связи с увольнением Парфенова затрагивались и другие факты давления на журналистику. В. Бабуринрассказал о митинге, где опять пострадали журналисты НТВ (речь идет о митинге сторонников КПРФ и «Яблока» у здании Госдумы, разогнанного полицией — ПР). В несанкционированном митинге журналисты не участвовали, не они организовали митинг; они только снимали его, что не запрещено, а им досталось. Возникает спор между Бабуриным и Познером. Познер: снимать не запрещено, но журналисты были среди митингующих, и когда тех стали разгонять, попало и журналистам, я не оправдываю такого разгона, но все же это отдельное дело; полиция иногда бывает слишком резкой, и не только в нашей стране. Бабурин: закон предусматривает ответственность за нарушение профессиональной деятельности, а они именно ею занимались. Куда же нам обращаться? Познер: в суд. И публично.